В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина - Страница 34

– Уф, – единственное, что могу выдавить из себя.

Ксюша вытирает губы и встаёт. Целовать. Хочу целовать. Она не сопротивляется, отдает свой рот в мои зубы. Я бы ее сожрал. Прямо сейчас. Но держусь за остатки реальности, пока не накрыло окончательно. Уже близко.

– Тебе надо поесть, – останавливает меня. Упираюсь лбом в её и прикрываю глаза. Да, надо и поесть, и помыться.

– Сначала душ.

Под холодной водой становится немножко легче. Я понимаю, что мы в квартире у Азамата, но не помню, как приехали сюда. И где он сам?

Ксюша на кухне гремит тарелками, а у меня щелкает голова от громкого звука.

– Тормози, – сажусь за стол. Пахнет вкусно. Суп какой-то, выглядит съедобно. – Голова раскалывается.

Понятливая девочка у меня. Садится рядом, смотрит в окно. Взгляд грустный, не нравится это мне. Хотя почему она должна веселиться? Её чуть не грохнули недавно.

– Азамат когда уехал?

– Наверное, полтора-два часа назад, – отвечает тихо.

Надо позвонить ему, я вообще половину из последних дней не помню. А это всегда значит, что я натворил какое-то дерьмо.

– Пойдем, – встаю из-за стола.

– Куда?

– В комнату.

– Убрать надо сначала, – поднимается.

– Забей. Сначала полежим.

Хочет возразить, но я беру ее за руку и тащу в комнату. Душно, надо окно открыть. Ксюша будто чувствует, сама тянется к форточке. Ложимся, она почему-то не двигается ближе.

– Иди сюда, – закидываю руку ей за голову и она ложится мне на плечо. Хорошо. Успокаивает.

– Ты убил того мужчину, – говорит через время.

– Заслуженно.

Я не просто его забил. Я отрезал ему голову и отправил к Кабирову в подвал. Это я помню. Но Ксюше знать такое не обязательно.

– Ты был жестоким.

– Я всегда такой.

– Почему?

Вздыхаю. Ненавижу эти разговоры. Потому что причин стать отморозком – вагон и маленькая тележка.

– Это помогало выживать.

Ксюша молчит. Ей наверняка интересно знать хоть что-то обо мне. Я это понимаю. Но ничего хорошего о себе не расскажу.

– Мы с Азаматом жили через забор, родители наши общались. Его отец пил, прямо сильно, белку ловил. И один раз допился до того, что начал бросаться на семью с топором. Мы возвращались домой с гулянки и услышали крики.

Закрываю глаза. Как будто и не прошло стольких лет.

– Тогда отец Азамата успел зарубить его мать, а сестра младшая пряталась по углам. Моя мать её закрывала собой, пыталась вразумить этого. Она прибежала на крики. Но не получилось. Искандер бы и Айгуль достал всё-таки, но мы тогда уже забежали в дом. И я успел свернуть ему шею, когда он замахнулся на девчонку. Сзади подбежал и как-то… Просто сделал это, не думал. Азамат в тот вечер потерял родителей, а я мать.

– Он убил топором и твою маму? – Ксюша поднимает голову.

– Да, в шею попал, в артерию. И всё. Кровищи было, пиздец. Столько даже в кино не показывают. Потом милиция приехала, меня забрали. Получил первый срок.

– Сколько тебе лет было?

– Почти шестнадцать. Приехал в колонию в свой день рождения. Ну и всё. Так и пошло, поехало.

– А Азамат и сестра его? – садится по-турецки.

– Отец мой забрал их. Денег не было, отцу зарплату не выплачивали месяцами. Когда жрать совсем нечего было, Азамат воровать пошел. И попался почти сразу. В городе стащил деньги у мента по гражданке. И тоже по этапу пошел. Отец, мой младший брат и Айгуль, через год погибли в аварии, ехали с соседней деревни в автобусе, а водитель уснул за рулём. И всё, тринадцать человек тогда и ушли.

Во рту привкус пепла и меди. Разочарование. И горе. Я очень любил родителей и брата. Когда думаю о них, всегда больно. Не вздохнуть.

– А потом? Ты ведь мог выйти и начать другую жизнь.

– Мог, и не мог, одновременно. Я всегда был буйным, не ломался. Когда восемнадцать исполнилось, меня в другую колонию перевели. Там успел врагов себе нажить. Вышел и начались разборки. Потом я уже не думал, что соскочить надо, водоворотом затянуло. Азамат через время вышел, морально уничтоженный. Выхаживали с Лёней его.

