Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович - Страница 64

Найчук кивнула головой.

Известие о себе Кравчук подал уже через месяц. Он по телефону попросил разрешения зайти и пришёл точно в назначенное время. Сказал, что получил 1200 рублей и на этот свой первый трудовой заработок хочет приобрести кое-что из одежды. Смущаясь, добавил, что был бы очень благодарен, если бы «Неонила Фёдоровна помогла советом».

Они ходили вместе по магазинам, выбирали, покупали.

Найчук несколько раз наведывалась на завод, интересовалась работой и поведением своего «крестника». Виктор работал добросовестно, хорошо зарабатывал. Ему значительно помогло трудовое воспитание в колонии. Там он получил специальность слесаря четвёртого разряда. Кроме того, парень имеет еще одну специальность – столяра-деревообработчика.

Поинтересовалась Неонила Фёдоровна, с кем дружит Виктор. Оказалось, что он завязал хорошую дружбу с молодым рабочим того же завода Борисом. У них много общего в характере, оба любят технику, увлекаются мотоспортом. Но часто после посещения квартиры Бориса Виктору становится грустно на сердце. Он чувствует, что завидует товарищу, который живёт в семейной обстановке, имеет отца и мать.

Прошёл год работы Виктора на заводе. Он получил очередной отпуск. Первый отпуск! Надо понять чувства парня. Понятно, ему хочется разумнее, приятнее всего использовать свободный летний месяц. С кем посоветоваться?

И вот он снова у ворот высокого дома, его пропускают в кабинет инспектора. Найчук радостно здоровается с ним, держа в руках номер областной газеты, которую только что читала. Она показывает пальцем заметку: «Моя исповедь». Почти сверстник Виктора – Леонид Андриевский в ней рассказывает, как после встречи с передовиками львовских предприятий, после их сердечных слов ему стало стыдно за себя и за тех, кто вместе с ним отбывал заключение. Он «по-настоящему задумался над тем, что есть другая жизнь, которой живёт народ...» – Понимаешь, Виктор, как это хорошо, когда такие люди задумываются!.. Ну, как твои дела? – спрашивает Найчук парня и пристально осматривает его фигуру.

Виктор стоит перед ней высокий, стройный, аккуратно одетый; слегка кудрявятся на голове его чёрные волосы, глаза тепло улыбаются.

Он рассказывает, почему пришёл. Во-первых, хочет поделиться радостью: на днях комсомольская организация цеха приняла его в комсомол. Единогласно, как одного из ударников. И есть еще одна небольшая просьба у него к Неолине Фёдоровне: не посоветовала бы она ему, как целесообразнее всего использовать отпуск.

Найчук смотрит на часы, закрывает в стол незаконченный план культмассовой работы на следующий месяц.

– Пойдём на свежий воздух, – предлагает она, – там посоветуемся.

Они идут по улице Городецкой, садятся на скамейке в сквере. Виктор внимательно и почтительно слушает, потом благодарит за совет приобрести туристскую путёвку в Закарпатье и прощается, его безусое лицо при этом улыбается.

Найчук смотрит вслед своему воспитаннику. Шаги его крепкие, уверенные. Так идёт человек, который верит в себя, знает, для чего живёт, нашёл своё место в нашем обществе. И становится радостно на сердце от победы в борьбе за человека...

На город приходит летний вечер. С клумб в сквере ветер доносит запах маттиолы.

Василий Кондауров

Бывает и так...

В то время, когда подполковник Кудрявцев просматривал почту, в кабинет вошёл невысокий, средних лет мужчина и, взглянув на вешалку в углу, сказал:

– Позвольте?

– Прошу! – услышал он в ответ.

Гость разделся, повесил плащ и медленной походкой пошёл к столу. Поздоровался и вальяжно сел на стул.

Такое поведение предвещало длительный разговор. И действительно, гость не торопился начинать его. Молча достал из кармана паспорт и, перелистывая его страницы, сказал:

– Гражданин начальник!.. Простите, привычка даёт о себе знать... Товарищ начальник! Я пришёл с необычным вопросом. Прошу выслушать меня. Вот этот документ я получил впервые, хотя мне перевалило за сорок. Конечно же я имел только справки об освобождении из места заключения, справки, в которых записаны несколько судимостей и с полдесятка разных фамилий, причём я и сам не знал, какая из них родная.

