Курсант. На Берлин 4 (СИ) - Барчук Павел - Страница 36

Николай Николаевич говорил спокойно, методично, выстраивая версию, как опытный стратег.

— Мы пошли в заведение у порта. Недорогое, но приличное. Выпили. Потом… началась драка. С кем-то из посетителей. Глупость. Мы с Витцке и Ирбисом выскочили, прихватив с собой пару девиц. Решили продолжить у них. По пути Алексей предложил заскочить за вином. Ирбис ушел с девицами, а мы свернули в переулок, намереваясь приобрести еще парочку бутылок вина… И на нас напали. Трое. Сыграл эффект неожиданности. Честно говоря, вспоминать стыдно, что я не сработал на опережение. Скрутили, как цыплят. Увезли на угольный пирс, в заброшенный склад.

Клячин помолчал, давая Мюллеру представить картину.

— Там начали допрашивать. Требовали архив. Угрожали. Меня не трогали, основной упор, само собой, был на Алексея. Я, по сути, попал в заварушку за компанию. Эти люди понятия не имели, кто я такой, а потому не ожидали подвоха. — Клячин говорил ровно, будто зачитывал обычную новостную сводку. — Алексей, герр штандартенфюрер… он клялся и божился, что никакого архива нет. Что в банке нашел только шкатулку с драгоценностями. Что его отец, Сергей Витцке, уничтожил все бумаги еще в 1927 году, перед самым выездом в Союз. Сжег их в камине на глазах сына. А во время ареста… — Клячин усмехнулся, — Во время ареста он просто солгал, бросил эту наживку, чтобы сохранить себе жизнь. Мол, есть компромат, его можно обменять. Он просто тянул время. По сути, именно поэтому Алексей поддерживал разговоры об архиве, хотя прекрасно знал, что бумаг не существует давным-давно. Рассчитывал на то же самое. Думал, это даст ему какие-то козыри. И все эти годы… все эти годы мы гонялись за призраком. За пеплом.

Мюллер слушал, не двигаясь. Его лицо было непроницаемым, но Клячин, знаток человеческих душ, особенно испорченных, видел — семя сомнения упало на благодатную почву. Слишком много нестыковок было в истории с архивом. Слишком уж удобно он все время ускользал.

— Ты хочешь сказать, что много лет куча людей верили в существование того, чего нет? — тихо спросил Мюллер.

— Да, — Клячин сделал раздосадованное лицо, великолепно сыграв нужную эмоцию. — Это неимоверно раздражает, но я сам был введен в заблуждение. Впрочем, не только я. Бекетов… О котором я вам рассказывал, Берия… Их всех ждёт огромное разочарование, но в то же время — облегчение. Архива нет. А значит, теперь никто не узнает, что там было. Честно говоря, я даже рад. Потому что вся эта история с документами, переданными Сергею Витцке, изрядно затянулась.

В салоне автомобиля повисла пауза. Музыка из Оперы доносилась приглушенным, ироничным аккомпанементом к разговору.

— Очень удобная история, — наконец произнес Мюллер, в его голосе прозвучала скрытая угроза. — Особенно на фоне вчерашнего пожара на складе. Три трупа. И твое внезапное прозрение. Ты не боишься, Клячин, что я решу проверить твои слова… самыми прямыми, действенными методами?

Рука Мюллера снова потянулась к кобуре. Но он не успел даже пошевелить пальцами.

Клячин оказался, быстрее. Никакого замаха, никакого предупреждения. Одна секунда — он сидел спокойно, в следующую — острое, холодное лезвие тонкого стилета уже упиралось Мюллеру в бок, под самые ребра, точно выбрав нужное место. Откуда взялся нож — Мюллер не увидел.

— Не надо, — тихо сказал Клячин. Его дыхание было ровным. — Не надо лишних движений. Этот нож проходит между ребер как по маслу. Смерть — мгновенна. Ваш водитель, конечно, герой, но вломиться сюда он не успеет.

Мюллер замер. Одно дело прикрываться властью и мундиром, совсем другое — оказаться в столь рисковой ситуации. Прямая, физическая угроза была тем языком, который Мюллер понимал лучше всего. И Клячин это прекрасно знал.

— Ты… сумасшедший, — выдохнул штандартенфюрер.

