В объятиях его жестокости (СИ) - Северова Нина - Страница 19

– Под кровать, – толкаю Ксюшу с дивана и накрываю её собой. Она визжит, когда палят по окнам. – Давай, заползай дальше, – помогаю ей спрятаться.

– А ты? – глаза полные слёз. Я знаю, что страшно, сладкая.

– А я пойду туда, не ссы. Всё нормалды будет, – отодвигаюсь, но Ксюша хватает меня за руку.

– Батыр, не надо. Ты же… – не договаривает.

– Не сегодня. Не выходи, пока не скажу. Всё, отпускай, – ползу к двери, а эти продолжают стрелять. На ходу достаю из джинсов пистолет, смотрю, полный магазин.

Встать и выйти – это сразу смерть. Ползти тоже не вариант. Надо проверить Асылжана, живой ли вообще. Дрых на диване, где самый замес. Жду, когда стрельба утихнет и поднимаюсь на корточки.

– Асылжан, – зову.

– Да здесь я, блядь, – выглядываю из-за дверного проема, он сидит за диваном, придерживает раненое плечо. Дерьмо. Ну хоть не жмурик.

– Кто?

– Не знаю, не видел.

Дверь открывается, Юра вальяжно заходит. Не понял.

– Юра, дорогой, какого гребаного черта ты устроил? – встаю. Бешенство разливается по телу, убью голыми руками.

– Спроси у брата своего, – кивает на Асылжана.

– Чё? – Асылжан морщится от боли. Светлая футболка в крови, зашивать придется, наверное.

– Юра, объясни за предъяву. Здесь моя женщина, ты чуть не угробил нас, это, во-первых. А во-вторых, мы с тобой вроде не в рамсах, чтобы вот так решать вопросы, – голову клинит.

Юра смотрит с прищуром. Одет в светлый льняной костюм. Рубашка с коротким рукавом расстёгнута до живота, золотой крест блестит. Как он с этим ходит постоянно, не представляю. У Юры всё тело в татуировках. Он прямо ярый представитель бывших зэков, которые на зоне колят вот это всё. По его телу можно энциклопедию тюремных наколок писать.

– Асылжан вчера девку мою трахнул. За такое, сам знаешь, что сделается, – стряхивает со стула стекло и садится. Дверь открыта, вижу на улице орду его людей. Ну да, если что, мы вдвоём с Асылжаном не вывезем. Весь дом разворотили.

– Какую именно? Я вчера был с двумя, – друг скалится, а Юра вспыхивает. – Да и не было на ней написано, что она твоя. Не знал, что девки авторитетов по дискотекам одни ходят.

– Объясните нормально, – открываю пачку сигарет, кожа на руке горит от пистолета. – Юра, это всё равно косяк. Ты не разобрался и начал шмалить. Ответку осилишь?

– Сначала научи своего щенка хер в штанах держать и не трогать чужое, – хрипит.

Закуриваю. Ксюша здесь, нельзя ни стрельбу начинать опять, ни мокруху устраивать. Хотя так и подначивает придушить Юру голыми руками. Смотрю на Асылжана, вздыхает.

– Я пришел в кафе в конце улицы, там две тёлки дрыгались на танцполе. Одна сама подсела. Вторая через время подошла. Я спросил, хотят ли они трахаться, эти согласились. Мы ушли на пляж и всё.

– Какая первая подсела? – Юра хмурится.

– Блондинка. С татухой на пояснице. Имён не помню. Или не знаю, я вроде даже не спрашивал.

Юра смотрит в пол, поджимает губы. Идиот. То есть спалил свою девку на блядстве и пошел мочить не разобравшись.

– Они сказали, что ты силой взял, – проводит рукой по шее.

– Двоих сразу? – Асылжан усмехается.

Крест сжимает переносицу. Ситуация наитупейшая, а последствия могли быть необратимыми. Я думал, он умнее. Ну как-то… не знаю. Мудак какой-то.

– Юра, за такое я могу снять с тебя шкуру и сделать ремень. Буду носить и радоваться, что на одного придурка в мире стало чище, – затягиваюсь. Потряхивает. Ещё минута и разнесу остатки дома.

– Моя пришла ночью зарёванная. Сказала, их с сестрой мужик силой взял. Колени все разбиты, на лицо смотреть невозможно, обе как после драки. Конечно, я впрягся.

Прикрываю глаза. У Асылжана есть эта особенность, он всех своих баб лупит во время секса. Проститутки Зуба, после встречи с ним, иногда потом на работу не могут выходить, потому что синие все. Так что, если девки Юры побитые, вероятно, что это Асылжан.

