Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович - Страница 2

– Добрый день, друг, – поздоровался первым, – дежуришь?!

Воронов ответил шуткой:

– Доброй ночи... День сейчас в Волгограде, сюда не дошёл.

– Не видел самосвала 35-41? – прервал Стецькив охочего до разговора горняка.

– 35-41? – переспросил Василий Кузьмич и засунул руку в карман пиджака. – Как же... как же... проходил тут, вернее, пролетел. Я потому и взял его на карандаш, что мчался как бешеный... – Он развернул лист бумаги, на котором были записаны номера автомашин, прошедших здесь за время дежурства дружинника. – Так, вот, есть. Пустой на Радехов подался.

– Кузьмич! – попросил Степан Маркович, – немедленно извести дежурного отдела милиции, что я наткнулся на след преступника и теперь отправляюсь дальше, чтобы задержать его. Только быстрее...

– Есть! – сказал горняк и исчез в тумане.

Мотоцикл будто летел, не касаясь асфальта. По обе стороны стояли высокие стены смешанного леса, и путь был похож на узкий коридор. Ветер забивал дыхание, свистело в ушах, а Стецькив всё прибавлял газу. Наконец ручка достигла упора – больше не выжмешь. «Только бы «вий» не свернул куда-то в сторону, – думал об одном автоинспектор, – Только бы не свернул...»

Дорога круто пошла вверх, потом резко вниз. Далеко впереди Стецькив увидел белое пятно. «Он», – мелькнуло в голове. – «Не сбавлять скорость.»

Расстояние сокращалось. Уже отчётливо стал виден № 35-41. Степан Маркович дал сигнал и попытался обогнать, но навстречу шла какая–то другая машина, и пришлось немного затормозить. Через несколько минут на поляне леса он снова догнал самосвал.

– Стой, буду стрелять! – предупредил, поравнявшись с кабиной.

Водитель отшатнулся от окна и круто повернул машину вправо, на грунтовую дорогу, прибавил газу. Стецькив сразу почувствовал, что потерял своё основное преимущество. Мотоцикл бросало на ухабах, разъезженная, залитая дождевой водой, колея грозила аварией. Значит, нужны решительные действия. Степан Маркович выхватил пистолет и выстрелил в скат, но самосвал не останавливался. Снова выстрел, и тоже безрезультатно. Тогда, увеличив скорость, Стецькив вырвался вперёд и выстрелил в угол радиатора. Машина будто споткнулась, мотор затих. Водитель выскочил из кабины и, петляя, бросился к кустам.

– Стой! – крикнул Стецькив, резко тормозя.

В ответ из-за куста сверкнули колючие вспышки. Степан Маркович почувствовал, как обожгло его обе ноги, упал и тут же откатился в сторону. Поднял голову. Метров за пятнадцать-двадцать мелькнул тёмный силуэт... Стецькив, не целясь, нажал на спусковой крючок и, превозмогая боль, пополз к толстому дереву. Под кустом послышался стон, но как только автоинспектор выглянул из–за ствола, его щеку обожгла пуля, вторая сорвала с дерева кусок коры.

Громкие выстрелы то и дело пугали предрассветную тишину. Так продолжалось около часа. На дороге появились огни грузовой машины. Она подкатила поближе и остановилась. Из кабины выскочили двое.

– Сюда! – крикнул Степан Маркович, увидев дружинника Воронова и водителя–отличника Очеретяного.

– Сдавайся! – приказали бандиту.

Над кустом поднялись руки.

– Обыщите его и заберите оружие, – обратился к своим друзьям автоинспектор, – я не могу идти.

Воронов и Очеретяный отобрали у задержанного пистолет, подвели к Степану Маркевичу.

«Ну и рожа!» – удивился Стецькив, бросив взгляд на бандита, – «Красная как варёный рак.» Вслух приказал:

– Берите его на машину! Ты, Кузьмич, веди! Очеретяный мне поможет, – и упал, потеряв сознание.

Просторная палата клиники Львовского медицинского института неотложной хирургии залита солнцем. Степан Маркович чувствует его тепло у себя на щеке и удовлетворённо жмурится.

– Приятно? – слышит он голос сбоку и открывает глаза.

С соседней кровати на автоинспектора смотрит худой, бледный мужчина лет тридцати–тридцати пяти.

– У вас что? – спрашивает сочувственно.

