Курсант. На Берлин 4 (СИ) - Барчук Павел - Страница 28

Финн кивнул мне, прощаясь, а затем тенью растворился в серой пелене.

Я остался один, с ледяным ветром, туманом и тяжелым камнем на душе. Я стоял, сжав кулаки в карманах, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Финн не блефовал. Он реально забрал Ваньку. И теперь у меня было очень мало времени, чтобы решить — что дороже: архив, который по-любому надо уничтожить, или жизнь друга. И это не считая того, что рядом кружит мадам Жульет, которая хочет того же самого, что и британцы.

Значит, выход у меня только один. Найти Ваньку. Или уговорить Финна. Или… убить его.

Пока я возвращался в дом фрау Книппер, мозг лихорадочно работал, выстраивая планы и тут же отбрасывая их по причине негодности. Конечно, в интересах своей настоящей миссии, я должен плюнуть на Подкидыша и послать Финна к черту. Но… Не могу. Не могу и все тут. Ванькина смерть будет на моей совести, а я не готов нести такой груз. Наверное, я не слишком хороший разведчик…

Прежде, чем войти в дом, остановился на пороге, выдохнул, успокаивая сердцебиение. Только после этого переступил порог.

В гостиной горел свет. Бернес был дома. Он сидел на кресле, уставившись на свои руки, в которых держал скрипку. Не играл, просто пялился на инструмент и все. Его лицо было бледным, осунувшимся.

Удолбала, конечно, его эта дура Геббельс. Пожалуй, я понимал состояние Марка. Рядом с супругой рейхсминистра даже мне казалось, что эта дамочка форменным образом пьёт из окружающих жизненные соки. А к Бернесу она вообще прицепилась, как рыба-прилепала.

— Магда, — произнес он, не глядя на меня. — Она прислала записку. Благодарность за «незабываемый вечер». И приглашение на закрытый прием в Министерство пропаганды. Завтра. Там будет… весь цвет рейха. Включая Геббельса.

Голос Марка был совершенно спокойным.

— У тебя что? — Бернес оторвался от созерцания скрипки, посмотрел мне в глаза.

Я повернулся к лестнице, прислушиваясь.

— Она в комнате. — Сказал Марк, верно расценив мой намек.

— Хреново все. — Я подошел к креслу и без сил рухнул в него. — Подкидыш в беде.

Внезапно с верхнего этажа донесся шум — грохот падающей мебели, сдавленный крик, а затем оглушительная тишина. Мы с Бернесом переглянулись и бросились наверх.

Глава 11

Мы находим неожиданную помощь

Мы с Марком, не сговариваясь, рванули к комнате Марты. Взлетели на второй этаж по ступеням, мне кажется, буквально за одно мгновение. Просто крик немки звучал настолько испуганно, будто ее там, как минимум, собираются резать на части. А как максимум… Боюсь даже представить.

Дверь была немного приоткрыта, из-за нее доносились приглушенные женские всхлипы и… тихий, ровный голос, от которого у меня кровь застыла в жилах.

Я буквально ворвался в комнату, представляя, как сейчас буду спасать фрау Книппер из рук злодея, но тут же замер на пороге, пытаясь осмыслить картину, которая предстала моему взору.

Марта, закутанная в банный халат, с мокрыми, растрепанными волосами, прижалась к стене, словно мышь, застигнутая врасплох очень голодным котом. Ее лицо выглядело чрезвычайно бледным, глаза были широко распахнуты в приступе ужаса.

А на кровати немки, развалившись как хозяин или как очень дорогой гость, полулежал… Николай Николаевич Клячин собственной персоной.

Выглядел дядя Коля просто до одури довольным. Вот он как раз очень сильно напоминал того самого кота, который планирует сожрать мышь. Бледную такую немецкую мышь в махровом халате.

Выглядел при этом Клячин несколько необычно. Вернее, необычной была его дислокация. Он реально развалился в постели Марты, облокотившись спиной о грядушку кровати. Один его ботинок валялся на полу, на прикроватном коврике, второй почему-то оставался на ноге. В руке Клячин держал фотографию в серебряной рамке — снимок младшего Книппера, сына Марты.

— … я вам точно говорю, фрау Книппер, у парня было правильное, мужественное лицо, — с деланной грустью в голосе рассуждал Клячин, не глядя на немку. Причем, очевидно, мы с Бернесом застали уже активную стадию монолога чекиста. — Жаль, что его время оказалось столь недолгим. Штурмовики… Они были искренни. В отличие от некоторых.

