Сладострастие. Книга 2 (ЛП) - Муньос Ева - Страница 22

Я прохожу мимо одного из моих телохранителей, который читает газету у подножия аварийной лестницы, а Эллиот наблюдает за мной с одного из стульев, делая вид, что печатает что-то на своем мобильном телефоне.

Я поднимаюсь на лифте на десятый этаж. На этом этаже атмосфера немного более уединенная, так как здесь находится отделение интенсивной терапии для офицеров четвертого и выше рангов, а также зал ожидания с диванами, кофемашинами и большими окнами.

Здесь все Льюисы, включая близняшек. Патрик, Александра и Саймон сидят в углу, прислонившись к большому кожаному дивану. Поодаль стоит Братт с Сабриной, которая плачет у него на руках, а рядом стоят Джосет, Марта, Миа и Зои. Не лучший момент, чтобы прерывать семейную идиллию, поэтому я подхожу к Александре, Патрику и Саймону, который спит.

Генерал тоже здесь, и он выглядит самым огорченным.

—Здравствуйте, —приветствует меня Александра, выглядывая из-за шеи мужа.

—Как вы себя чувствуете? —спрашивает меня Патрик. Он выглядит опечаленным с двухдневной щетиной и в окровавленной форме.

—Лучше. Как он?

Он опускает голову и проводит рукой по волосам.

—Он в коме, от удара взрыва у него сломаны две ребра, и одна из костей почти пробила легкое... Короче говоря, он задыхался собственной кровью. Левая рука тоже повреждена, и — он замолкает, чтобы перевести дыхание — неизвестно, не будет ли осложнений.

—Нет гарантий, что он выживет, —объясняет он. —Нам повезет, если он очнется, и мы не знаем, какие повреждения мозга вызвала взрывная волна, скорее всего, он останется прикованным к этой кровати на всю жизнь.

—Не говори так, милый, —успокаивает его жена. —Он сильный человек, он поправится.

У меня пересохло в горле, вид Патрика говорит сам за себя, и волна сентиментальности захлестывает меня.

—Успокойся, — просит меня Александра. — Ты не можешь волноваться после того, что с тобой было.

—Все в порядке... — Я встаю. — Я пойду налью воды.

Моя попытка остается незавершенной с приходом внутренней службы, которая возвращает меня, когда приходит с агентами в костюмах. Это подразделение, которое контролирует, чтобы FEMF работала должным образом, то есть, чтобы не было злоупотребления властью, нарушений, ненадлежащих процедур или коррумпированных солдат. Это подразделение довольно тесно связано с Советом.

Нас снова и снова спрашивают, считаем ли мы, что генерал поступил правильно, и каждый высказывает свое мнение. Они выполняют свой долг, принимая показания каждого, и могут назначить наказания, поскольку являются более человечной стороной армии. Пеньяльвер становится все более нетерпеливым, внутренние дела уходят, а генерал не перестает ходить кругами.

—Уже четыре часа прошло, а новостей нет, —Пеньяльвер встает и обращается к одному из врачей, выходящему из коридора. —Он полковник, он уже должен был быть вне опасности.

Все встают в ожидании, когда врач подходит к генералу.

— Прошу вас, генерал, проявите немного уважения, — требует мужчина с кубинским акцентом. — Будьте благодарны, что он дышит, в том состоянии, в котором он прибыл, это чудо, что он жив.

— Ваша работа — вывести его из комы.

— На данный момент он не выйдет из комы. Его тело борется с инфекцией, вызванной осколком.

Он пробыл с предметом, застрявшим в ребрах, несколько часов, у меня нет обнадеживающих новостей, и, как я уже говорил, вам лучше приготовиться к худшему. Какими бы хорошими специалистами мы ни были, мы не можем обещать, что спасем ему жизнь.

Диагнозы — это ножи, брошенные в воздух. Я поворачиваюсь к стене, сдерживая жесты, которые могут выдать меня.

— Вы должны спасти его, — настаивает Сабрина. — Если он умрет, можете быть уверены, что вы больше никогда не будете работать по профессии, потому что мы заставим вас...!

— Не время для угроз, Сабрина! — вмешивается Братт.

— Генерал, — входит один из кадетов, — министр Морган здесь.

Высокая охрана министра заполняет комнату, это люди в униформе, с автоматами и бронежилетами. Они входят, закрывая двери и не пропуская никого.

