"Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) - "Гоблин - MeXXanik" - Страница 57

— Не скажи, — протянул я. — Парень — мастер иллюзии. А ещё он перфекционист. Все перепроверил и осмотрел всю квартиру, чтобы ничего не упустить.

Слуга задумался:

— А что это даёт? — прямо уточнил он и нажал на брелок сигнализации. Машина моргнула фарами, пискнула, щёлкнули замки.

— Ничего, — вздохнул я. — Но даже такая информация лучше, чем вообще никакой. Остаётся только снотворное. Его продают лишь по рецепту. Значит, он либо имеет назначение от врача, либо купил его. А может, приобрел таблетки нелегально и это будет тупик.

— Не продают енти таблетки во флаконах, — тут же отверг идею Фома, усевшись за руль. Я вопросительно посмотрел на него, в ожидании ответа, и слуга недовольно пробормотал:

— Да был у меня знакомый, который такую вот дрянь потреблял.

Я усмехнулся и сел на пассажирское сиденье:

— Ну, значит, самая тупиковая версия отпала. Остаются врачи и аптеки.

Фома завел двигатель и уточнил:

— Куда дальше, вашество? Аптеки объезжать? Или докторишков допрашивать?

— Домой, — ответил я. — Нужно закрыть все дела и отвезти их в министерство.

Фома кивнул, и машина выехала с парковки.

— А тот призрак, вашество. Ну, который дома живёт. Вы про него пошутили? — как бы между прочим уточнил помощник, когда авто ехало по шоссе в сторону офиса.

— Увы, нет, — ответил я. — Но могу тебя заверить, что Любовь Федоровна — милейшая дама. Когда-нибудь я вас познакомлю.

Фома снова что-то зашептал и уставился на дорогу. А когда машина проезжала мимо храма Синода, парень осенил себя знаком Искупителя.

— Раз так боишься призраков, то может тебе и не стоило связываться с некромантом? — уточнил я, немного напрягшись. — Мне правда не хочется, чтобы ты беспокоился об этом.

— Духов всяческих я навроде и не боюсь, — фыркнул парень. — Но это когда они где-то снаружи и от них можно стенами прикрыться. А ента баба, как, стало быть,ее зовут?

— Женщина, — поправил я Фому. — И зовут ее Любовь Федоровна. Тебя она считает рукастым парнем и даже велела отдать тебе ящик с инструментами.

— Ети ж, — вырвалось у помощника. — Прямо так и сказала?

— И еще похвалила за то, что ты промокации нам выторговал у кухарок и мы экономим на еде.

— Ну, я ведь хозяйственный, это точно, — зарделся парень и тут же прищурился, — а не она ли тот счетовод, о котором вы говорили, вашество?

— С чего ты это взял? — подивился я его проницательности.

— А кому еще быть слугой у некроманта, ежели не призраку?

— Ну, ты ведь не призрак, — напомнил я.

— Это точно, — Фома покосился на меня через зеркало заднего вида. — Так я прав? Она та самая тетка, которая с деньгами вам помогать будет?

— Женщина, — повторил я назидательно. — Не вздумай ее бабой назвать или теткой.

— Осерчает? — насторожился парень.

— Нельзя женщин обижать. Даже тех, которые умерли. Хотя вот как раз их особенно. Если дама затаит на мужчину зло, то обязательно найдет способ с того света его достать и извести.

— А Любовь Федоровна извела того, кто ее того…

— А с чего ты взял, что ее кто-то «того»? — тут же спросил я.

— Так многие говорят про дом наш. Что в нем жила старуха… то есть женщина, — тотчас исправился Фома, — и ее по голове кто-то топором хрястнул. А душегуба так и не нашли.

— Неудобно о таком у дамы спрашивать.

— А чего это? Почему неудобно? — не понял парень. — Очень даже удобно. Вы говорите складно и красиво. Ей наверняка с вами приятно говорить будет.

— Ну вот как ты себе это представляешь, Фома, — я вздохнул, — сижу я такой весь галантный, пью утренний чай и спрашиваю женщину, которая считает мои деньги: уважаемая Любовь Федоровна, а не подскажите ли мне, кто вас по голове топором хрястнул?

— А чего нет? Так и спросить можно. Ее ж давно уже хрястнули, и наверняка она захочет об этом поговорить. Может даже будет довольна, что вы такой вежливый и поинтересовались ентим случаем. Ее ж никто другой не спросит.

