Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович - Страница 23

В эту минуту Иванюк с сочувствием подумал о Мельнике.

Люся.

Версия о мести отпадала. Теперь Иванюка интересовали студентки, которые так внезапно покинули институт. Особенно Люся – она ночевала у Кордонской и могла кое-что рассказать. Может, существовала какая-то связь с её неожиданным отъездом?

В распоряжении Иванюка были скудные данные. Люся Петрова приехала из Ленинграда, отец её, Леонид Иванович Петров, работал доцентом в каком-то техническом вузе, адреса в личном деле студентки Петровой почему-то не было.

Согласовав свои действия с начальником отдела, Иванюк немедленно отбыл в Ленинград, но там оказалось двенадцать Леонидов Ивановичей Петровых. Какой из них имел дочь Люсю, надо было искать.

Чтобы не вызвать подозрения, Иванюк под видом работника горкоммунхоза начал ездить от квартиры к квартире Петровых. Лейтенанту не очень повезло: только в девятой квартире узнал он о том, что ему надо. Правда, Люси дома не было.

На следующий день её вызвали в отдел уголовного розыска. Люся появилась не одна, а в сопровождении встревоженных папы и мамы. Родители опасались, что легкомысленная дочь в далёком городе что-то совершила. Они ни на шаг не отставали от Люси и только после долгих уговоров согласились ждать её у дверей кабинета следователя.

Иванюк и девушка остались один на один. Люся держалась независимо, не сводила больших синих глаз с лейтенанта, то и дело манерно подергивала плечом. Видно было, что разговор этот ей не по душе.

– Почему вы оставили институт? – спросил наконец Иванюк.

– Если это вас интересует – пожалуйста: мне надоело учиться.

– Других причин нет?

– Вы хотите прочитать мне мораль? Неоригинально. Каждый день слышу это от родителей. Я им сказала: если они не перестанут меня уговаривать – оставлю и их и уеду куда подальше. Надеюсь, задерживать меня не будете?

– Иванюк поднялся. Лицо его приобрело суровое выражение.

– Возможно, и придётся, если не будете говорить откровенно и честно. Скажите, вы хорошо знали студентку Кордонскую? Ночевали у неё?

Люся растерялась, но не сбавляла тона.

– Хоть бы и так. И знала, и ночевала... С каких это пор...

– В тот же день, как вы покинули институт, Кордонская была убита в квартире. Посмотрите.

Иванюк положил перед Люсей фотографию убитой, сделанную в тот момент, когда её вытащили из-под углей.

Люся побледнела и тихонько вскрикнула. Она порывисто поднялась, а потом бессильно опустилась в кресло.

– Я–я... Да что же это такое? Ой... заберите, я всё скажу... Но я ничего об этом не знаю. Не смотрите на меня так страшно...

Теперь пришлось её успокаивать. Руки девушки мелко дрожали. Она растерянно прижимала платочек к глазам. Иванюк спрятал фотокарточку, предложил воды. Со временем она начала свой отрывочный рассказ.

– Я вам сказала неправду. Перед отъездом ночевала у Кордонской, но разве я думала... Мы поссорились с Лелей... Вернее, не поссорились – разошлись... Навсегда. Мы были самыми близкими подругами, пока не появился этот. Мы поклялись в верности навеки... А он обеих нас обманул. И мы скрывали это друг от друга. Я не знала, что она тоже с ним. И вдруг всё выяснилось... И мы не могли больше видеться. Я сказала Леле: «я бросаю всё и уезжаю». Ты испортила мою жизнь, мою веру в дружбу. Не захотела ночевать с ней и пошла к Кордонской. Она меня уговаривала, успокаивала. Я очень прошу вас, не говорите об этом родителям. Они и так на меня смотрят, как на сумасшедшую. Всё время допытываются, не совершила ли я чего-то.

Иванюк чувствовал. Люся говорит искренне. Она уже овладела собой, хотя известие о смерти Кордонской ошеломила её.

Разговор затягивался. Надо было кончать.

Иванюк сказал, что будет очень благодарен, если Люся согласится помочь ему в розысках преступника. От неё требуется очень мало: вспомнить, до малейшей мелочи, всё, что она видела в квартире Кордонской. Не было ли у неё знакомых, какие планы у неё были на тот день и вечер? Люся охотно согласилась. Договорились, что встретятся на следующий день и уже не в кабинете следователя, а в парке.