— Прагматик, — поправил его Клячин. — Я устал, герр Мюллер. Устал быть пешкой в играх важных людей. И я сообщаю вам, как равный равному: архив — миф. Гоняться больше не за чем. Мне совершенно все равно, что вы думаете по этому поводу и что собираетесь делать с Витцке дальше. У нас с вами была договоренность. А я, знаете ли, привык доводить дело до конца. Собственно говоря, потому и устроил эту встречу. Не собираюсь вас ни в чем убеждать, мне искренне плевать, верите вы или нет. Повторюсь, но меня такой поворот радует. Дело в том, что эти господа… Которые похитили нас с Витцке…Там, на складе, один из них… Они называли его Финном… Он что-то вколол Алексею. И отчего-то был совершенно уверен, что этот укол заставит Витцке говорить правду. Как вы понимаете, они не были обычными грабителями или кем-то в этом роде. Так понимаю, парни работали на британцев. Поэтому… У меня есть веские основания считать, что Алексей сказал им правду. А вы… Смотрите сами. Можете и дальше гоняться за призраками. Дело ваше. Я свою роль сыграл. Выхожу из этой истории со спокойным сердцем и относительно чистой совестью.

Мюллер сглотнул. Капля пота скатилась у него по виску.

— И что? — с вызовом бросил он. — Ты на самом деле веришь в эту сказку?

Клячин медленно отвел нож. Лезвие исчезло так же быстро, как и появилось. Он откинулся на спинку сиденья.

— Есть ситуации, в которых люди не врут. Это была именно такая ситуация, — сказал он, в его голосе впервые прозвучала усталая искренность. — Он не отступал от своей версии. Ни на йоту. Так что да, штандартенфюрер, похоже, архива действительно не существует. Сергей Виицке переиграл всех еще двенадцать лет назад. Мы с вами потратили время впустую.

Клячин посмотрел в окно на освещенное здание Оперы.

— Что касается тех троих на складе… Я разобрался с ними. Не люблю, знаете, когда меня хватают, куда-то тащат. Уж извините, немного наследил. Да. Но, думаю, вы меня простите. В любом случае я помог заодно и Алексею, который вам ещё может пригодиться.

Мюллер молчал, тяжело дыша. Унижение и ярость боролись в нем с холодным расчетом. Компромат на Геббельса, который недавно подбросил Витцке, был сейчас куда ценнее призрачного архива. А Клячин… Клячин слишком опасен, чтобы ссориться с ним без крайней нужды. По крайней мере, здесь и сейчас.

— Хорошо, — заявил он наконец. — Предположим, я тебе верю. На время. Но если обнаружу, что меня дурачат…

— Вы плохо слушали? Делайте, что хотите, — Клячин открыл дверь. Прохладный ночной воздух ворвался в салон, — Всего доброго штандартенфюрер.

Николай Николаевич выбрался из машины, и не оглядываясь, исчез в дождливой темноте, как призрак.

Глава 14

Появляются важные лица

Шум в зале напоминал гул гигантского улья, опьяненного собственным могуществом. Золото, мрамор, алые драпировки со свастиками — все кричало о роскоши и силе. Воздух был густым от смеси дорогих духов, сигарного дыма и запаха страха, тщательно скрываемого под масками подобострастия.

Мы с Бернесом держались вместе, как два корабля в бушующем море лицемерия. Марк был бледен, его пальцы нервно перебирали складки на смокинге. Он знал, кто именно сегодня — главный экспонат в коллекции сумасшедшего коллекционера по имени Геббельс. Мы оба знали.

Это стало понятно по тому, как Геббельс повел себя буквально около получаса назад. Заметив наше появление, он направился к нам. Вроде бы. Шел уверенно, целенаправленно, глядя в глаза Марку, но потом вдруг резко остановился и завел разговор с каким-то военным. Вернее, с кучкой военных. Такое чувство, что рейхсминистр пытался дергать Марка за ниточки эмоционального состояния. А может, просто хотел посмотреть, как Бернес себя поведёт.

Хотя, не представляю, какой реакции Геббельс ждал от Марка? Что заметив интерес к своей персоне со стороны самого рейхсминистра, Марк развернется и убежит? Что он упадёт без чувств? Или начнет паниковать? Ну так ничего подобного не произошло.

Пока фашист двигался в нашу сторону Бернес просто стоял и смотрел на него с абсолютно спокойным выражением лица. Когда Геббельс задержался возле военных, изобразив радость от встречи, Марк так же спокойно отвернулся и принялся обсуждать со мной присутствующих гостей. Легко обсуждать, без малейших признаков эмоционального напряжения. Будто мы — двое молодых людей, оказавшихся на мероприятии, где оба можем завести полезные знакомства.