Белый маг (СИ) - Иванников Николай Павлович - Страница 2

— А, во-вторых, Алексей Федорович, я должен задать вам пару вопросов о том деле, следствие по которому я ныне провожу.

— Слушаю вас, Данил Андреевич, — все так же, набычась и не моргая, сказал я. — Задавайте свои вопросы, я с удовольствием на них отвечу.

По виду Глотова стало понятно, что он очень обрадовался моей готовности сотрудничать. Даже лицом просветлел и сообщил воодушевленно:

— Не далее, как вчерась утром у вас состоялась аудиенция в покоях государыни Марии Николаевны. Дежурный офицер Дашков подтвердил это. Как и то, что встреча эта состоялась вне привычного протокола. Вы явились без предварительных договоренностей и смогли убедить государыню принять вас. Это так?

— Точно так, мсье, — ответствовал я немногословно.

Я как никто знал, что излишняя говорливость с людьми такой профессии может привести к самым непредсказуемым последствиям. Если тебе есть что скрывать, то не стоит давать следователю лишних ниточек для зацепки. За подобную ниточку можно размотать очень неплохой клубок, и если в твоих планах нет оказания помощи следствию, то язык лучше держать за зубами.

— Тогда позвольте поинтересоваться о цели вашего визита к государыне, — продолжил Глотов.

Я уже был готов к этому вопросу. Собственно, я был готов к нему еще вчера утром, и потому не заставил себя ждать.

— Цель моего визита не имела под собой никакой секретной подоплеки, а потому ничего утаивать я не стану.

— И правильно сделаете, Алексей Федорович! — с самой благожелательной улыбкой заверил меня Глотов. — Потому как в Канцелярии тайных и розыскных дел имеются специальные люди, которые могут очень легко вытянуть из человека то, что он всеми силами стремится скрыть!

Я прищурился. Мне казалось, что такой взгляд должен был заставить моего оппонента внутренне содрогнуться.

— Вы мне угрожаете, мсье? — сухо спросил я.

Глотов сразу же замахал руками.

— Упаси господь, Алексей Федорович! Тьфу на вас! Если вам пришла в голову мысль о пытках, то уверяю вас: вы ошибаетесь! Подвалами Тайной канцелярии можно пугать детей и всяких там слабых разумом людишек. — Тут он мне подмигнул. — Но мы-то с вами знаем, что простая процедура «открытой книги» может дать следствию в сотню раз больше, нежели вырывание ногтей или забивание клиньев промеж пальцев, не так ли?

— Вам виднее, — ответил я. — Тем не менее мне скрывать нечего. Я обращался к государыне с нижайшей просьбой принять при дворе мою кузину Катерину Романову, успевшую стать известной благодаря своим познаниям в медицине. И даже получил согласие на это.

— Но встреча их так и не состоялась? — быстро уточнил Глотов.

— Разумеется, она не смогла состояться, — ответил я очень холодно. — Государыню, как вы изволили выразиться, злонамеренно похитили… Кстати, у вас уже есть какая-то версия, кто бы это мог сделать?

— Ну, конечно, у нас есть версия! И не одна. Смею заверить вас, что каждая из них проверяется со всей тщательностью. К примеру, есть мнение, что это дело рук тех же злодеев, что вложили пистолеты в руки камергера Лефорта и графа Румянцева. Другие полагают, что это сделали маги, обиженные на притеснения, которым они подвержены в последние годы. Третьи думают, что к похищению причастен лейб-гвардеец, сопровождавший государыню на богослужение в церковь Святых праведных Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы. Я же со своей стороны проверяю другие, менее вероятные версии…

— Рад слышать, что моя причастность к этим событиям наименее вероятна, — перебил я Глотова. — Мне больше нечего добавить к своим словам, мсье. Где находятся двери в этом доме вы уже знаете.

Несколько мгновений Глотов пристально меня разглядывал, потом усмехнулся и покачал головой. Сгреб со стола свою перевязь, взял со стула плащ со шляпой, которые я ранее не заметил, и последовал к выходу. В дом в ту же минуту ворвался Гаврила с пистолетом в руке. Резко остановился и вскинул оружие, направив его на следователя. Но тот даже не замедлил шага, словно бы и не заметил препятствия на своем пути. И, наверное, он сшиб бы Гаврилу с ног мимоходом, если бы тот не успел отскочить в сторону.