Патрик трясет Саймона, чтобы тот пришел в себя, а солдаты, сопровождающие генерала, выстраиваются в линию, прижимая оружие к груди. Я поправляю волосы и выпрямляю спину, следуя военному регламенту.

Лицо генерала выражает полное отчаяние, он осознает все последствия, ведь один неверный приказ поставил сына высшего руководителя на грань смерти, а, насколько я слышал, Алекс Морган никому не прощает ошибок.

Открываются двери лифта, и входят два человека в костюмах и галстуках — «высшая охрана. - Они твердым шагом проходят по коридору, пропуская группу людей, которых они охраняют.

Чтобы стать министром FEMF, необходимо соответствовать определенным требованиям: иметь большое количество медалей и побед в боях, безупречную службу в армии, быть прирожденным стратегом, внушать дисциплину, порядок и авторитет. Ни одно из этих требований не является для Алекса Моргана непосильным.

Его осанка явно отражает все эти требования, он такого же роста и имеет те же черты лица, что и его сын. В его черных волосах нет седины, что еще больше усиливает их сходство: те же глаза, нос и рот, та же осанка, когда они идут прямо, с поднятым подбородком, как будто они готовы поглотить мир. Кристофер похож на его фотографию в молодости. Его сопровождает высокая женщина с черными глазами и каштановыми волосами, у нее красный от слез нос и щеки.

Сотрудники FEMF стоят перед ним, а его спутница смотрит на него глазами, затуманенными слезами, не отпуская его руку.

Сзади идет пожилая женщина с седыми волосами. - Мари Ланкастер, няня полковника, — говорю я себе. Я делаю вид, что мне что-то нужно у бара, стараясь, чтобы она меня не узнала.

— Где мой сын? — спрашивает министр.

— В реанимации, сэр, — отвечает врач. — Специалист с ним.

— Я хочу его видеть. — Он отталкивает сопровождающих его мужчин.

— Это невозможно, сэр, он...

— Это возможно, — ему не нужно повышать голос, чтобы проявить авторитет, — и это должно быть сделано немедленно.

— Это министр FEMF, — добавляет генерал. — Вы знаете, что не можете ему отказать.

Врач неохотно кивает.

— Как прикажете, сэр, — отвечает он. — Идите за мной, вам нужно сначала подготовиться.

—Я тоже хочу его увидеть, — говорит женщина, сопровождающая министра.

—Входить может только один человек.

—Это его мать, она тоже должна его увидеть, — настаивает она.

Доктор не отвечает, просто поворачивается к ней спиной и позволяет ей пройти вперед, а группа охранников сопровождает его до входа в зону ограниченного доступа.

За моей спиной слышны женские рыдания, но я по-прежнему не хочу оборачиваться.

—Братт, Патрик! —плачет Мари—. Скажите мне, что все будет хорошо, что с ним ничего плохого не случится.

—Мы верим, что так и будет, —уверяет Патрик—. Вы должны успокоиться, это может повредить вашему здоровью.

—Я не могу успокоиться, зная, что мой ребенок борется между жизнью и смертью, —она снова начинает рыдать.

—Успокойся, —просит Братт, прижимая ее к своей груди и сдерживая рыдания. —Мы должны быть позитивными и давать ему силы отсюда.

Он узнает меня, когда увидит, я не могу выйти ни откуда, охрана Алекса Моргана стоит у каждого выхода и допрашивает всех, кто входит и выходит, невозможно уйти, не привлекая внимания, поэтому я иду к окну, притворяясь невидимой.

Они садятся, я вижу их через стекло. Братт кратко рассказывает ей обо всем, что произошло, прижимая ее к своей груди и гладя по волосам, а она плачет, вспоминая, как боится потерять сына.

Я прислоняюсь головой к холодному стеклу и позволяю часам тикать, наблюдая, как последние лучи солнца исчезают с закатом, возвещая о наступлении летней ночи. Я проклинаю свою судьбу и все эти грязные дела, в которые я вляпалась.

— Дорогая, — зовет меня голос Братта, — принеси Мари кофе, пожалуйста, она выглядит уставшей.

Я не шелохнусь, она знает, кто я, и что-то подсказывает мне, что она из тех женщин, которые никогда не забывают лица.