Великий диктатор. Книга четвертая (СИ) - "Alex Berest" - Страница 43

Рассчитывая создать на базе получившейся гусеничной платформы что-то, похожее на британскую танкетку «Карден-Ллойд», я выдал рисунки и техническое задание Францу Ландеру. Ну а то, что у него в итоге получилось, больше всего напоминало французскую танкетку «Гочкисс-ТТ6». Которую французы спроектировали для послевоенного германского Бундесвера моего первого мира.

Сверху воткнули башню-шайбу с моим пулемётом под русский патрон и вовсю гоняли эту бронемашину на заводском полигоне. Вот её и отправлю Николаю II сразу, как только её приведут в божеский вид и заменят износившиеся за время испытаний детали и элементы.

А Николаю Ивановичу Холодовскому больше всего по душе пришлись наши шлемы и пресс для переснаряжения патронов, который он сейчас и нахваливал.

…..

В отличие от апреля, мая и июня, которые пронеслись мимо меня, как один день, июль тащился неторопливо, как старый маневровый паровоз. Немного разнообразил это длинное лето визит начальника главного артиллерийского управления. А затем время опять превратилось в кисель.

Двадцатого июля в Россию прибыл французский президент Раймон Пуанкаре. Который за свой короткий визит успел наградить Эрика Тигерстедта орденом почетного легиона третьей степени за изобретение звукового кино.

Эрик и мой лицейский учитель Теодор Фростерус, как я им и советовал, лично отвезли первые образцы звуковых фильмов сначала Мехелину. Который, тут же сориентировавшись, испросил личную аудиенцию у Николая II, на которой и представил изобретателей и их продукцию императору. Царь так впечатлился новым изобретением, что тут же изъявил желание запечатлеть визит в империю как английской эскадры, так и французской. Попутно наградив Тигерстедта Орденом Святого Станислава второй степени, а Фростеруса — третьей.

Это событие хоть немного разрядило моё напряжение от ожидания войны и ежедневных заседаний в военно-пограничном департаменте. Александр Тюринг, который четыре года возглавлял парламентскую военно-пограничную комиссию, решил снять с себя полномочия и выдвинул мою кандидатуру на эту должность. А парламентарии радостно и единогласно поддержали его в этом. И теперь я числился в военно-пограничном департаменте не только адъютантом генерала Рамзая, но и его заместителем — как официальный представитель риксдага.

А на следующий день после моего назначения генерал заболел. Слёг с артериальной гипертензией. Возраст, избыточный вес и злоупотребление алкоголем кого угодно с ног свалят. Вот и Георгий Эдуардович не стал исключением. Причем, это был уже не первый случай, когда повышенное давление заставляло его забывать о службе.

Пока генерал болел департаментом управлял полковник Франссон, с которым у меня были очень хорошие отношения. Но у Эдварда Карловича был собственный стиль управления. Он больше доверял коллегиальным решениям, чем личным. Поэтому в департаменте ежедневно проводили итоговые совещания начальников комиссий и отделов, на которых и принимались те или иные решения. И меня тоже это касалось, как начальника парламентского комитета и как личного адъютанта командующего финскими войсками. Вот и приходилось ежедневно два-три часа выслушивать различные доклады и отчёты — в ущерб собственным делам.

Зато, благодаря этим совещаниям, я был в курсе происходящих событий, которые не освещались в прессе. В русском военном министерстве, генеральном штабе и министерстве внутренних дел служило довольно много выходцев их нашего княжества. Которые снабжали свежей и важной информацией не только администрацию генерал-губернатора, но и военно-пограничный департамент.

Двадцать третьего июля Австро-Венгрия выкатила Сербии ультиматум из десяти пунктов. А вечером того же дня наши финские вояки перемывали косточки этому ультиматуму. И выдвигали различные гипотезы развития ситуации. Но на моё предположение, что всё это выльется в мировую войну — только посмеялись и предложили заключить пари, что Германия и Россия этого не допустят. Пришлось соглашаться. Если бы они знали, с какой радостью я бы расстался с той полусотней марок на которые спорили — лишь бы они оказались правы.

