Великий диктатор. Книга четвертая (СИ) - "Alex Berest" - Страница 26

«Ура!!!» — понеслось по рыночной площади как только бутылка разбилась об стену. Радостные крики горожан тут же поддержал торжественный марш оркестра, а моя Татьяна преподнесла губернатору Улеаборгской губернии Акселю Фабиану аф Энегельму позолоченные ножницы на красной бархатной подушке.

Бывший полицмейстер Гельсингфорской губернии, год назад сменивший нашего старого губернатора Густва Феллмана, с коротким поклоном взял ножницы и перерезал желтую ленту закрывавшую проход в новое здание.

Постройка в Улеаборге нового крытого рынка напрашивалась уже несколько лет. Старый рыночный зал был построен относительно недавно, в 1901 году. Но за прошедшие тринадцать лет население города выросло на сто процентов. С пятнадцати тысяч до тридцати тысяч человек. И крохотного зимнего павильона стало не хватать.

Но после постройки двух новых народных школ и здания железнодорожного вокзала город не мог изыскать средства на подобное строительство. Эрих Феллман, старший сын предыдущего нашего губернатора и отец моего одноклассника по лицею, Маркуса Феллмана, уже три года являлся городским головой. И за это время уяснил, что всегда может рассчитывать на помощь «Хухта-групп» если учитывать интересы нашей корпорации.

А иначе быть просто не могло. Почти все предприятия в городе принадлежали семье Хухта. На юге вставал частокол труб оружейного, авиационного, автомобильного и деревообрабатывающего заводов. На востоке громоздились градирни и залы газового завода и тепловой электростанции. А на севере в воздух вздымалась громада элеватора и мельницы. И это без учёта перенесённых из Улеаборга в Брагестад металлургического и кожевенного заводов.

Да и сам город уже ничем не напоминал то большое село, на которое походил всего десять лет назад. Новые жилые кварталы двух- и трехэтажных многоквартирных служебных или кооперативных домов вытеснили деревянные домики с коровами и курами — за железную дорогу и реку Оулу. По городским улицам ездили многочисленные мобили и общественные электробусы. А в районе нового двухэтажного железнодорожного вокзала, своими окнами-иллюминаторами напоминавшим большой корабль, достраивалась десятиэтажная гостиница.

Поэтому и торговый центр строился по взаимной договоренности. Земля под ним оставалась в ведении города, а нам доставалась половина торговых площадей с освобождением от городских сборов на сорок лет. Кроме магазинов и автосалона мы также открывали большой кинотеатр.

Была у этой акции и ещё одна цель. Мне в июне этого года исполнялось двадцать два года, и я хотел поучаствовать в довыборах в парламент. Хотя я не сомневался, что жители Улеаборгского и Брагестадского уездов меня выберут и без строительства нового рынка. Но раз так сложилось, то почему было не воспользоваться подобной оказией и поторговать своим лицом на публику?

- Матти! Я так рада твоему новому заказу! — отвлекла меня от размышлений Оливия Лённ. - Но всё-таки, почему бетонные платформы? Дерево смотрелось бы более органично в вашем лесистом крае, - завела она старую свою песню, отстаивая право на возведение железнодорожных платформ из древесины.

Начиная с прошлого года мы запустили движение электропоездов, построенных на заказ на Гельсингфорском трамвайном заводе. Два шестивагонных состава ходили по нашей частной железнодорожной линии. А один трёхвагонный состав курсировал по городской объездной дороге, соединяя заводской район и правобережные кварталы Улеаборга, являясь неплохим дополнением к городскому транспорту. Понятное дело, что, возведённые нами на скорую руку, временные платформы требовали замены на более крупные и качественные.

- Виви, ты же должна понимать, что камень более долговечен в отличие от дерева. И если эти платформы мы сейчас строим за свой счёт, то ремонтировать их придётся городу и сельским общинам. Может, дерево — это и выход для муниципалитетов, но бетон простоит лет пятьдесят, и ничего с ним не случится. Он не проломится под тяжестью крестьянской тележки с грузом, не сгниёт, и он не сгорит по вине какого-нибудь разгильдяя. Эти железнодорожные платформы должны быть просты и надёжны, как стальной топор.

