Его тыквенный пирожок (ЛП) - Райли Алекса - Страница 3

На мгновение я пропускаю мимо ушей ее слова, потому что думаю о том, как бы ощущались пузырьки на ее языке рядом с моим.

— Моя сестра заставляет меня готовить миллионы блюд. — Девушка пожимает плечами, а футболка, которая на ней надета сползает с плеча, обнажая треугольник кожи.

У меня текут слюнки когда смотрю на шелк, который мне внезапно захотелось попробовать, но приходится отвезти взгляд. Я ничем не лучше развратника, который сидел в этом кресле для меня, учитывая, куда заводят меня мысли. Я не хочу быстрого траха в туалете, наоборот — хочу уложить ее на стол и насладиться телом.

— Ты собираешься домой на праздники?

— Da, — говорю я и киваю в сторону Фроста. — Мы с братом летим вместе. — Это заставляет меня вернуться к настоящему, что уже хорошо. Мне нужно сосредоточиться на чем-то, что не включает в себя разглядывание ее кожи.

— Меня зовут Миллер, — говорю я и протягиваю руку.

— Пампкин. — Незнакомка улыбается и вкладывает свою ладонь в мою.

Я стараюсь не держать ее слишком долго, но после того, как отпускаю, мой большой палец задерживается на мгновение. После этого приходится опустить руки на колени, чтобы держать их при себе, и следующие четыре часа провожу, слушая рассказы о том, что Пампкин собирается приготовить на День Благодарения.

Глава 3

Пампкин

— Мне так жаль. — Я опускаю взгляд на третий бокал шампанского. На самом деле, стюардессы не спрашивают, хочешь ли ты еще, они просто продолжают доливать. — Я продолжаю болтать о своей работе.

— Мне нравится тебя слушать.

Я очень надеюсь, что румянец, заливший мое лицо, не заметен на фоне того, что я уже выпила. Миллер мало говорит, но когда делает это, у меня на душе становится теплее.

— Уверена, что мои разговоры о медицинской транскрипции и продаже медицинских товаров не могут быть такими уж увлекательными. — То, что занимает так много времени в моей жизни, заставляет меня чувствовать, что больше говорить не о чем (примеч. Медицинская транскрипция, также известная как MT, является родственной медицинской профессией, связанной с процессом расшифровки записанных голосом медицинских отчетов, которые продиктованы врачами, медсестрами и другими практикующими врачами).

— Но тебе это нравится.

Я на мгновение замолкаю, делая еще один глоток шампанского. Не хочу быть занудой, как Дебби Даунер, хотя до сих пор наша беседа была легкой и непринужденной (примеч. Дебби Даунер — вымышленный персонаж шоу «Субботним вечером в прямом эфире»).

— Да, мне нравится транскрипция, потому что она гибкая, и я могу заниматься ею из любого места. Но для меня любое место — это не дом, а именно там я хочу быть. — Возможно, это просто потому, что я скучаю по дому, и уверена, он, вероятно, думает, что это очень глупо. Большинство людей хотят путешествовать и посмотреть мир. Сначала я думала, что тоже хочу этого, но пока что застряла на одном месте.

— Я тоже много путешествую по работе. — Я оживляюсь, желая побольше узнать о русском мужчине, который сейчас сидит рядом со мной.

Он был так мил, когда заставил другого мужчину пересесть, хотя я была уверена, что начнется драка. К счастью, мужчине, сидевшему рядом со мной, хватило одного взгляда на Миллера, чтобы он вскочил с кресла. Наблюдать за тем, как все это происходило, было так приятно. Не думаю, что мужчина когда-либо защищал меня до этого, и я не могу сказать, что мне это не понравилось.

Я даже не взглянула в лицо Миллеру, когда тот отдавал приказ пьяному мужчине, сидевшему рядом со мной. Просто услышав его голос, я загорелась так, как никогда раньше. А когда наконец подняла взгляд, мое возбуждение возросло еще больше. Он был таким большим, что, вероятно, у него не было другого выбора, кроме как лететь первым классом. Видя, как он нависает над пьяным парнем и берет на себя ответственность, мои трусики расплавились.

