Регрессор №15 (СИ) - Арх Максим - Страница 10

— Но мне обещали, что это можно сделать без меня, — напомнил я.

— И это было бы сделано, если бы ты не мог присутствовать на заседании. Но сейчас же причин там не быть у тебя нет?

— Гм, нет.

— Тогда сам и разведёшься.

— Хорошо. Согласен. Когда назначено заседание по разводу? — спросил я Секретаря ЦК.

— Откуда мне знать, — фыркнул тот, пожав плечами. — Ты заявление в ЗАГС о разводе подавал?

— Э-э… нет. А надо?

— Наверное, надо, раз уж ты собрался разрушить свою ячейку общества, — пояснил хозяин кабинета, а потом добавил: — Но лучше бы тебе этого не делать.

— Почему? Она же меня обманула! Я её больше не люблю!

— Понимаю. Но ты хорошо подумал о последствиях своих действий?

— Да, — твёрдо заверил я, а потом кашлянул: — А что вы имеете в виду?

— А то, что раз уж, как ты говоришь, любовь прошла, то быть может, стоит подумать о ребёнке? Ведь он-то тут ни при чём…

Я аж задохнулся от возмущения.

— Вот именно что ни при чём! Только не он, а я! Я, я ни при чём, и ни к ребёнку, ни к Марте не имею никакого отношения!

— Пока что имеешь. Ведь развод-то ещё не состоялся. Так что формально и жена у тебя есть, и ребёнок твой, — напомнил Суслов. — Поэтому возьми на себя ответственность и займись воспитанием. Деньги у тебя имеются, ты и сто таких детей сможешь на ноги поставить, а не только одного.

Слушая все эти понятные слова, я прекрасно понимал, что ничего не понимаю, а потому, пытаясь-таки понять, спросил прямо в лоб:

— Михаил Андреевич, зачем вам это?

— Из человеколюбия! — без раздумий ответил тот.

Чем поставил меня в небольшой тупик. Нет, я не сомневался в его человеколюбии, однако знал, что за подобными общими фразами всегда скрывают истинную цель.

А потому вновь задал вопрос:

— Зачем?

На что вновь получил фактически тот же ответ, только в другой обёртке.

— Нам всем хотелось бы сохранить новую ячейку общества и воспитать нового человека.

— Кого? Маленького Васю?

— Да.

— Но почему? Ведь он даже не гражданин СССР! Что за забота такая? Конечно, я понимаю, что дети цветы жизни, и о них надо заботиться, но у того ребёнка всё в порядке и так. О нём есть, кому заботится. Есть мать, есть бабушка и дед в виде секретаря канцлера. Так что у него и без меня всё нормально будет. Поэтому я совершенно не понимаю, зачем же вам в это вмешиваться? Какой мотив? Я хотел бы это знать.

— Гм, а ты думаешь, он есть?

— Без сомнения, — отрезал я и, чтобы мои слова были максимально аргументированы, привёл довод: — Не было в истории человечества случая, чтобы государство, вмешиваясь в личные отношения, не преследовало бы какие-то скрытые цели. Поэтому я очень хочу знать эту самую цель, тем более что государство в вашем лице именно о ней сейчас и говорит!

— Хорошо, — сказал секретарь ЦК. — Пусть будет по-твоему… Хочешь знать — изволь. Мне говорили, что ты парень умный и честный, поэтому, думаю, что не будешь болтать о той сверхсекретной информации, которую я тебе сейчас…

— Стоп! Стоп!! Стоп!!! — мгновенно закрыл я уши руками и закричал: — Не надо! Не хочу ничего слышать! Вопрос снимается с повестки! Хотите лезть, лезьте куда хотите! Это ваше право! А мне этого знать совершенно не обязательно! Ла-ла-ла-ла-ла!! — Заголосил я, отворачиваясь к окну.

— Что с тобой? — удивлённо уставился на меня Суслов.

В кабинет влетела секретарша.

— Что случилось? — беспокойным взглядом осмотрела она кабинет.

— Ничего. Иди, — махнул ей рукой Михаил Андреевич и, повернув голову ко мне, удивлённо переспросил: — Так что с тобой?

— А вы говорите сейчас секретную информацию или нет? — громко прокричал я.

— Нет! — ответил собеседник и на всякий случай отрицательно помотал головой.

Я убрал ладони от ушей и облегчённо выдохнул:

— Уф-ф-ф… Ну, вы, товарищ Суслов, меня и напугали… Чуть до инфаркта не довели.

— Чем же?