Почти все здания в Улеаборге проектировала архитектурная контора Оливии Лённ из Таммерфорса. Именно их проект железнодорожного вокзала пришёлся всем по душе, и с ними заключили контракт. А затем по их проектам построили две школы и ещё несколько зданий. Даже та самая, достраивающаяся, десятиэтажная гостиница была детищем этой женщины-архитектора.

И вот вчера мы подписали с ней новый договор на строительство крытых остановочных платформ по пути следования пригородных поездов от Улеаборга и до Пудасъярви. Выбор внешнего вида я оставил за Оливией Лённ, выразив только пожелание, чтобы остановки были крытыми и изготовлены из бетона. Но, видимо, как раз этот материал её и не устраивал. И она в течение сегодняшнего утра попыталась дважды меня убедить, что деревянные платформы будут лучше.

- Может, тогда лучше использовать природный камень? А то раствор сейчас и днём с огнём не найдёшь, - не унималась эта тётка.

Ей в мае должно стукнуть пятьдесят два года, а она продолжала отчаянно молодиться и требовать, чтобы все звали её по имени и только в сокращённой форме.

- Виви, я не против. Но ты можешь использовать только обожжённый и не полированный гранит, чтобы уменьшить скользоту после осадков или зимой. Ты сначала посчитай, а потом мы и поговорим. Хорошо?

- Хорошо, Матти. Я так и сделаю, - согласилась со мной женщина и, не попрощавшись, растворилась в толпе.

- Опять обиделась, - констатировала моя супруга, весь разговор проведшая подле меня.

- Ай, - махнул я рукой. - Вот увидишь, через полчаса, максимум час, она забудет про обиду и снова примчится что-то уточнять.

Но в глубине души я был согласен с Виви, что гранит будет не только прекрасно смотреться на остановках, но и его будет проще приобрести, чем цемент. У «Хухта-групп», конечно, имелась парочка карьеров по добычи камня для раствора, но почти весь он уходил на наши многочисленные стройки. А приобрести где-то ещё в княжестве или империи — не представлялось возможным. Почти весь раствор выкупала казна для нужд министерства путей сообщения и военного министерства.

Пройдя по торговым рядам открывшегося центра и посетив наш автосалон с магазином «Все за 20 пенни», мы с Татьяной вышли на свежий воздух, где ещё толпился народ и играл оркестр. Я невольно прислушался к звукам вальса и поражённо застыл. Музыканты выводили мелодию, которой, по моему мнению, ещё не должно быть как минимум тридцать лет. Но, послушав, я понял, что это не «Случайный вальс», за который я принял сначала эту музыку.

- Дорогая, ты, случаем, не знаешь, что за вальс сейчас играет оркестр? - обратился я за помощью к Татьяне и, не прогадал.

- Это вальс «Голубая даль», - тут же выдала информацию моя супруга. - Мне он очень нравится. Я под него вальсировала на выпускном балу в Смольном институте, - поделилась она воспоминаниями, умолчав при этом с кем вальсировала.

- А кто написал его, случаем, не помнишь?

- По-моему, Исаак Чернецкий. Если ничего не путаю. А зачем тебе?

- Да так, слушал — и стихи в голову сами собой пришли, - честно признался я ей.

И, достав блокнот, принялся набрасывать текст песни, появившейся во время битвы за Сталинград. Пластинку со «Случайным вальсом» мои предки из первого мира слушали чаще других мелодий. И наверное поэтому она мне тоже запала в душу, а текст возник в памяти стоило только заиграть слегка похожей мелодии.

Ночь коротка,

Спят облака,

И лежит у меня на ладони

Незнакомая ваша рука.

После тревог

Спит городок

Я услышал мелодию вальса

И сюда заглянул на часок.

- А почему на русском? - удивилась Татьяна, когда я накидал пару куплетов.