А двадцать пятого июля пришла срочная телеграмма о заседании Совета министров под председательством Николая II в Красном Селе, где было принято решение о начале частичной мобилизации. Но я об этом узнал только вечером, на очередном совещании. Подтверждением тому, что война всё-таки состоится, стали и сообщения из Франции, где в срочном порядке отменили все отпуска военным и начали переброску войск на восток, и из Сербии, где была объявлена мобилизация. И я сразу же развил бурную деятельность. Первым делом съездил к Артуру Усениусу и дал добро на проведение операции «Доллар». А от него, отправился к Эдварду Гюллингу.

- Это точно? Ничего в Петербурге не переиграют завтра? - пребывал в сомнениях мой помощник после пересказа полученной в военном ведомстве телеграммы. - Наша империя даже не имеет союзного договора с Сербией. Может обойдётся?

- Такими вещами не шутят, Эдвард. Завтра в империи начнётся мобилизация. И не факт, что частичная. Уж слишком быстро меняется ситуация. Вон, в Сербии объявили уже полную. А затем, последует — сухой закон, отмена обмена бумажных денежных знаков на золото. Так что не сомневайся. Запускай вывод золота из империи и взятие кредитов в банках Баварии, Саксонии, Вюртемберга и прочих «независимых» государств Германской империи. Только в Лотарингии не кредитуйся.

- Я помню, Матти! Мы это уже обсуждали. Только мне так и не ясны мотивы, чем Лотарингия хуже того же Бадена?

- Давай, я отвечу на твой вопрос через пару месяцев? Ага?

Насколько я помнил, Веймарская республика была официальной преемницей Второго рейха. А, значит, и кредиты, взятые частными лицами и иностранными компаниями до войны, Новая Германия вполне могла включить в репарационные активы. С них станется. А вот у всех этих мелких монархий, входивших в состав Германской империи — будущего точно нет. И, значит, финансовые претензии предъявлять будет некому. Ну а там видно будет. Главное — эту войну выиграть.

- Ага! - передразнил меня друг. - Все выходные мне испортил.

- И не только тебе, - усмехнулся я. - А сейчас поеду портить выходные и другим людям.

…..

Гельсингфорс. Вечер 25 июля 1914 года.

- Здравствуйте, господин Паасикиви, - поприветствовал я руководителя исполнительной комиссии по финансовым вопросам (министр финансов).

- Господин барон, - сухо кивнули мне в ответ.

- Здравствуйте, мой диктатор! - громко и звонко поздоровался со мной Варма Паасикиви, старший сын министра финансов.

- Привет, Варма, - протянул я мелкому ладонь, которую он тут же пожал. - Как твои успехи в изучении радиодела? Я слышал, что ты один из первых смог освоить азбуку Морзе?

- Так точно, мой диктатор. Освоил. И даже уже несколько пробных передач провёл, - похвастался одиннадцатилетний парнишка.

- Поздравляю, - кивнул я.

- Варма. Сын. Оставь нас с господином бароном наедине, - скомандовал мальчишке недовольным голосом его отец. - У нас сейчас будет важный разговор. И не вздумай подслушивать! - погрозил он сыну пальцем.

Парень немного покраснел, кивнул и, не произнеся ни единого слова, выскочил из кабинета отца, прикрыв за собой дверь.

- Он вас почитает больше чем меня с матерью. Постоянно только и слышу от него про ваши книги, изобретения и достижения. А после вступления в вашу гимнастическую организацию он стал одержим этим электричеством и связью. Я даже попытался пару раз запретить ему ходить на эти занятия. Так он устроил голодовку, довёл до истерики мать, которая и вынудила меня вернуть ему право посещать ваш дворец пионеров, - не скрывая своего раздражения выговорил мне хозяин кабинета.

- Насколько я знаю вашу биографию, вы в одиннадцать лет торговали в посудной лавке вашей матушки. Если хотите, то могу попробовать переориентировать и вашего Варму на торговлю. Торговых точек у нашей организации хватает.