– Это с которым в Анапе виделись?

– Да, тоже в одном дворе мяч пинали. А потом случайно на нарах встретились. Но он вышел раньше. Жизнь свела, потом развела. Сейчас опять увиделись.

Ксюша молчит, переваривает.

– Тяжело это всё. Жалко вас и не очень, – приподнимает плечи.

– Не надо жалеть.

– Не буду.

Ложится рядом. Только засыпаю как она говорит.

– Отец мой тоже был авторитетом. Нашел меня, когда мне девятнадцать было. Сказал, случайно узнал, что я вообще существую. Увидел где-то маму и она сказала про меня. Мы два раза виделись всего, потом его убили. Приезжал мужчина, передал четки его. Лежат как память. Хотя может и выбросить надо было, не знаю.

– А мама не появлялась? – спрашиваю не открывая глаз.

– Один раз. Мы поговорили минут десять и всё, она уехала. Сказала, что у нее семья, дети ещё родились. И раз мне дали квартиру, то вроде как я устроилась. Помогать не надо. Она как-то так выразилась.

Ну да, устроилась. А до этого столько лет в аду жила. Прекрасная мамаша. Не хочу спрашивать про ее деда именитого. Иначе поеду их гасить всех.

– Какое погоняло у отца было, знаешь?

– Кот, – ухмыляется. – От фамилии Котов.

Открываю глаза. Смотрю в потолок, щурюсь, пока зрение в норму не приходит. Котовская группировка пыталась отжать Котелково несколько раз. И оба безуспешно. И когда они налетели второй раз, я сам вышиб Коту мозги.

Жизнь, ну какая же ты сука.

Глава 43. Батырхан

Молчу. Не знаю, что сказать. И надо ли вообще что-то говорить?

Кот был такой же отморозок, как и мы. Ни лучше, ни хуже. Они в тот налет положили восемь мужиков моих. Мы дали ответку. Всё по правилам.

– Ты знал его?

Набираю полную грудь воздуха, медленно выдыхаю. У меня колет бок, который всё никак не заживёт. Может лучше было подохнуть всё-таки?

Не хочу врать ей, и так дерьма натерпелась от меня. Но правда эта тоже хреновая.

– Я убил его, – отвечаю спокойно.

Ксюша молчит, чувствую, смотрит на меня. Левую щеку печёт от такого пристального внимания.

– Зачем? – в голосе сталь.

– Его группировка хотела отжать мой объект. Они убили моих ребят. А я в ответ сделал то же самое.

– Понятно, – шепчет.

И всё? Даже по морде не даст? Я бы стерпел.

– Он говорил, что сейчас они вернут свой бизнес и всё пойдёт в гору, – садится.

Было только мое, всегда. Котелково принадлежит мне лет десять. До этого наркоманы сами возились в этом гадюшнике. Никакой крыши, никаких порядков. А под нами всё стало по-другому для них.

– Это принадлежало мне, Ксюша. И больше никому. Грызня за сочные куски всегда была и будет. Мне жаль, что я грохнул твоего отца, но не жаль, что завалил Кота.

Она вздыхает и обнимает себя за колени. Ей больно, я это вижу. Но всё случилось вот так, к сожалению. Или нет.

– Он мог и тебя убить?

– И Азамата, в том числе. Тогда сильный замес был, мы чудом остались живы.

По правде говоря, они пытали Азамата. Вырубили его, а потом мурыжили в подвале. Шрамы, которые она видела на его спине – оставил Кот.

– Я не хочу жить такой жизнью, Батыр.

– Знаю.

Молчим.

– Хочешь уйти?

– Хочу, чтобы ты стал нормальным. Без криминала своего, – сводит брови. И взгляд такой, умоляющий.

– Так не получится.

– Почему?

– Потому что я не вчера в это болото зашёл, Ксюша. Мне от крови никогда не отмыться. Даже если уйти в сторону, всегда найдется желающий отомстить и перо по самые гланды вставить.

Вздыхает, закрывает лицо руками. Опять плачет и опять из-за меня. Тяну Ксюшу к себе, прижимаю к груди. Голова раскалывается, но плевать. Девочка моя боится и от этого хочется свернуть себе шею.

– Не надо, – вытираю слезы ладонью. – Что-нибудь придумаю. Всё будет в ажуре, сладкая.

– Не будет, Батыр. Тебя или убьют, или посадят. А может и нас вместе прикопают. Для вас же человеческая жизнь ничего не стоит.