Взгляд Клячина оторвался от снимка, медленно поднялся вверх и встретился с моим. В этих холодных, волчьих глазах не было ни удивления, ни страха. Лишь привычная насмешка и глубокая, ледяная усталость.

— О, а вот и Алексей. И Марк. Прекрасно. Слушайте, ну какие вы, к чертям мужчины, если я уже минут пять как мог сотворить с этой очаровательной дамой что-нибудь нехорошее. — Произнес он с сарказмом, переходя на русский язык.

— Дядя Коля… — Выдохнул я, — Какого лешего⁈ Это что за инсталляция? И зачем вообще надо было ее устраивать? Ты через окно залез?

— Да.

Клячин настолько безмятежно ответил на мой вопрос, что я даже немного растерялся. Будто не было ничего странного в том, что вместо входной двери он предпочёл корячиться, лезть на второй этаж и все это ради фееричного появления, которое едва не довело бедную немку до инсульта.

— А я вот, с фрау Книппер беседу веду. — Продолжил Клячин. Он снова перешел на немецкий, чтоб Марта точно поняла, о чем идёт речь, — Просвещаю ее. О том, что игра в «несчастную вдову» рано или поздно надоедает. Особенно когда за этой игрой скрывается агент Его Величества. Да-да, милая Марта, — Дядя Коля, наконец, повернул голову и посмотрел на немку. — Не стоит делать такие глаза. Я знаю, на кого ты работаешь. Знаю о твоих поездках в Лейпциг. Знаю о твоих «подругах», которые на самом деле — связные. Ты хотела сбежать? Опоздала.

Марта провела рукой по лицу. Она мелко дрожала и, по-моему, это было вовсе не из-за приоткрытого окна, в которое поддувал свежий ветерок.

— Я… я не понимаю… — Пробормотала фрау Книппер, — Вы… вы же были другом семьи… Николя…Вы почему вообще разговариваете со мной в таком тоне?

— О, Господи…

Клячин демонстративно вздохнул, легко спрыгнул с кровати, вернул валявшийся ботинок на его законное место, на ногу, и прошелся по комнате, изучая внимательным взглядом обстановку. Надо признать, присутствие Клячина ощущалась как-то по-особому. Он словно заполнил всю комнату. Из-за этого мне начало казаться, будто воздуха в спальне слишком мало.

— Все мы, дорогая Марта, актеры в первую очередь, не так ли? Но, скажу тебе откровенно, твоя игра слишком фальшивая. Не дотягиваешь. Ты бы хоть, не знаю… Чехова почитала. Полезная штука для нашей с тобой собачьей жизни. Но суть не в этом. — Клячин сделал небольшой круг, резко остановился и снова посмотрел на Марту. — Твоя пьеса подходит к концу, а ты никак это не поймешь. Тебя, уж прости, со дня на день либо гестапо прихватит за ягодицы, либо — англичане грохнут по-тихому. Ты стала не просто бесполезной. Ты стала лишней. Об архиве британцы всё знают. Ты этот архив проворонила. Зачем им оставлять тебя в живых? Действительно даже маешь, что они помогут тебе перебраться в Лондон? Серьезно? Ну это даже не смешно. Твоя польза га сегодняшний день равна нулю. А ты все кружишь, кружишь… Надеешься выкружить спасение своей жалкой, никчемной жизни. Марта, это даже как-то некрасиво, честное слово. Ты почитай русскую классику. Почитай. Героиня Достоевского, например, уже бы руки на себя наложила, как приличная женщина. Муж погиб, сын погиб, а тебе все неймётся. Ради чего жить собираешься, милая?

Марта возмущенно открыла рот, собираясь, видимо, ответить Клячину какой-нибудь грубостью, но он совершенно по-хамски повернулся к немке спиной и заговорил с нами. Имею в виду, со мной и Марком. Снова по-русски.

— У вас, Алексей, проблемы. Ты же в курсе, да? Твой юный друг, беспризорник… У него неприятности.

Сердце упало куда-то в пятки. Не от страха, от внезапности поворота, куда свернула наша беседа. Я ожидал от дяди Коли чего угодно, но только не разговоров о Подкидыше. Откуда он, черт возьми, это знает⁈

— Что с Ванькой? Это ты, да? Ты⁈ — голос Марка прозвучал резко, как удар хлыста.