Иванюк пригласил родителей и извинился перед ними, сославшись на то, что вызвал Люсю по ошибке.

На второй день ровно в двенадцать они встретились у входа в парк. Люся рассказала, что у Кордонской была трижды. Последний раз ночевала. Обстановка обычная. Она начала перечислять мебель, домашние вещи. Кордонская любила по вечерам играть на рояле и аккордеоне. Аккордеон выносила из спальни, где закрывала его в шкафу. В шкафу была одежда: костюмы, платья, макинтош.

Иванюк старался не пропустить ни слова. Не все вещи, которые перечисляла Люся, были ему знакомы. Переспрашивал, запоминал. Открытием для него стало то, что у Кордонской было два кожаных чемодана – стояли они под кроватью. Что в них было – Люся не знала. Однако её дополнения были ценны.

– Знаете что, – решительно заявила Люся, – я бы советовала вам увидеться с врачом Мельником. Он, наверное, расскажет лучше меня. Ведь они пять лет... – Люся вдруг замолчала.

Иванюк понял: девушка испугалась, что её совет поймут как намёк на вину врача. Он развеял эту мысль девушки и добавил, что думал увидеться с Мельником, а теперь обязательно поедет к нему.

Люся вспомнила, что в ту ночь, которую она провела у Кордонской, говорили почти исключительно о её, Люсином, несчастье. Чтобы развеять тяжёлые мысли девушки, Кордонская ссылалась на себя, рассказывала о своём нелёгком положении. Ведь у Мельника есть семья, но она любит врача, и кто знает, чем всё это закончится. Кордонская была очень разборчива в знакомствах. На следующий вечер собиралась идти куда-то, кажется в театр, и, если Люсе не изменяет память, намекала, что за ней должен зайти... да, да, Николай...

Люся снова растерянно взглянула на Иванюка. Мельника, она это знала, также звали Николаем.

И тут же возразила:

– Нет, нет, может, я ошибаюсь. Ведь о враче вспоминала Кордонская совсем иначе... Ну, как говорят о человеке, которого очень любят. Подождите, подождите... Ой, какая же я, наверное, смешная... Кажется, Кордонская говорила, что к ней зайдёт студент Николай...

Да, это было досадно: среди знакомых Кордонской ещё никто не называл ни одного Николая, кроме Мельника.

Больше Иванюк ничего не узнал. Но и этого было достаточно. Итак, неизвестный оставался в тени... Николай... Может, он и вовсе не существует?

Иванюк взвешивает факты.

Служебные дела сводили Иванюка с разными людьми. И всегда случалось так, что, пока установишь лицо, причастное к преступлению, встречаешься со многими, которые также оставляют в памяти определённый след. Одни нравятся, другие вызывают неприязнь, третьи – одновременно и то и другое. Другие заставляют сомневаться в чистоте человеческого достоинства.

Иванюк готовился к встрече с врачом. До сих пор он только слышал о Мельнике, имел возможность видеть его жену. Глафира Семёновна решительно не понравилась ему. Что-то было в ней неисправимо фальшивое. Искренней она была только в ненависти к Кордонской и злости к мужу. Сколько лет она прожила с Мельником? Судя по возрасту детей, больше десяти. И что общего было между этими людьми, что их связывало? В той драме, в которой разыгралась в семье, Глафира Семёновна выступала как незаслуженно потерпевшая. На её стороне были закон, общественное мнение, мораль – всё это она пустила в ход и имела право добиваться поддержки.

И всё же Мельник не сдавался. Он заслуживал осуждения за разлад в семье. Но кто мог его заставить любить женщину, которая не вызывала уважения?

Для того же, чтобы заслужить благосклонность такой женщины, как Кордонская, необходимо было быть исключительно честным и хорошим человеком. Никакие корыстные цели здесь, конечно, не преследовались. Кордонскую Иванюк знал уже настолько, что последнее предположение по отношению к ней считал бессмысленным. И только Глафира Семёновна в своей слепой ненависти к «разлучнице» смешала с грязью всё её прошлое.