— Фома, вот я иногда думаю, что ты такой умный и разумный…

— Спасибо. Мне приятно, что вы заметили, что я такой, — заключил парень и продолжил, как ни в чем ни бывало. — А заодно можно спросить у ентой дамы, что за дверка в подвале у северной стены. И куда она ведет.

— Что? — удивился я.

— Дверка там есть чуть ниже моей головы. И я не смог ее отпереть. Вы бы спросили у своего счетовода, может там кладовка какая или еще чего важное.

— Хорошо, обязательно уточню.

Машина въехала в арку двора, и Фома высадил меня у крыльца офиса.

— Я в торговые ряды пойду. Куплю нам фруктов свежих. Арина Родионовна бледновата, и ей наверняка яблоки полезны будут, — сообщил помощник. — Если нужен буду — звоните.

— Договорились, — ответил я и вошёл в приемную., где меня ждал сюрприз.

На диванчике сидело двое парней. Одного из них я узнал сразу: тот самый Гордей, которого я не так давно вызволил из острога. Только на лице парня красовалось несколько свежих кровоподтёков, оставленных, скорее всего, во время драки с черносотенцами в острожном дворе.

А вот второй гость вызвал у меня интерес. Высокий, коротко стриженый, тощий как щепка, в длинном, до пола плаще, из кармана которого торчал край красной тряпки. У подлокотника диванчика стояла трость с набалдашником в виде черепа. В нем было что-то чужое. Будто парень был не из Петрограда. И даже не из Российской Империи.

Гости пили чай и вели себя вежливо. Но несмотря на это, сидевшая в кресле секретаря Арина Родионовна выглядела немного взволнованной и то и дело косились на гостей.

Входная дверь за моей спиной захлопнулась, и парни мигом обернулись. Тощий глянул на Гордея, и парень кивнул.

— Мастер Чехов, — тощий отставил чашку с недопитым чаем и встал с дивана. — Простите, что не могу снять шляпу, как того требует этикет. Находиться в помещении в головном уборе — признак дурного тона.

Его голос был тихим и будто бы вкрадчивым. Но настраивал на дружеский лад. И я удивлённо поднял бровь. Парень явно был аристократом и изъяснялся чисто, без просторечного диалекта.

Заметив, мое удивление, гость улыбнулся от уха до уха, отчего стал больше походить на добродушную лягушку:

— Простите, где мои манеры, — словно извиняясь произнес он, шагая ко мне и протягивая руку. — Меня зовут Рипер. Мне больше нравится имя Мейхем, но увы, так назвали одного моего дальнего родича. Он был старшим в семье. И чтобы нас не путали, мне досталось это имя.

Последние слова он произнес с явным сожалением.

— Красивое имя, — оценил я, пожимая протянутую ладонь.

— Я старший брат «Сынов». И приехал к вам лично, чтобы выразить благодарность за то, что вы вытащили моего младшего непутёвого братца из острога, — продолжил Рипер. — Ваш любезный секретарь разрешила нам подождать вас в офисе. И даже угостила вкусным чаем.

Гордей поднялся на ноги и подошёл ко мне. Коротко с уважением поклонился:

— Благодарствую, мастер, что не позволили меня на каторгу окоянную сослать, — произнес он. — Оно ведь одно, когда за дело сидишь. Ну совершил чего, например. А другое — когда без вины.

Рипер недовольно поморщился:

— Гордей, твой просторечный диалект режет слух мастеру Павлу Филипповичу. И ввергает меня в шок. Где твои манеры?

Он обернулся к парню и тот потупился:

— Простите, мастер, все не привыкну никак.

— Вот так, — вздохнул Рипер. — Учишь их, учишь, тратишь силы, а они забывают. Впрочем, я их не виню. Бастарды из приютов, сами понимаете какое образование им могут дать заведения Синода, порядки в которых мало чем отличаются от каторги для малолетних преступников. Повадки и диалект не вытравить.

— Я вполне спокойно отношусь к просторечному говору, — успокоил я гостя.

— Вы великой доброты человек, мастер Чехов, — ответил Рипер, и как мне показалось, в его голосе прозвучало уважение. — Аристократ, который защищает права простолюдинов. В городе уже много про вас говорят. Особенно на рабочих окраинах.