Вернуться затемно (СИ) - Рог Ольга - Страница 8

— Миша, — улыбнулся мелкий.

Единственный, кто всем пока рад и всем доволен. Парень счастлив, что его отец приехал. Он пытается обратить на себя внимание мужчины. Но папенька, словно все рычаги власти растерял. Не отрывая глаз от матери, поднимается.

— Прости, Люда. Я должен был тебе сказать раньше, — отец пытается схватить ее за руку.

— Не смей меня трогать! Никогда не смей! — мама качает головой, обхватив себя руками. – Всю душу ты мне вывернул, сволочь! Не прощу! Понял?!

Она не кричала. Ее было едва слышно, но даже этим почти шепотом, била наотмашь. Отец пыхтел, сжимая кулаки. Те, кто многое прощал и был верен не смотря ни на что, поддерживал, ждал, терпел… уходят раз и навсегда. Безвозвратно. Самые крепкие мосты горят ярче.

— Ты не заслуживаешь ее, — мы смотрели оба в след хрупкой женщине.

Мама села в машину, и уронила голову на руль.

— Чего ты хочешь? — отец был на грани срыва.

Капли пота выступили на лбу по-сути чужого мне человека. Ни сколько его не жаль. Все, что происходит — собственноручно сотворил. Пора платить по счетам, Виктор Серебряков.

— Освободи Игоря.

— Или что?

— Любителям сенсационных выпусков очень понравится репортаж, о незаконном сыне мэра, об имуществе, оформленном на любовницу, о подставных фирмах на госзакупках… Мне продолжать?

— Откуда, мать твою?! — папенька был в полном ауте.

Он дернул ворот и пытался ослабить галстук, будто пытался скинуть удавку с шеи. Спокойно подошла, откинув одним жестом его руки. Расстегнула верхнюю пуговицу рубашки, развязала быстрым движением галстук.

— И больше ты к нам не приближаешься, понял?! — дернула за концы, удерживая взгляд.

— Какая же ты тварь! Кого я породил?!

— От осинки не родятся апельсинки, — убираю невидимую нитку с пиджака, прихлопнув следом. — Сегодня!

Шла не оборачиваясь. Жаль было только мальчишку. Любовь папочки такая токсичная… Не задохнуться бы от его «заботы».

Глава 16

— Туманов, на выход!

«Ну, вот! А скоро кашу должны принести!» — зло смотрю на конвоира и живот свело от голода. Плетусь за сопровождением. Чет на меня даже кандалы не нацепили. Хм. В кабинете следователя суют бумажку расписаться, что я претензий к персоналу заведения не имею и «сервис» был на высшем уровне.

— Свободен! — не объясняет о происходящем ровным счетом ничего.

— Совсем? Могу домой идти? — уточняю на всякий. Вдруг он меня пристрелить решил при побеге.

— Пострадавший забрал заявление, — цедит, уперев глаза в бумажки. — В следующий раз может так не повезти…

Не спорю. Как говориться: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Не следует считать себя неуязвимым. Нет такой гарантии, ни у кого.

Больше всего мои глаза радуются не солнцу и голубому небу. Напротив изолятора стоит белая камри и подруга дней моих суровых — Лилия, облокотившись, скрестив ноги и подняв лицо легкому ветерку, ловит дзен.

Я же ловлю эстетический оргазм от вида моей девочки. Не хотел бы к ней прикасаться после грязи, но Серебрякова все решает разом.

—Игорь! — раскинув руки-крылья, несется на меня вихрем.

Поймал! Клокочет где-то в груди моторчик, отбивая в уши чечетку. Губы, о которых столько мечтал, целую жадно. Пью, терзаю, не в силах остановиться. Вкусная! Какая же ты сладкая! Рехнуться можно, от накативших чувств. Стискиваю ее. Вжимаю в себя.

— Что же ты делаешь, ненормальная? — хриплю, покрываясь мурашками от тонких пальчиков на затылке.

— Поехали, — тянет к машине за руку.

Ни черта не соображаю уже. Куда поехали? У Лильки есть права? Но я, как пес, долго ждущий свою хозяйку, иду, куда позовет, куда скажет. Готов выполнить любую команду.

— Держи! — отдает мне в руки бумажный пакет, от которого обалденно пахнет едой.

М-м-м-м. Даже не стону, а рычу голодным тигрой, накинувшимся на добычу. Три бургера проглотил — не заметил. Открываю бутылку воды и заливаю сверху.

— Женюсь на тебе, Серебрякова! — комкаю довольно пакет и по привычке зашвыриваю назад.