После этого, он сел рядом со мной и ловил каждое мое слово, и мне всё казалось, что я сплю. Не уверена, ведет ли он себя как джентльмен, но с тех пор, как он отпустил другого парня, мне кажется, он флиртует со мной. Трудно понять его, ведь он почти ничего не произносит, но сам продолжает настаивать на том, чтобы я рассказывала ему больше, продолжая говорить.

Я привыкла к врачам и медицинским работникам, с которыми работаю. По моему опыту, можно с уверенностью сказать, что большинство их них — мужчины, одетые в одинаковые забавные костюмы, но поведение Миллера совершенно иное. С ним я чувствую себя непринужденно, ведь я даже ни разу не потянулась за наушниками, чтобы прервать разговор.

— А теперь, когда я успела тебе наскучить своими медицинскими разговорами, скажи, чем ты занимаешься, что так много путешествуешь?

— Нефть.

— Кажется, это логично, поскольку мы летим в Техас. — Я улыбаюсь ему и делаю еще один глоток своей жидкой храбрости, не желая прекращать разговор из-за своей застенчивости. А этого со мной не случается, если я не начинаю постепенно влюбляться.

— Теперь я в этом не уверен. На этой неделе была крупная продажа. Возможно, в будущем мне придется отойти от дел.

В этот момент — я по-настоящему приглядываюсь к русскому и не могу не заметить, что он богат. У него темные волосы, короткие по бокам, но достаточно длинные, чтобы в них можно было зарыться пальцами на макушке. С первого взгляда я бы предположила, что он телохранитель и носит костюм, чтобы не выделяться. Никогда не умела угадывать возраст, но, думаю, ему где-то за тридцать. Странно, что он вообще думает отойти от дел таким молодым, но это подтверждает мою теорию о его богатстве.

— А что насчет тебя? Если ты продаешь медицинское оборудование, но тебе это не нравится, зачем продолжать? Почему бы не вернуться на старую работу?

Я все еще мысленно веду эту битву, но, возможно, было бы неплохо поговорить с незнакомым человеком. С кем-то, кто сможет взглянуть со стороны, кто не является моей семьей, желающей видеть меня дома. Я знаю, мои родители будут настаивать на том, чтобы я была ближе, даже если это и не к лучшему. Миллер может быть объективным и честным.

— Я говорю себе, что скучаю по своей сестре и родителям.

— А ты скучаешь?

— Да, очень сильно. — Киваю и чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, когда признаю это вслух.

— Значит, у тебя хорошая семья. — Это не вопрос, но я всё равно отвечаю.

— Не хочу хвастаться, но мне хочется думать, что они лучшие. Может, у нас и не так много денег, но мы богаты во многих отношениях. Мы много смеемся и любим еще сильнее. — Я улавливаю какую-то эмоцию в глазах Миллера, но она быстро исчезает.

— Есть что-то еще, — говорит он, и я понимаю, что он хорошо разбирается в людях.

— Я хороша в продажах медицинского оборудования. И очень горжусь собой.

— Так и должно быть.

Я киваю в знак согласия.

— Знаешь, сколько стоят эти машины? — Я невесело усмехаюсь. — Машины, которые не каждый может себе позволить, хотя они могли бы спасать жизни каждый день, если бы они у них были. — Я опускаю голову. — Как бы здорово ни было продавать их, душераздирающе уходить от тех, кто в них нуждается.

Миллер смотрит на меня так, словно впитывает каждое слово. Когда он так смотрит, мне кажется, что он видит меня насквозь и понимает мое разочарование. Я борюсь с инстинктивным желанием поерзать на сиденье под его пристальным взглядом, поэтому, в тот момент, когда я нервно прикусываю нижнюю губу, его взгляд задерживается на ней.

И тут я понимаю, что сошла с ума, ведь не может такого быть, чтобы я понравилась этому мужчине. Вскакиваю с места, почти забывая, что мой столик не убран. Этот сексуальный русский мужчина помнит об этом, и с непринужденной грацией хватает мой напиток не пролив ни капли, и умудряется убрать мой столик за меня.

— Туалет, — выпаливаю я, и Миллер кивает, освобождая путь, все еще держа в руках мой бокал.