– А что твоя женщина делала в таком месте, так ещё и одна? – спрашиваю.

– Танцевать ходили.

– Но не по твоим понятиям иметь такую девку, Юра. Ты че, зелёный гаврик что ли? Не мог сначала всё узнать, а потом за пушки хвататься? Получается, что ты на жизнь мою покушался ни за что. Женщину мою подверг опасности. Брата моего, – тушу сигарету о стену, – оскорбил и пулю ему всадил. Ты че? Как решать будем ситуацию?

Юра живёт старыми понятиями: арестантский кодекс и прочая лабуда. Он сильный игрок и авторитет у него крепкий, конечно, я знаю про его дела и предпочтения. У них не принято, чтобы девка была потаскухой. Это сразу на всём плохо сказывается. Могут и отшить. А тут, получается, он такую мадам держит рядом, так ещё и замес серьёзный устроил из-за нее.

– Погорячился, Батыр. Виноват, – встаёт. Асылжан хмыкает, а я хочу одному и второму снести лицо.

– Так не пойдет, – отрезаю. – В смысле погорячился? А если бы задел и грохнул?

– Оплатил бы похороны вам. Какой ответ ты хочешь услышать? Я уже сказал, что виноват. Проси, что надо тебе, сделаю.

Чеку срывает, бросаюсь на Юру. Удар, второй, харкается кровью. Его мужики сразу залетают в дом, даёт отмашку.

– Нормально всё, – держится за стол, не падает.

– Не нормально, Юра. Иди нахрен отсюда. Завтра в двенадцать встретимся в «Сказке» по моим вопросам, – толкаю его за дверь.

За такое смерть полагается. Но всегда надо думать на несколько шагов вперёд. Крест слишком важный, слишком весомый человек. За него бы не вступились, если бы узнали суть конфликта. Но сам он может помочь с моим делом, которое уже во всю в разработке у ментов соседних. Связи – такая вещь, годами нарабатывается и бережется как святыня. Потому что любое дерьмо без звонков не решается. Так что… Закрою глаза на случившееся, но теперь возьму от Юры максимально. Сам виноват.

– Надо к врачу тебя, – сажусь на корточки перед Асылжаном.

– Сам справлюсь.

– Уверен?

– Да, царапина, – встаёт. – Аптечка в тачке.

– Принесу, – выхожу на улицу, Юра уже свалил. Достаю из багажника нашу аптечку, где есть всё на случай любого ранения. – Пулю достанешь?

– Достану, вали уже, – открывает зубами бутылку водки.

Иду в комнату, где Ксюша всё ещё лежит под кроватью.

– Вылезай, – тяну руку. Она хватается и двигается ко мне. Перепуганная, заплаканная. В груди всё в узел сворачивается, что она такая. Только ведь доверилась и шугаться перестала. – Иди ко мне, – сажусь на пол, она сверху. Дрожит, за шею цепляется. – Всё хорошо, разобрались.

Ксюша всхлипывает, а я чувствую себя последним ублюдком. Прижимаю к себе, мажу губами по виску.

– Сладкая, завязывай сырость свою, – усмехаюсь, но Ксюша только сильнее плачет. Не умею я это всё. Ни поддерживать, ни успокаивать.

– Страшно было, что ты не вернёшься, – вытирает глаза рукавом футболки. Что-то внутри меня ломается.

– Здесь я, живой, как видишь. Всё нормально, – убираю волосы с лица. Ксюша кивает, но не слезает с меня. Кладет голову на плечо и я качаю её как ребенка.

Всё меняется, Батыр. Теперь ты не один. Теперь и за неё надо думать. Ответственность. Защита.

А если бы зацепило? Как бы она потом? А ты?

Впервые страшно, что могу не сберечь.

Глава 23. Ксюша

Голова раскалывается после выстрелов, аж виски пульсируют. Это было страшно. Мне казалось, я уже свое отбоялась на жизнь, а может и не одну, вперёд. Но лёжа под кроватью я волновалась не столько за себя, сколько за Батыра. Мужчины ругались, кричали. Асылжан потом зашивал себе плечо сам, мерзко вспоминать.

Мы переселились в соседний дом, тот будут восстанавливать. Владельцы ничего не сказали, наверное, из-за того, что Асылжан отдал им большой черный пакет денег. 21 век на дворе, а они деньги в пакетах передают. Слышала, что отдыхающие рядом – разъехались после стрельбы. Это и понятно, я бы тоже уже хотела уехать, но Батыр сказал, что всё нормально теперь будет. Сомневаюсь.