Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович - Страница 7

– Гильзу найти не удалось. Мы с Щупаком, – капитан кивнул на лейтенанта, – разговаривали с людьми, которые работали в депо. Помощник машиниста Вакуленко видел парня, который бежал к вокзалу. Не зная, что произошло, он не задерживал его. Но запомнил: среднего роста, молодой, из-под кепки выглядывали чёрные волосы. Коричневый пиджак, чёрные матросские брюки и тяжёлые ботинки. Вот и всё, товарищ подполковник. Я считаю, что нападение было внезапным. Егоров даже не успел выхватить оружия.

– Кстати, об оружии, – сказал подполковник Кауров, сидевший в кресле у самого стола. – Ведь преступник успел срезать у Егорова кобуру с пистолетом. Срезал острым ножом. А выстрел, как установила экспертиза, произведён с очень близкого расстояния.

– Конечно, нападение было внезапным, – убедительно проговорил лейтенант Щупак. Он стоял в глубине кабинета, высокий, в сером, модно сшитом костюме. – Может, именно с целью завладеть оружием. Но я не исключаю и мотива мести со стороны лиц, которых ранее задерживал Егоров.

– А зачем забрано оружие, если принять вашу вторую версию? – спросил Кулишенко.

Щупак спокойно ответил:

– Имитация.

Кулишенко перевёл взгляд на окно и несколько минут молча смотрел туда, потом, откинувшись в кресле, уже тоном приказа произнёс:

– Хорошо. Согласен. Принимаем обе версии, взвесьте их. – Эти слова были обращены больше к Каурову, подчинёнными которого были капитан Коршун и лейтенант Щупак. – Свяжитесь с железнодорожной милицией, сообщите «портрет» человека, которого видел помощник машиниста...

– Василий Петрович Вакуленко, – подсказал Коршун.

– Ну что ж, пока всё, – Кулишенко положил руки на стекло письменного стола и кивнул – мол, можно идти...

Вечером в длинных коридорах управления милиции тихо и безлюдно, с потолка тускло светят электрические лампочки. Почти все кабинеты уже закрыты. Но полковник Кулишенко всё еще сидит у себя. Он думает о том, что давно уже не было такого дерзкого и зверского убийства, и ещё о том, как организовать похороны старшины милиции Павла Егорова.

В дверь постучали.

На пороге стоял средних лет мужчина в рабочем костюме. В руках он держал старую армейскую фуражку.

– Разрешите? – спросил.

– Проходите. Садитесь. Что у вас?

– Да я вот... Со мной ваши товарищи разговаривали... Я им рассказал, когда убили милиционера, что видел, как один парень убегал. Я работал помощником машиниста.

– Вы товарищ Вакуленко?

– Он самый.

– У вас что-нибудь новое? – оживился полковник, глядя на Вакуленко.

– Да нет, к сожалению. Я о другом... Вы, наверное, уже ищете его. Так я вот хотел предложить свою помощь, чтобы подключили меня к вашим работникам. Этого негодяя надо обязательно поймать и как можно скорее. Я видел его в лицо.

– Мысль эта хорошая, но... как же с работой у вас?

– А я возьму отпуск за свой счёт, – просто ответил Вакуленко, доставая из кармана пачку «Верховины».

– Ну что ж, раз так, то большое спасибо, – поблагодарил Кулишенко, – я свяжу вас с подполковником Кауровым, а он познакомит с людьми, с которыми вам придётся работать...

Подполковник Кауров был мрачен и зол. Прошло более двадцати дней с того времени, как убили Егорова, а расследование почти не сдвинулось с места.

Лейтенант Щупак доложил, что трое из семи преступников, которых когда-то задерживал Егоров, находятся в местах заключения, остальные занимаются теперь полезным трудом. Версия о том, что убийство совершено из мести, почти отпала.

Оперативные работники обследовали в городе буквально каждый угол, но каждый раз возвращались ни с чем. Помощник машиниста Вакуленко, который взялся помогать одной из оперативных групп, был неутомим. Он торопился, потому что боялся, что со временем в его памяти сотрётся лицо человека, которого он видел, когда тот бежал через железнодорожные пути. Однако и энтузиазм Вакуленко не давал пока никаких результатов. След преступника потерялся на вокзале, казалось, навсегда.

