Ревизор: возвращение в СССР 46 (СИ) - Винтеркей Серж - Страница 24

Кажется, я прошёл по грани, но достаточно удачно. Ну, на крайняк, если что в СССР у меня не сложится, приеду сюда подрабатывать актёром разговорного жанра. Кажется, кубинцам мои шутки на грани фола вполне себе заходят.

Ну и, в принципе, риск, конечно, был, но не такой и большой. Что, Фидель и Рауль меня отбивали от Громыко для того, чтобы затем начать гнобить?

Конечно, я понимаю, что Фидель прежде всего отстаивал своё право общаться с любым гражданином СССР, с которым вдруг захочется его левой ноге. Но, тем не менее, надо же понимать и психологические механизмы, что работают при этом.

Даже если ты кого-то защищаешь в собственных интересах, ты всё равно проникаешься определённой симпатией к этому человеку, и тебе после этого гораздо сложнее его ругать, даже если он серьёзно облажается…

Куба, Гавана

Министры хлопали после выступления москвича, и Вильма хлопала вместе с ними. Только что её точка зрения на него радикальнейшим образом изменилась. Она вспомнила, как Фидель дней пять назад, видимо, по просьбе Рауля, увидевшего, как она злится на Ивлева, пригласил её к себе и рассказал о том, что вовсе не все приезжие иностранцы должны оценить честь организовать для них серию выступлений в организациях Острова Свобода. Некоторые из них совсем другие по складу своего мышления и нуждаются периодически в серьёзном отдыхе для того, чтобы дальше приносить пользу своей родине.

Она всерьёз его слова тогда, конечно же, не восприняла. Понимала же, что это Рауль похлопотал с целью образумить её и подобрал такие аргументы, которые, с его точки зрения, она, услышав именно от Фиделя, восприняла бы.

Но сейчас, аплодируя русскому журналисту вместе со всеми, она смотрела на него совершенно другими глазами. Да, она не смогла сразу понять всей той пользы, что он может принести Острову Свободы. Фидель тогда совершенно правильно говорил, что есть люди, которые гораздо более полезны революции в качестве мыслителей, а не агитаторов, приводя в том числе и собственный пример. Что таланту нужно спокойствие, а не суета, он работает головой… Она тогда подумала, что он сказал ей это, чисто чтобы она отцепилась от Ивлева. А вот теперь она поняла наконец смысл слов Фиделя…

В частности, он тогда ей сказал, что перед тем, как решиться на вторую попытку революции, высадившись на Кубе с небольшим отрядом последователей, он очень много думал. И если бы он не продумал тогда как следует все свои действия, то не было бы никакой оглушительной победы кубинской революции первого января 1959 года.

Павел Ивлев оказался намного больше, чем просто советским журналистом. Он был точно таким же мыслителем, как и сам Фидель, способным планировать и реализовывать совершенно потрясающие, полезные для ее страны вещи.

Непонятно было только одно — что же он в журналистах-то забыл? Какой смысл человеку, способному на такие интересные мысли, просто ходить к другим людям и брать у них интервью, если он способен на заведомо большее — сам выдвигать и формулировать очень интересные и полезные для своей или другой страны концепции?

Может быть, дело всего лишь в том, что в СССР он считается слишком молодым, чтобы там серьёзно относились к тем вещам, что он может предложить? — внезапно подумала Вильма.

Ну да, это же не Куба, где каждый ценен для дела революции независимо от своего возраста, сугубо по своим способностям. И Фидель, и Рауль постоянно говорят, что в Советском Союзе острое биение сердца революции уже практически заглохло. А инициатива революционера жёстко связана путами гигантской советской бюрократии, практически всесильной. Уж им ли не знать, как там с этим обстоят дела, если они постоянно имеют с СССР дело? А это значит, что такие вот идеи, как только что предложил Ивлев, там могут показаться неинтересными…

Сицилия, окрестности Мессины

Ринальди смог засечь странную суету, которая ни с того ни с сего вдруг началась, едва стемнело, на заводе.

