Чехов. Последнее дело (СИ) - "Гоблин - MeXXanik" - Страница 56

— Слушаю вас, Павел Филиппович, — послышалось в динамике. Голос был деловой, но я без труда уловил нотки иронии. — Если вы хотите попросить ещё немного времени…

— Наоборот, — перебил я его спокойно. — Я звоню, чтобы сказать, что мне удалось найти кое-что по «Содружеству».

На том конце повисла тишина. Не обидная и не театральная, а такая, в которой человек морщит лоб и быстро перестраивает разговор из разряда «сейчас буду вас журить» в «а ну-ка, рассказывайте».

— Вот как? — наконец произнес Дубинин, и в голосе его теперь звучало куда меньше иронии и заметно больше осторожности.

Пауза получилась короткой, но многозначительной. Как у человека, который либо не поверил в услышанное до конца. Я усмехнулся про себя, проводя пальцем по крышке лежавшей передо мной папки.

— И даже хочу предложить вам союз, — продолжил я, делая голос чуть мягче, чтобы сгладить острые углы.

На том конце трубки откашлялись, после чего Дубинин ответил холодно, словно уже готовился отмести предложение:

— Если вы хотите рекомендовать мне объединиться с уголовниками вроде «Сынов» или Волкова, то советую вам сразу оставить эту идею.

Интонация была ровной, но явно давал понять: подобный вариант для него что-то вроде оскорбления.

— Вовсе нет, — спокойно отозвался я, будто и не заметил дерзкого тона. — Наоборот. Бумагами по «Содружеству» заинтересовалась городская прокуратура. И если вы, как глава третьего отделения, объедините усилия с независимым работником прокуратуры, то получите не только законное основание для действий, но и гораздо меньше бюрократических барьеров.

Я позволил себе короткую паузу, прежде чем добавить:

— А главное — дело станет громким. А значит, заметным. И это, согласитесь, гораздо перспективнее, чем просто в одиночку тянуть дело.

На том конце трубки тишина уже звучала иначе. Словно собеседник обдумывал мои слова. И это, признаться, было первым добрым знаком за весь разговор.

— Порой вы меня удивляете, Павел Филиппович, — наконец произнёс Дубинин. Голос его звучал задумчиво, но без упрёка — скорее, как у человека, который не может определиться, хвалит он тебя или пытается понять, с кем вообще имеет дело. — С одной стороны вы дружите с анархистами и кадетами, с другой — заводите связи в прокуратуре.

— Был ещё знакомый судья, — невинно добавил я. — Правда, его, увы, сослали в Московию. А ещё я как-то общался с бывшим начальником нового отделения шаманов… Щукиным, вроде. Очень интересный был собеседник, кстати…

— Оставьте эти перечисления, мастер Чехов, — сухо перебил меня Дубинин. В голосе мелькнула тень усталости.

Но мой намёк явно был понят. А значит, диалог продолжится на нужном мне уровне.

— Я хотел бы предложить вам встретиться, — перешёл я к делу, решив не затягивать разговор больше чем нужно. — Обсудить детали. Можем у меня в офисе или на нейтральной территории. Как вам будет удобнее.

— Давайте лучше на нейтральной, — отозвался Дубинин после короткой заминки. — Где-нибудь в центре и без лишних ушей.

— Договорились, — согласился я с лёгкой усмешкой. — Скажем, чайная на Садовой. Там сейчас не слишком людно. Да и напитки готовят лучше, чем в жандармерии.

— Уже звучит подозрительно удобно, — пробурчал Дубинин, но, кажется, одобрительно.

— Обещаю, без анархистов, «кадетов» намёков на заговор, — добавил я.

На другом конце провода раздался короткий, но вполне искренний смешок с оттенком лёгкого удивления:

— Любите вы, Павел Филиппович, всякие темные истории.

— Работа такая, — спокойно ответил я, чуть приподняв бровь, как будто он мог это увидеть. — Через час вам будет удобно? Я буду с прокурорским работником, которому полностью доверяю.

— Хорошо, — отозвался Дубинин, уже без усмешки, но всё ещё с тем тоном, в котором чувствовалась осторожная заинтересованность.

Затем линия оборвалась. Я ещё немного посидел, глядя на погасший экран телефона, а затем убрал аппарат в карман, откинулся в кресле и на мгновенье закрыл глаза.