— Как это чем? Как это чем⁈ Тем, что хотели мне сообщить секретку! — возмущённо заговорил я готовый в любой момент закрыть ладонями уши вновь.

— А что в этом такого страшного? — удивился Михаил Андреевич.

— Как что? — удивился в свою очередь я, и, видя, что коллега не понял всей опасности и пояснил: — Если информация секретная, и уж тем более — совершенно секретная, то меня же из страны потом не выпустят.

— Ах, ты об этом… Не волнуйся, с этой выпустят, — сказал Секретарь ЦК и вероятно, решив меня подбодрить, добавил: — Более того, даже помогут выехать.

Последние слова меня тут же фактически убили.

— Вы не шутите? — прошептал я обмерев.

— Нет, — холодным тоном подтвердил высокий чин.

«Всё! Пипец котёнку! Допрыгался! Эмиграция!» — в мгновение ока пронеслось в голове, а вслух я прохрипел: — Не надо! Я не хочу быть диссидентом!

— Диссидентом? Ладно, не будешь, — ухмыльнулся тот и скаламбурил: — Ни диссидентом, ни резидентом. — И, пока я пытался прийти в себя, успокоил: — Есть решение ЦК назначить тебя помощником посла в Федеративной Республике Германия — ФРГ.

Услышав об этом ужасе, я широко распахнул глаза и зашёлся кашлем.

— ШТА⁈

Суслов привстал, и постучал мне по спине.

— Поперхнулся от новости? Ну, ничего, сейчас пройдёт.

— ШТА⁈ — продолжил вопрошать я мироздание.

— Будешь, говорю, помогать нашему посольству, — повторил Секретарь ЦК, и, видя, что я продолжаю кашлять, налил из графина в стакан воды, и, протянув его мне, добавил: — Укреплять, так сказать, сотрудничество между нашими странами.

— Но, — я сделал пару глотков, — я ведь не могу! Я же учусь! Во ВГИК!

— Это ничего, — Суслов вновь налил мне воды и сел на своё место. — Переведём тебя в МГИМО. Будешь учиться там на заочном. Кстати, сразу переведешься на второй курс.

— Там нет заочного! — схватился я за спасительную соломинку.

— Будет. Считай, что уже есть, с товарищем Громыко мы договоримся, и уверяю тебя, для пользы дела он будет не против.

Мне сразу же стало ясно, что решение по поводу моей дальнейшей судьбы давно принято. Государственная машина уже набрала ход, а значит — кричи не кричи, толка от этого будет мало.

Однако просто так сдаваться было нельзя, а потому я привёл весомый довод:

— А фильмы? А сериалы? Что будет с ними? Ведь их ждут люди!

— Ничего, подождут, — отмахнулся Секретарь ЦК. — Сейчас нам важнее не вымышленное кино, а политическая стабильность, в том числе и с военным агрессивным блоком НАТО. И ты нам в этом должен помочь и обеспечить!

— Да… да… да… да вы что⁈ — я наконец-то выдавил из себя, запнувшись. — Ну какой из меня дипломат? Я не смогу! Я не умею! И более того — я не хочу!

Но эти мои, казалось бы, логичные слова и доводы не возымели совершенно никакого нужного эффекта.

— Товарищ Васин, — перешёл на официальный тон хозяин кабинета, — я думаю, вы к своим восемнадцати годам уже должны были понять, что мы в своей жизни делаем не только то, что хотим, но и то, что надо! Надо — для страны! Поэтому будешь дипломатом!

— Да не хочу я! — неистово замотал я головой. — Не хочу на чужбину! Я хочу быть тута — в родных пенатах и хочу снимать фильмы!

— А я говорю — НАДО! — стукнул кулаком по столу визави. — Толку-то от твоих фильмов, если завтра всё сгорит в пламени войны! — и отрезал. — Так что нечего спорить, мы сами знаем, что для тебя лучше. После нашего разговора едешь домой, собираешься, и сразу в аэропорт. Глядишь, может быть, и успеешь что-нибудь для страны сделать.

Эти слова меня потрясли до глубины души. В груди всё тут же похолодело и упало.

«Неужели он знает, что на нас в самое ближайшее время готовится нападение⁈»

В голове всё смешалось. Я пытался вспомнить, что именно такого серьёзного и судьбоносного для мира произошло осенью 1978 года.

Однако, как ни пыжился, как не напрягался, ничего такого, о чём говорил Секретарь ЦК, припомнить не удалось.

Решил спросить прямо:

— Скажите, что произошло? С чего вы взяли, что война на пороге?