Ненавижу Новый год! (СИ) - "Ann Lee" - Страница 7

— Ничего, я потом поем, — говорит, вжимаясь ртом, сразу толкаясь языком, заставляя раскрыть губы, и забыть вообще обо всём.

Зачем какие-то санитары, когда есть очень эффективные методы истерико-подавительные.

7

— Кеш, серьёзно, он очень большой!

— Дуняш, ты преувеличиваешь!

— Я приуменьшаю! Он огромный! И не поместится в меня!

— Поместиться! Давай, открывай ротик!

— Нет! Я больше не могу!

— Дуня!

— Кеша!

Мы замираем друг перед другом в противостоянии взглядами.

Не собираюсь сдаваться.

Кеша, очевидно, тоже.

— Зачем тебе это? — не выдерживаю его взгляда.

— Мне нравится, когда женщина сытая, — пожимает он плечами.

— Тебе нравится, когда женщина толстая и объевшаяся, — недовольно ворчу в ответ.

— Не говори глупостей, — Кеша, наконец, убирает от моего рта кусок пирога, который старался запихнуть, — ты не толстая.

— Ну да, — скептически тяну я.

— Ну да, — повторяет за мной. — Позволь мне судить об этом.

— О чём тут судить…

— О том, — он сам откусывает от злосчастного пирога, и жуёт, — у тебя очень красивая, женственная фигура.

— Ты не можешь быть объективным, после всего, что здесь было, — обвожу взором, смятую постель, в которой мы, помимо прочего, ещё и поужинали.

— Я и до этого так думал, — хмыкает он невозмутимо.

— Ага, особенно когда из машины за мной кинулся, — не поверила я.

— Дуняш, а я не пойму, что опять за недоверие? — Кеша обиженно воззрился на меня.

— Кеш… — попыталась я вставить.

— Может, я где-то обманул тебя? — продолжил он таким тоном, словно я не в честности его усомнилась, а в ориентации.

— Кеш, ну что ты, в самом деле?

— А может, я не выполнил, что обещал, — опять двадцать пять.

Какие ранимые, эти бруталы.

Я сползла с кровати, поправ футболку, взятую напрокат у него же. Обошла и встала напротив… обиженного, язык не поворачивается сказать, задетого за самолюбие Кешы.

Сидит, плечищи свои опустил, тоже не особо одет, только джинсы натянул, вся скорбь мира в глазах.

— Кеш, ну прекращая, — попыталась поймать его взгляд, — ты же мне веру в людей вернул… А фигура? Ну, прости! Это моё уязвимое место. Кроме тебя, ей ещё никто не восхищался, я не привыкла…

Потянулась погладить склонённую голову, а он ловко сцапал меня за руку, откинулся и завалил на себя.

— Привыкай, Дуняша, — лыбиться, видимо, очень довольный собой.

— Ну и что ты веселишься? — не прониклась я его приёмами дешёвыми. — Что за спектакль? Я думала ты реально…- опять запнулась на слове, обиделся, но как ни крути, не применялось оно к Кеше, — оскорблён, — нашла слово.

— А я и оскорблён, — заурчал он, потому что его руки, уже давно были под футболкой, преимущественно концентрировались на моей груди, — тебе теперь вовек прощения не выпросить.

— Так уж и вовек, — я тоже заворковала, потому негодовать, когда в теле столько эндорфинов сложно.

— Вовек, — подтвердил он, задирая, а потом и скидывая с меня футболку, — и ещё учится, комплименты будем принимать, и много всего…

Он недоговорил, а я и не слушала уже, потому что его горячий рот переместился на мою грудь.

С первого взгляда заметила, что он неровно дышит к этой моей части тела, и теперь ей уделялось повышенное внимание, особенно губ и языка.

И было мне так несравнимо хорошо, от всего, что он делал со мной, что я беспрекословно гнулась, так как ему надо было, отзываясь на все его ласки.

Если я буду просить прощения таким способом, то я готова, тем более это должно длиться век.

Кеша тем временем переместился с поцелуями, к моим плечам и ключицам, вжимаясь снизу твёрдым и неприкрытым желанием.

В нашу слаженную работу вклинивается мелодия.

Это кажется, телефон. Не мой.

— Кеш, это твой, — с неохотой отрываюсь от него.