– Раненые ноги, – отвечает Стецькив. – А у вас?

– Из груди врачи пулю вынули. Говорили: немного в сторону – и была бы в сердце...

– Вы со второй шахты? – догадывается вдруг Степан Маркович, – Это вас тот бандит из самосвала ранил?

– Да... – удивляется сосед, – А вы откуда знаете?

Стецькив не успевает ответить. В дверях появляется медицинская сестра.

– Больные, не разговаривать! – говорит она строго. – Вас, Федя, это особенно касается. И не двигайтесь. Лежите спокойно.

«Фёдор», – повторяет в уме имя своего соседа Степан Маркович, – «Машинист растворного узла.» И когда сестра выходит, закрывает глаза. Какое–то мгновение царит тишина. Первым нарушает ее Фёдор.

– Вы не слышали, поймали того бандита или нет? Скажите, как вас зовут, кто вы?

Степан Маркович удовлетворяет его просьбу, полушёпотом рассказывает о стычке на лесной поляне.

– Хорошо! – восклицает Фёдор, – Хорошо, что поймали... Хвалили его на работе, я думал: может, и вправду честным человеком стал. А он – враг. Меня чуть в болото не затащил...

Фёдор говорил отрывисто, и Стецькив много чего не мог понять. Ясно было только одно: машинист растворного узла знал бандита раньше, но не решался решительно выступить против него.

– Когда увидел врага – будь бдительным, а то пропадёшь, – сделал вывод Степан Маркович.

– Э, если бы я сразу это понял, – согласился Фёдор, – а то так всё запуталось в жизни... Теперь я уже научен. Вот я вам расскажу...

Он закашлялся, на его устах появилась кровь, и автоинспектор прекратил разговор.

Состояние Фёдора было очень тяжёлым. Стецькив боялся, выдержит ли его товарищ. Но проходили дни, раненый поправлялся и всё чаще возвращался к начатому разговору. Перед Степаном Марковичем вставали картины волнующей, поучительной истории.

По квартире разливалось благоухание свежей хвои. Фёдор переступил порог комнаты и как стоял – в ватнике, стоптанных юхтовых сапогах, – протянулся лицом вверх на полу, раскинул руки. Полной грудью вдыхал тёрпко-сладкие испарения дерева, которые приятно забивали дух, расходились по жилам. Эта сосна едва ли не больше всего радовала его в новом жилище. И потому, что от неё веяло родными лесами, которые словно вспомнили бывшего своего друга-пастушка и пришли теперь в гости, и потому, что под его ногами был твёрдый пол: его никогда до этого не знала старая хата Фёдора.

Повернулся набок, провёл ладонью по гладким, плотно пригнанным доскам.

– Так ты здесь? – раздался вдруг от двери голос жены Софии. – Ищешь чего-то? Эй же – испачкаешь всё! Иди, сполоснись в воде... Заблудишься в этих покоях, пока тебя найдёшь.

Софья говорила строго, а у самой от уголков глаз разбегались по сторонам прищуры–стрелочки. Видно, не так уж и боялась она «блуждать» в этих трёх комнатах, в которые перебрались вчера вечером. Не терпелось, вероятно, показать мужу, как обставила и убрала жилище, «обжила» новое место.

Фёдор сразу разгадал нехитрые намерения жены и охотно пошёл за ней следом. Хозяйственная женщина София. Умеет навести лад, лишь бы было чему. Это он знает. Утром, когда шёл на работу, все стояло как попало, а теперь... Вот стол у окна уже застелен скатертью. И букет цветов в чашке. Вот старый сундук... Деревянный, кованый железом, он выглядит забавно, не подходит к этой расписанной ёлочным трафаретом стене. Пусть пока стоит, как и кровать – пересохшая, скрипучая.

Одна комната была совсем пустой. Только в углу на полу лежала расстеленная одежда: вытертый кожух, осеннее пальто Софьи и ещё какие-то шмотки.

– А это что? – показал пальцем Фёдор.

– Здесь – детская комната! – охотно отозвалась жена, – Инженерша посоветовала.

– Вот как! – понял Фёдор, откуда набралась жена такой культуры, и с его лица исчезло выражение удивления. «А мебели всё–таки маловато», – решил про себя. – «Придётся в этом же месяце махнуть во Львов. Раньше дети на печи спали, а теперь и печи нет – плита на кухне.»