Лилька заливисто смеется. Ее смех колокольчиком звенит в ушах. Я еще могу отсидеть сутки. Повторите мне этот момент снова! По радио поет группа «Руки вверх»: а он тебя целует, говорит, что любит… Мы подпеваем в два голоса, врубив на всю катушку. Никогда не чувствовал себя таким счастливым. Все она…

— Зайдешь ко мне? — замираю, ожидая ответа, когда Лиля вручает мне мою сумку, которая в школе осталась.

Нашарив ключи, боюсь поднять глаза. Я дурак, да? Она же не шалава какая, которых я снимал в барах и тащил к себе. Боюсь обидеть или сделать что-то не так.

— Давай, посмотрим твою берлогу, — а улыбка такая светлая и нежная.

Впервые насилую себе мозг сомнениями. Это называется совесть — доселе невиданная вещь. Вдруг, ей у меня не понравится? Когда у тебя все пылью заросло… Ну, зачем ей видеть мой бомжатник? Чудом здесь тараканы не бегают по потолку. Я даже знаю почему! Пожрать у меня никогда не водится. Все больше в школьной столовой травлюсь или в забегаловках. Чай где-то должен быть на полке. Старик любит чифирить и грызть сахар.

Не хочу, чтобы Лиля сидела на этом диване! Вытраханное мягкое изделие завтра же оттащим с пацанами на помойку.

— Так и живу, — беспомощно машу рукой, показывая срачельник. — Чаю будешь? — подталкиваю на кухню.

Лиля не морщит нос, не капризничает. Делает большой глоток из чашки и облизывает губы. Туман, держаться! Нехрен на нее пялиться. Под предлогом «в душ», захватываю чистые шмотки и закрываю в ванной дверь. Рука сама ложиться младшего успокоить. Кровь будоражит, что Лиля рядом. Даже сквозь стены чувствую ее запах. Чуть не рухнул. Так накрыло от одной этой мысли о близости с ней. Выравниваю дыхалку. Врубаю совсем холодную воду. Немного полегчало.

«А где?» — сердце биться перестало, когда на кухне девочки своей не нахожу. Залетаю в единственную комнату. Фух! — прислонился к косяку. Лилька, набрав в тазик воды, моет окно, мурлыча мелодию и виляет бедрами, размахивая тряпкой. Это самое эротичное, что я видел! Стрипухи так не заводят, как Серебрякова с грязной тряпкой.

— Эй! Ты — гостья! — пытаюсь ее стащить и отобрать мокрый лоскут.

Девочка, не удержавшись, шлепается задницей на подоконник. Я оказываюсь между разведенных ног. Вот это испытание! Нервы-то не железные! Хватаю под бедра и тяну на себя. По глазам вижу, что не боится. Неужели у нее было уже с кем-то? — царапает ревность внутри.

— О чем думаешь? — улавливает мои мучения.

— У тебя был секс?

— Все мысли ниже пояса! — Серебрякова закатывает глаза и фыркает, пытаясь отпихнуть.

— Скажи! Вопрос простой! — держу фиксацию, не давая вырваться из захвата и отвернуться.

— В этой жизни не было, — серебро чистым всполохом.

Она вообще сложная. Ставлю ключевым «не было» и выдыхаю свободней. Бабы для меня раньше ничего не значили. Использовал, чтобы снять напряжение. Высокий рост добавлял возраст, а опыт приходил соизмеримо моим запросам. Свое «хочу» привык реализовывать. Только сейчас пора стопорить! Моя красавица достойна лучшего.

— Как тебе удалось меня вытащить? Петровский где-то в лесу голый привязан над муравейником? — перевожу нас в другое русло.

— Не угадал! — хитро щуриться. — Шантаж папеньки.

— О-о-о! Да, ты страшная женщина! Как теперь жить с ним будешь?

— Мы ушли из дома с мамой, квартиру теперь снимаем, — повела плечом, словно ей неприятно говорить.

Очень полезная информация! Малышка вышла из поля зрения Валета. Стоп! Это из-за меня?! — испытываю шок. Диво дивное! Лилька пошла против отца ради меня! Кладу голову ей на плечо и глотаю ком разбушевавшихся эмоций. У меня нет слов. Разве могут слова передать, что сейчас твориться внутри? Ее ладошки греют спину. Так и замерли в связке.

— Моя тачка у школы. Подбросишь? — делаю над собой усилие, чтобы отлипнуть.

Глава 17

Людмила Серебрякова