Он, по-моему, вообще ничего не услышал, потому что смотрит снизу, расфокусированным, тёмным взглядом.

Но потом я вижу, странную реакцию на его лице, понимаю, что он узнал мелодию, и даже обрадовался, но через краткое мгновение, словно скинул эти эмоции, как звонок скидывают.

— Кеш? Не будешь брать, — удивлённо тяну я.

— Нет, — коротко отвечает он, и, крутанувшись, меняет нас местами, и сам как-то неумолимо меняется.

В его движениях теряется тягучесть и нежность. Наоборот, появляется какое-то странное остервенение, алчность.

Я не дура, и понимаю, что произошло это после этого звонка, но уточнить свои догадки не успеваю, потому что Кеша переходить к более решительным действиям.

Он садится на кровати, быстро разделывается с презервативом, и резко притянув меня к себе, входит. И особо не раскачиваясь, задаёт такой темп, что я вообще ни о чём не успеваю думать, а только ловить яркие вспышки, и хищный отблеск глаз Кеши.

Сейчас он мной воспринимается совсем другим.

Не здоровенным весельчаком, нежным и чувствительным, как было после первых двух раз.

Сейчас что-то животное и неотвратимое проглядывает под образом доброго брутала. И это пугающе, конечно, но и ещё настолько колко-возбуждающе…

Вот эти его тяжёлые прикосновения, граничащие с грубостью.

Чёткие и быстрые движения.

Жёсткий взгляд.

Мне совсем нелегко отвернуться, да что там, я не могу, а может, и не хочу этого делать, постигая новые грани этого мужчины.

Кеша склоняется ниже, не замедляя движений. Упирается на кулаки по сторонам от моей головы, и мышцы на его руках кажутся ещё больше, бугрятся, перекатываются.

Он смотрит так, словно сожрёт сейчас.

А у меня не возникнет желания противиться этому, чёрному водовороту, пусть поглотит.

Но неожиданно, даже для себя, тянусь к его косматой щеке, глажу. Потом перехожу на глаза, прижимаю ладонь к закрытым векам, и он вдруг шумно выдыхает и замедляется.

Замирает.

А я продолжаю, притягиваю его к себе, и целую, ощущая, как опять всё стремительно меняется.

Он снова двигается, но уже по-другому.

Медленно.

Уходит из движений чёткость, и появляется плавность.

Кеша отвечает на поцелуй, сжимая меня крепче, и в этой вязкой чувственной неге, мы синхронно кончаем.

В голове теплится мысль, выяснить, что же произошло, но она гаснет вместе с сознанием, когда большие руки притягивают к себе.

И устроив удобно голову на плече Кеши, я засыпаю.

Завтра всё узнаю.

Но совместного завтра не наступает.

Меня будит его тихий голос. Я отзываюсь на него, даже из глубин сознания.

—… Жень, я готов, ты же знаешь…- говорит Кеша.

Он в гостиной, но я отчётливо слышу каждое его слово, и понимаю, что с кем-то говорит по телефону.

— Ты же сама хотела этого, — опять голос Кеши.

— Я тоже хочу сохранить нашу семью.

По мере того как я всё это слушала, я понимала, что в очередной раз оказалась в дураках.

Ну как такой мужчина может быть одинок?

Вон, семья у него.

Наверняка это она звонила, когда мы…

Странно, но я не чувствовала сейчас ничего.

Ни обиды.

Ни досады.

Ни разочарования.

Принимая, сей факт как данность.

Возможно, у меня уже атрофировалась та часть сознания, которая должна отвечать и как-то реагировать на предательство людей.

— Хорошо, я сейчас приеду, — снова голос Кеши, и шаги.

Он идёт сюда.

Я прикрываю глаза и выравниваю дыхание.

Не хочу твоих оправданий.

Просто уходи.

Ты же Дед Мороз. Вот и вали к себе, и своей Морозихе.

Кеша, словно читает мои мысли.

Стоит, сопит рядом, но не делает никаких попыток разбудить и объяснится.

— Прости, Дуняш, — говорит совсем близко, и на щеке загорается поцелуй.

Пусть даже и понял, что я не сплю, всё равно не открою глаз, даже когда хлопнет дверь, и пройдёт достаточно времени. Не открою.

Потом…

Завтра…

Ненавижу Новый год!

КОНЕЦ