— Мне его пристрелить? — запоздало спросил Гаврила, когда Глотов уже шагнул за порог. Но тут же разочарованно махнул ему вслед пистолетом. — А-а-а, опоздал уже… Как же он проник в дом интересно?

— Думаю, мы забыли запереть двери. Калитка, кстати, тоже была открыта.

— Может, работница запереть забыла? — предположил Гаврила.

— Какая еще работница?

— Баба с соседней улицы, которую я за пятак нанял за лошадьми на конюшне ухаживать, покуда нас дома нет. Кота опять же кормить полагается. Совсем он у нас одичал, Пенициллин наш. Руку мне давеча оцарапал, да за палец укусил… Так мне его догнать, барин? Мне недолго. А коли нет, так и пуля догонит.

В ответ я зажмурился, потрясая головой.

— Это следователь из Тайной канцелярии, вопросы про государыню задавал. Ищут, кто же ее похитить мог.

Гаврила перекрестился и сунул пистолет за пояс. Нынче ему самолично пришлось рыть могилу и укладывать в нее обескровленную голову государыни, так что любое упоминание о ней вызывало у него вполне понятный трепет.

Императрицу мы похоронил в дальнем углу нашего сада, прямиком в том месте, где ее голова с частью плеча упала наземь, отделенная от остального тела захлопнувшимся проходом «тайной тропы». Даже гроб изготавливать не пришлось. Матушка выделила для этой цели красивый сундучок, в котором собирала приданное для Санечки, а Гаврила выстелил его красной тканью, на которую и уложили голову государыни. Все вещи, взятые Марией Николаевной с собой в дорогу, мы уместили тут же, под головой.

Пока проделывали все эти процедуры, камер-фрейлина Голицына несколько раз теряла сознание. На нее больно было смотреть. Она словно бы высохла, и лицом была даже не бледной, а скорее какой-то серой. Небольшой холмик обложили дерном, воткнули деревянный крест, постояли немного молча тесным кругом.

— Позже я построю на этом месте часовню, — с влажной хрипотцой в голосе сообщила матушка. — Это будет часовня мученицы Марии.

У камер-фрейлины снова задрожали губы, быстро-быстро. Она попыталась что-то сказать в ответ на матушкины слова, но так и не смогла произнести ни слова, лишь протяжный стон вырвался из нее. Мне показалось, что она вот-вот в очередной раз упадет в обморок, покачнулась даже. Наверное, и Кристофу показалось то же самое, потому что он предусмотрительно придержал Екатерину Дмитриевну под локоть. Перестав качаться, она безвольно уронила голову на грудь.

— Я хочу домой, — произнесла она наконец, совсем тихо, на грани слышимости. — Я хочу домой…

— Домой вам сейчас никак нельзя, Екатерина Дмитриевна, — ответил я. — Вас немедленно арестуют и будут допрашивать с пристрастием, и тогда мы все окажемся под угрозой. Вместе с мсье Завадским и мадмуазель Фике вы отправитесь в Огнёву заимку, в охотничий домик моего батюшки. Условия там, конечно, далеки от императорских, но какое-то время провести придется, тем более что все необходимое для жизни имеется. И еще там спокойно и надежно, никто посторонний не шастает. У вас будет время и возможность прийти в себя, собраться с мыслями и успокоиться. Обещаю, что найду выход из сложившейся ситуации. И как только сделаю это, то сразу же дам вам знать.

— Я хочу домой… — все так же тихо и упрямо повторила Голицына. — Мне очень страшно… Я хочу домой…

Но говорить что-то еще, или же пытаться объяснять я уже не стал. Наверняка она и без того все сама понимала. Ей просто было страшно и тоскливо. Она больше не видела своего будущего. Даже будучи в бегах, но бок о бок с государыней, у нее оставалась надежда на благополучный исход всех наших планов — на рождение наследника, на законное регентство Марии Николаевны при малолетнем отпрыске. И на свое привычное место подле государыни.

Теперь же будущее ее стало размытым, туманным, неясным. Из камер-фрейлины императрицы российской она в одночасье превратилась в беглую преступницу, и вся ее дальнейшая жизнь зависела от решений каких-то посторонних людей.