Больше всего привыкал я к той фамилии, которая стояла первой в тюремных документах и её называли во время переклички. А последующие мои фамилии зачитывали только тогда, когда передавали меня из одного места заключения в другое. Недавно я узнал, что настоящая моя фамилия Прокуда.

Я первый раз пришёл в ваше учреждение, раньше меня только приводили. За всю свою сознательную жизнь я ни одного дня не работал. Под конвоем – и то трудился мало. Четверть века был я взаперти, если все сроки лишения свободы сложить вместе. Надоело сидеть за решёткой, как зверю, надоело бродить, как волку, в поисках добычи. Надоело жить, не видя цели в жизни, тогда как вокруг тебя кипит работа трудового народа, который строит коммунистическое общество.

Выйдя из тюрьмы, я твёрдо решил положить конец прошлому и стать на путь честной жизни. С таким намерением приехал во Львов. Однако осуществить это намерение оказалось не так просто, как мне казалось. Старые друзья, с которыми встретился, снова тянули меня на воровские дела, и я едва от них избавился.

Началось это так. На проспекте Ленина я купил областную газету, сел на скамейку и начал читать объявление о наборе рабочей силы. Тут ко мне подошёл Яша, который тоже неоднократно судился. Вместе с ним я отбывал срок наказания, но его освободили раньше меня. Поняв, что меня интересует в газете, Яша сказал:

– На работу ещё успеешь устроиться. Береги шею, а хомут надеть никогда не поздно. Самое разумное сейчас – отметить нашу встречу.

Есть мудрая пословица: не торопись выбирать друга, а когда нашёл – не теряй его. Мы пошли в ресторан, он угостил меня на свои деньги, а потом завёз в дом № 20 по улице Киевской.

Хозяйка квартиры, которая назвалась Риммой, приняла нас приветливо, поставила на стол закуску и пол-литра водки. Позже пришли ещё двое, одного из них звали Арчиком, имени второго не помню.

После их прихода Яша жестом руки пригласил придвинуться к нему поближе и, понизив голос, начал говорить. Есть, мол, солидное «дело», медлить с которым нельзя. Подготовлена одна квартира, где можно взять наличными сто тысяч рублей. Дома, кроме хозяйки, теперь никого нет. Яша предложил пойти туда под видом работников газзавода, а потом, напугав пистолетом, забрать деньги. Потерпевшие, нажив такую большую сумму денег нечестным путём, в милицию, мол, не заявят, испугаются.

По воровскому «закону», чтобы избежать доноса кого-то из соучастников, надо было идти на грабёж немедленно, не расходясь и не откладывая на второй день.

Я оказался в тяжёлом положении. Голова пошла кругом, мысли работали напряжённо, до боли в висках. Надо было найти какой-то выход и избежать участия в преступлении. Я рассуждал так: если откажусь, они уйдут сами, меня оставят в квартире до своего возвращения; в случае удачи какую-то часть украденных денег будут пропивать вместе, и таким образом можно попасть ни за что в соучастники. Ведь я знал, что готовится грабёж, в органы Советской власти не сообщил, более того, пропивал с ними награбленное.

Спасло меня их смущение, а вернее трусость. Когда начали распределять роли, то никто из них не изъявил особого желания идти первым с оружием в руках. Яша ссылался на то, что он давно живёт во Львове и его потом потерпевшая может узнать на улице, а другие, карманники, видимо, никогда в открытых грабежах не участвовали и заметно проявляли растерянность.

Все поглядывали на меня, будто просили: выручи! Я воспользовался этим и взял главную роль на себя. Взял для того, чтобы предотвратить преступление.

Мы подошли к дому, который оказался на той самой улице Киевской, его показала нам Римма. Один из нас остался на улице, на страже, двое – на ступеньках второго этажа, а я пошёл по коридору и постучал в нужную нам квартиру. «Кого нужно?» – спросила хозяйка. Я сказал, что ищу Петрова. Она с недовольством ответила, что Петров в этом доме никогда не проживал, и закрыла дверь.