И вот вдруг на заводе автопогрузчиков было совершено странное и дерзкое преступление, которое на первый взгляд не имело никакой связи с убийством Егорова.

Табельщица одного из цехов Римма Яковлевна Годлевская, чтобы в день выдачи зарплаты не создавалась очередь у общей кассы, согласилась получить деньги на весь цех. Около пяти часов дня, вложив крупную сумму в портфель, она шла через заводской двор к своему цеху, когда раздался выстрел. Вскрикнув, Годлевская прижала портфель с деньгами к груди. Из простреленной руки текла кровь. В это время к табельщице подбежал неизвестный, выхватил портфель и бросился бежать. Годлевская, несмотря на боль, с криком побежала вдогонку. Она видела неизвестного в спину. На нём был коричневый пиджак и широкие матросские штаны.

На крик табельщицы выбежало несколько рабочих, которые тоже бросились за грабителем. Увидев, что его догоняют, бандит начал отстреливаться. Выпустил шесть пуль, но, к счастью, промахнулся. Добежав до ограждения, он перебросил портфель, перелез сам на ту сторону и помчался к вокзалу. Здесь его наконец догнали. Но каким-то чудом вырвавшись из рук двух рабочих, негодяй спрыгнул с высоченного дебаркадера, побежал и исчез в толпе на улице Городецкой.

Обо всём этом рассказал милиции один из рабочих завода автопогрузчиков. Оперативная группа, выехавшая с собакой на место происшествия, обнаружила возле ограждения пачку денег, выпавшую из портфеля, и потерянную бандитом серую кепку. Ближе к вокзалу, на путях, подобрали нож и пропуск на завод. Найдено было также шесть стреляных гильз.

– Вот это хозяйство! – сказал Кауров, выкладывая перед сотрудниками находки.

– Это уже что–то! – воскликнул Щупак, вскрывая пропуск на завод. – Ага, вот для чего ему надо было на бегу доставать из кармана и раскладывать нож: фотография с пропуска содрана, а фамилия владельца выцарапана. Ну, ничего, фамилию обнаружим.

– Во-первых, восстановите фамилию, во-вторых, отдайте на экспертизу гильзы, – коротко приказал Кауров, – и кепку покажите руководителям клубов и членам комсомольских штабов. Может, кто–то опознает...

Экспертизой было установлено, что стреляли из пистолета, выпущенного после 1948 года. Пистолет, украденный у Егорова, был образца 1952 года. Это наводило на мысль, что в Годлевскую стреляли из оружия убитого старшины. При сравнении «словесных портретов», которые дали помощник машиниста Вакуленко и рабочие, видевшие преступника на заводе и на вокзале, оказалось, что многие черты совпадают.

Докладывая Каурову обо всем этом, Щупак высказал мнение, что нападение на Годлевскую с грабительской целью было совершено человеком, который хорошо знает территорию завода, время и порядок выплаты денег.

Кауров сидел за столом, передвигая с места на место пустую пепельницу, и слушал стоявшего перед ним лейтенанта.

– Оперативные группы работают, товарищ подполковник, – продолжал Щупак, – к ним изъявили желание подключиться те рабочие, которые видели преступника. Теперь о пропуске на завод. Экспертиза восстановила соскобленную ножом фамилию. Пропуск был выдан на имя Ромейко.

Подполковник поднял глаза на лейтенанта:

– Езжайте на завод и выясняйте личность этого Ромейко.

На заводе Щупак провёл три дня. В административном здании уже привыкли видеть светлоглазого молодого человека в синем костюме, многие догадывались, что он из милиции. И те, к кому лейтенант обращался, старались всячески помогать ему.

Щупак сразу же обнаружил, что на заводе действительно есть рабочий Василий Ромейко. Все эти дни он аккуратно выходит на работу. Этот факт и знакомство с фотографией из личного дела Ромейко убедили Щупака, что бандит, нападавший на Годлевскую, и Ромейко – разные лица. Но пропуск...

И вот они сидят в пустой комнате друг против друга.