— Встреча назначена, мастер Суворов, — сказал я, сдерживая удовлетворённую нотку в голосе. — Осталось только договориться о совместной работе.

— Иногда это самое сложное, — протянул Алексей со знакомой сухой усмешкой.

Я поднялся из-за стола, аккуратно собрал бумаги в папку, провёл ладонью по её тёплой обложке, и направился в приёмную.

— Арина Родионовна, — обратился я к секретарю, которая сидела за столом, склонившись над ежедневником. — Не могли бы вы сделать копии этих документов?

Нечаева подняла глаза, и в её взгляде мелькнули искорки интереса.

— Конечно, Павел Филиппович, — отозвалась она с лёгкой улыбкой и поднялась из-за стола.

Подошла к принтеру, аккуратно взяла папку из моих рук. Выглядело так так, будто библиотекарь держал в руках очень старинную книгу.

— Я принесу вам копии и оригиналы в кабинет, — добавила она, уже вкладывая первый лист в приёмный лоток.

Я кивнул и задержался на секунду, наблюдая, как она ловко управляется с техникой. Подумалось, что Александр Васильевич был прав. Мне стоит озаботиться выбором кольца. И сделать уже все как положено. Если я умудрюсь обидеть Нечаеву, но никогда не смогу себя простить.

Вдруг захотелось прямо сейчас бросить все дела, взять девушку за руку и направится прочь. На набережную, залитую косыми лучами Петроградского солнца. Чтобы видеть только глаза Арины и слышать ее голос…

Она обернулась ко мне и едва заметно улыбнулась, словно смогал прочитать мои мысли.

— Ни о чем не переживайте. Я справлюсь, — тихо сказала она, будто имела в виду не работу, а что-то другое.

Я нехотя вернулся в кабинет, прикрыл за собой дверь и сел за стол. Взглянул на часы, висящие над книжным стеллажом — стрелки не спешили. Это, пожалуй, был редкий случай, когда время действительно позволяло немного выдохнуть.

— У нас ещё есть время, чтобы допить чай, — сказал я, беря свою чашку и устраиваясь поудобнее.

— Решил не показывать оригиналы документов Дубинину? — уточнил Суворов, чуть склонив голову набок, как человек, который заранее знает ответ, но всё-таки из принципа спрашивает.

— С него и копий хватит, — отмахнулся я. — Тем более, Дубинина я знаю без году неделю. А «Содружество» играет вдолгую. Если они уже успели его купить, мы, как говорится, пролетим в классическом стиле. С потерей доказательств и отличной историей «как всё пошло не так». А других улик у нас, как ты понимаешь, нет. Я сейчас доверяю только близким.

Суворов усмехнулся.

— Ну вот на встрече и узнаем, — спокойно заключил он, — на чьей стороне начальник третьего отделения. Или хотя бы выясним кто он такой.

Я кивнул, глядя в чашку. Чай успел остыть, но всё ещё пах как надо. А это уже что-то.

Суворов взял чашку обеими руками, как будто пытался согреться не от температуры, а от самого жеста. Поднёс её к лицу, вдохнул терпкий, с легкой горечью аромат. Но будто передумав, так и не сделал глотка. Просто сидел, смотрел в пар, чуть нахмурившись.

— Да, жизнь оказалась куда интереснее, чем-то, к чему нас готовили в лицее, — пробормотал он, почти себе под нос. — Забавно всё это, Павел Филиппович. Не так давно мы сидели за одной партой, спорили, кто кого обойдёт на экзаменах… А теперь вот.

Он кивнул в сторону стола, туда, где ещё недавно лежала папка.

— Разбираемся с делами Империи, — добавил он с лёгкой усмешкой, в которой звучало больше философии, чем иронии.

Я кивнул в ответ.

— Помнишь, как Вяземский говорил: «Настоящий юрист обязан быть холодным как лёд»? — произнёс я. — А в итоге… внутри каждого из нас горит маленький костёр. Иногда амбиции, иногда — желание роста, или же просто…

— … желание помогать тем, кто оказался в беде, — закончил за меня Суворов.

Мы оба замолчали. Не потому, что больше нечего было сказать, а потому что в этот момент слов действительно было достаточно.

Иногда важно не говорить больше чем нужно. Особенно — перед тем, как всё может измениться.