Начали бегать какие-то люди, а затем внезапно погасли огни на проходной.

Он тут же позвонил Тареку, а тот велел ему уничтожить пленку с последними сделанными фотографиями и как можно быстрее уходить оттуда, сказав, что их задание закончено.

Попрощавшись с работодателем, Ринальди довольно улыбнулся.

— Что случилось? — спросил Карло. — Почему нас отстраняют?

— Всё в порядке, Карло, — сказал он ему. — Нас не отстраняют, просто мы полностью справились с нашим заданием. Получается, что наш заказчик смог разобраться с этим нелегальным заводом. Похоже, этот вопрос теперь полностью решён в его пользу.

А поскольку мы тоже внесли свой вклад, уверен, что нам ещё и щедрую премию выпишут…

— Ну, ты уж про меня-то не забудь, когда будешь её распределять, — усмехнулся Карло.

— Я не жадный, Карло, я экономный. — улыбнулся ему Ринальди, — но на тебе экономить не стану…

Памятуя указания от Тарека, что уходить надо быстро, Ринальди затягивать беседу не стал. Через пять минут они уже покидали квартиру.

Будучи профессионалами, они не разбрасывали здесь свои вещи и всегда были готовы быстро покинуть объект.

Куба, Гавана

После моего выступления ещё около часа тянулись обсуждения. Министры один за другим выступали, и высказывали свою точку зрения по моим предложениям. В целом положительную, что менять что-то надо. Дотировать убыточные отели очень дорого, закрывать их неудобно — много рабочих мест будет потеряно для работников. И потом же здания отелей будут приходить в негодность…

Надо будет искать где-то деньги на снос. А потом и на возведение новых отелей, когда американская блокада будет снята, и на Кубу снова потянутся туристы…

Поэтому что-то делать, несомненно, надо. И предложение товарища Ивлева очень своевременно. Его надо обсуждать и принимать конкретные действия по развитию туризма.

Меня уже больше ни о чём не спрашивали и снова выступать не просили.

А у меня ещё, как говорится, были вьетнамские флешбеки.

Любая сказанная речь, если ты произносил её эмоционально вкладываясь, потом вызывает в голове своеобразное эхо, дополнительные мысли, фразы, которые хотелось бы в неё добавить, но уже поздно.

У меня, в частности, в голове настойчиво крутилась фраза, которую тоже можно было в этой речи использовать: «Герои не умирают, герои и после смерти продолжают сражаться за революцию и свой народ».

А, хотя ладно, что-то мне подсказывает, что это не последнее мое общение с высокими кругами кубинской элиты. Вверну ее где-нибудь в следующий раз, может, даже где-нибудь на какой-нибудь плакат кумачовый разместят и вывесят. Только стопудово под этой цитатой не будет написано «Павел Ивлев».

Наконец, заседание закончилось.

Я уж было надеялся, что меня отправят тут же обратно в Варадеро влачить мою жалкую участь отдыхающего на пляже. Но не тут-то было, ко мне почему-то подскочила Вильма.

Смотрю, глаза такие добрые-добрые, как в том анекдоте про Ильича, который сейчас в СССР категорически рассказывать не рекомендуется, как, впрочем, и здесь, так что даже мысли такие из головы вон.

— Павел, вы очень хорошо сказали, — сообщила она мне на английском языке. — Предложенное вами может принести большую пользу революционной Кубе. И да, Че Гевара должен сражаться за Кубу, как и раньше!

А сейчас мы все идём на обед, после которого будет уже другое заседание, в котором вам не нужно будет принимать участие.

Пожалуйста, пройдите с нами. Возможно, там кто-то что-то ещё захочет обсудить по вашему выступлению…

Меня, конечно, особо вдохновило только сообщение, что после обеда можно будет вернуться к себе. А добрых глаз Вильмы я, конечно, опасался, может, даже и побольше, чем её же, но злых.

Мало ли что этой энергичной женщине ещё в голову придёт, связанное со мной, даже если она действительно ко мне в отношениях переменилась и сменила гнев на милость…