Драконья целительница (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 11

Простыня качнулась, и правый верхний уголок загнулся. Кажется, это значит “да”. В конце концов, если бы это существо хотело нам навредить, оно давно бы сделало это.

– Хорошо, – кивнула я. Домовой так и сидел, вытаращив глаза и шепотом поминая жеваного крота. – Давай так. Я буду спрашивать, а ты загибай вон тот угол, если ответ “да”. И вот тот, если “нет”. Кушать хочешь?

Ну а что еще спросить? Наш главред всегда считал, что половину проблем можно снять, если поесть, как следует.

Отлично. Если бы в больнице поселился больной монстр, то это был бы совсем край.

– Ты ищешь друзей? Хочешь подружиться с домовыми?

– Ты потерялся? – предположила я, и другой угол простыни быстро-быстро задергался.

– Ты маленький? – спросила я, и домовой тотчас же прошептал:

– Нифига ж себе маленький…

“Нифига ж себе”, – повторила я за домовым. Детеныш?

– Ты потерялся и потерял маму?

Господи, у него и мама еще есть. И папа с бабушкой, и прочие двоюродные братья.

– Маленький мой, – сказала я с искренним сочувствием. – Ты потерялся, и тебе страшно. И мамы нет. И тут все тебя боятся.

– Ну не бойся, не бойся, – продолжала я с прежним теплом. – Все хорошо, мы найдем твою маму. Вернем тебя ей. Ты сам потерялся?

Ага. Кажется, мы наконец-то вступили на правильный путь.

– Тебя утащили? Украли у мамы?

– Не волнуйся, – твердо сказала я. – Мы обязательно вернем тебя домой. Ты помнишь того, кто тебя украл? Сможешь его опознать?

Отлично. Так, кажется, мне нужна помощь генерала.

– А ты сможешь покинуть подвал? – спросила я, и простыня печально опустила уголки.

“Да” – и простыня развернулась и указала уголками на икающего от страха домового. Тот вытаращил глаза, вздыбил шерсть и воскликнул:

– Жеваный крот… – выдохнул домовой. – Боится оно нас, ты глянь! Мы сами тебя боимся, знаешь, как?

– Они тебя не обидят, – пообещала я, глядя с нескрываемой жалостью. Несчастного детеныша украли у матери и спрятали в подвале с шипящими и мяукающими существами, которых он считает монстрами. – Скажи-ка, а ты можешь стать поменьше?

“Да”, – ответила простыня и тотчас же съежилась до размеров носового платка. Я поднялась с кровати и вышла из своего закутка – простыня побежала за мной, громко топоча, и домовые сразу же бросили свои дела и сбились в кучу, зашипев и вздыбив шерсть.

Простыня сразу же прильнула к моей ноге – ощущение было таким, словно к телу прижалась горячая медуза.

– Не бойтесь! – твердо сказала я. – Оно хорошее, маленькое, и само вас боится! Это детеныш, которого отняли у матери.

Простыня продолжала дрожать от страха. Домовые вздохнули с облегчением и осторожно подошли к нам.

– Эвон как, – произнес один из них, с обкусанным ухом. – Нас, домовых, тоже от мамки еще котятами забирают. Мы с тобой приятели, получается.

Простыня вздохнула, сотрясаясь всем телом, и отлипла от моей ноги.

– Ты не бойся, – сказал второй домовой. – Кот ребенка не обидит. К печам, самое главное, не суйся, а то обожжешься. А хочешь с нами оставаться, так мы тебе уголок устроим. Эх, горемыка!

– Ну вот и хорошо, – улыбнулась я. – Мы с ним сейчас поднимемся наверх, к генералу Юнгерсу. Он поможет!

И я направилась к выходу из подвала. Простыня топала за мной, торопливо перебирая уголками – кажется, с такой поддержкой она осмелела. Интересно, это девочка или мальчик? Или ни то, ни другое?

Ладно. Покажу ее Юнгерсу, а там разберемся.

Девочка, мальчик – неважно. Главное, вернуть дитё матери.

Глава 15

Когда мы вышли на лестницу, то я обернулась к простыне и велела:

– Уменьшись еще чуть-чуть. И забирайся ко мне на спину.

Простыня загнула уголок, ответив “Да”, и вскоре я почувствовала тяжесть, сравнимую с большим, туго набитым рюкзаком. Мы поднялись по ступенькам на третий этаж, по счастью, никого не встретив. Был уже вечер: ужин закончился, лекарства всем раздали, пациенты и врачи отдыхают. Эшли сидела за столом, перелистывая чью-то карту, и не заметила нас.

Я скользнула в палату генерала и тотчас же воскликнула:

– Ты что делаешь! Это нельзя ковырять!

Конлет был занят тем, что аккуратно поддевал пальцами одной руки корку на левой – выглядел он сосредоточенным и хмурым, словно решал очень важную задачу.

– Там уже чистая кожа, и даже без шрама, – довольно сообщил он, но дело свое прекратил и поинтересовался: – Ну что, как дела?

– Смотри, кто обитает в подвале, – сказала я, повернувшись к нему спиной. – Оно маленькое. Детеныш.

Простыня спрыгнула на пол и прильнула к моей ноге. Я вздохнула с облегчением – если детеныш такого размера и веса, то какова же там мама?

А Конлет изменился в лице. Он шевельнулся на кровати так, словно собирался встать, и я уловила его тревожную мысль:

– Немедленно отойди, Шейл! Два шага в сторону!

Простыня задрожала, как листочек на ветру. Над головой Конлета поплыли искры – он готов был обратиться и дохнуть огнем, несмотря на все свои ожоги!

– Нет-нет! – воскликнула я. – Что ты! Оно хорошее! Его похитили и притащили в подвал, оно всех боится!

– Это сумеречный буревестник! – заорал Конлет так, что моя несчастная голова наполнилась болью. – Он может весь регион по камешку разнести! В сторону, Шейл!

– Не трогай ты его! – я подхватила простыню на руки, и она тотчас же испуганно прильнула ко мне в поисках защиты. Дракон, пусть и наполовину обгоревший, перепугал ее до смерти. – Он никому не желает зла, я клянусь. Вот скажи, – я посмотрела на дрожащего буревестника, – ты хочешь кого-то обидеть? Причинить боль?

“Нет! Нет! Нет!” – простыня загнула уголок, и Конлет нахмурился. Я чувствовала его сомнения и недоверие.

– Он что, общается с тобой?

– Да, – ответила я. – Его похитили, отобрали у матери. Притащили в подвал. Там домовые, а оно их боится. А они его боятся, – я улыбнулась и продолжала: – Но оно никому не хочет навредить, ему надо к маме.

Конлет вздохнул. Я взяла с тумбочки стакан с трубочкой, поднесла к его губам, и он сделал несколько глотков воды.

– А еще оно может опознать того, кто его сюда притащил, – продолжала я, когда Конлет относительно успокоился. – Представляешь, какая подстава? Все, как мы с тобой и думали! Сначала глубинник. Потом сумеречный буревестник. Больницу закроют, а грандмастера Магерана сместят.

Конлет усмехнулся. Взгляд сделался пронизывающим и колким.

– А ты, стало быть, его жалеешь? – поинтересовался генерал. – После того, что его клан сделал с твоей семьей?

Конечно, я не жалела. В принципе, мне не по кому было скорбеть, я же не знала семью Шейл. Но Айн Магеран и без этого был тот еще фрукт и овощ – дадут ему пинка, все только обрадуются. А новый грандмастер, который не враждует со мной, назначит меня целительницей, а не санитаркой.

– Мне нужна работа, – искренне ответила я. – А я ее потеряю, если больница закроется. И есть у меня подозрение, что это Иво Карбри притащил сюда буревестника.

– Может быть! Восстановленные мертвецы способны на такое. За это ему светит пожизненное, – сообщил Конлет. – Если кто-то пытается использовать монстров в своих делах и причинить людям вред… в общем, у больницы будет другой глава службы безопасности.

– Мы сейчас пойдем и посмотрим на него, – сказала я. – Надеюсь, он еще не уехал домой.

– Будь осторожна, – попросил генерал. – Я не доверяю чудовищам, даже если они детеныши.

Я поблагодарила его за заботу и пошла к дверям. Когда я покинула палату и бесшумно вышла на лестницу, то голос Конлета снова прозвучал в голове:

“А ты так и не ответила на мой вопрос. Жалеешь грандмастера?”

Да что он пристал-то? Такое чувство, что он ревнует! Но с чего бы?

“Нет, – ответила я. – Не жалею. И больше не тереби эти корки”.

Конлет лишь вздохнул. Его мысль снова была похожа на прикосновение – мягкое, бережное.

“Иди, – сказал он. – И будь очень осторожна, пожалуйста!”