Uncharted: Четвёртый лабиринт (ЛП) - Голден Кристофер - Страница 3

Лишь то, что руки Дрейка и Алекс были подняты вверх и очевидно пусты, в тот момент сохранило им жизнь. Ошарашенные убийцы завертелись, целясь в деревья и пытаясь понять, в кого им теперь стрелять. Один из них даже дал несколько очередей в пустоту.

А затем тени зашевелились. Ветви качнулись, и в листве деревьев показались десятки стволов и лиц. Кто-то был выше, кто-то ниже, одни были одеты в стиле местных племён, другие — в простую одежду сезонных рабочих, но все они были вооружены. Там были и ружья, и луки с натянутой тетивой, и даже ножи, готовые к броску. Кроме лязга взводимого оружия и шелеста листвы, они не издавали ни звука.

Один из людей Вальдеса начал кричать остальным, чтобы они открыли огонь — словно ему было нужно, чтобы кто-то другой спустил курок первым. В паре сантиметров от его покрытого грязью левого ботинка в землю вонзилась стрела. Секунду или две он смотрел на неё, а затем бросил свой автомат в траву.

Мгновением позже остальные убийцы тоже начали избавляться от оружия, а воины племени куикава быстро вышли из-за деревьев и окружили их. Несколько соплеменников поспешили к угнанному Дрейком джипу. Один из них поднял с заднего сиденья завёрнутый в мешковину посох, победно потряс им в воздухе и с благодарностью кивнул. Дрейк надеялся, что парень понимает: он полез за посохом не только ради благодарности племени.

Он поднялся и подошёл к Алекс. Девушка всё ещё выглядела перепуганной, глядя на воинов куикава так, будто они могли представлять новую угрозу. Дрейк помог ей встать на ноги.

— Ну а теперь? — спросил он. — Это считается за спасение?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Большую часть полёта из Гуаякиля в Чикаго Дрейк навёрстывал упущенный сон. После адреналинового всплеска, длившегося несколько дней, когда он постоянно пытался не умереть, он чувствовал себя выжатым как лимон, но в то же время его наполняло редкое умиротворение. Он восстановил справедливость после того, как Вальдес его обманул; вернул культурный артефакт его законным владельцам — правда, стоит признать, что именно он его сначала и украл; и теперь летел домой с таким количеством реальных денег в кармане, какого у него не было уже давно.

Племя заплатило ему гонорар за возвращение золотого посоха, но мэр Гуаякиля заплатил ещё больше за удовольствие получить свою дочь обратно живой и невредимой. Тот факт, что последнее деяние было чистой, хоть и несколько раздражающей, случайностью, делал награду только слаще. Такая удача выпадала ему нечасто, и ему не терпелось поделиться историей своего везения с Виктором Салливаном, своим лучшим другом и порой партнёром в подобных авантюрах.

В самолёте было несколько визжащих детей, а пассажир габаритов борца сумо на сиденье позади, казалось, был не в восторге от того, что Дрейк откинул спинку своего кресла, но он чувствовал себя непробиваемым для всех попыток мира нарушить его покой. Тихо слушая музыку через бесплатные наушники, он умудрился проспать весь фильм и проснулся лишь на мгновение ради клейкой курицы с брокколи, которая могла быть ужином, а могла — и каким-то омлетом на завтрак, если бы застывшая жижа вокруг курицы и овощей оказалась яйцом.

Самолет приземлился почти на пятнадцать минут раньше, около десяти утра, и когда Дрейк отстегнул ремень и встал, очевидно довольный и хорошо отдохнувший, ему показалось, что он поймал несколько завистливых взглядов от других пассажиров. Большинство из них выглядели бледными и измученными, но он-то чувствовал себя прекрасно, доставая рюкзак из-под сиденья и спортивную сумку с багажной полки. Сумоист, недовольный откинутой спинкой, всё ещё пытался достать себя из кресла 17D, когда Дрейк уже выходил из самолёта.

Переходя из одного терминала в другой, он учуял запах булочек с корицей, и его желудок заурчал. Ему удалось удержать в себе ту отвратительную бурду, которой авиакомпания кормила своих пассажиров, но он определённо снова проголодался, а булочки с корицей были одной из его слабостей. Как криптонит, если бы криптонит был мягким, тёплым, покрытым сахаром, а Супермен любил бы его есть. Или что-то в этом роде…

Стоя в очереди за булочкой и предвкушая американский кофе, Дрейк полез в карман и достал мобильный, который был выключен на время полёта. Он включил его и увидел, что пропустил несколько звонков и сообщений. Первое представляло собой пьяное бормотание какой-то женщины, и он решил, что это, должно быть, просто ошиблись номером. Второе сообщение было от Вивиан, женщины, которая выполняла роль его турагента, когда ему требовалось организовать поездку, не оставляя следов. На вкус Вивиан Дрейк слишком много импровизировал, и она часто журила его за то, что он не пользуется её услугами чаще, но на этот раз она звонила, чтобы высказать ему за перелёт из Эквадора в США по собственному паспорту. Он не любил так делать, опасаясь привлечь внимание Министерства внутренней безопасности, но он же просто парень, приехавший в Южную Америку, а не какой-нибудь джихадист, который берёт уроки пилотирования, а потом пару недель тренируется, чтобы взорвать себя в каком-нибудь тайном горном лагере в Афганистане.

Третье сообщение было от Салли.

«Нейт, это я. Позвони, как только получишь это. Тут что-то наклёвывается, и мне бы не помешала вторая пара глаз. Ещё одна пара мозгов тоже не повреди...»

Телефон пискнул, и он взглянул на него, удивлённый, что это снова звонит Салли. Он нажал кнопку, чтобы принять входящий вызов.

— Салли, — произнёс он, нахмурившись. — Что такого важного?

Движение краем глаза привлекло его внимание, и он дёрнулся — нервы после последних нескольких дней были на пределе, — но это была всего лишь девушка за прилавком, протягивавшая ему пакет, источавший восхитительный аромат корицы.

— Ты на американской земле, Нейт? — спросил Салли.

— У меня пересадка в Чикаго, — ответил Дрейк, направляясь к столику в углу, где он мог сесть спиной к стене.

Он услышал, как Салли сделал паузу, и ему показалось, что тот выдохнул. «Курит сигару», — подумал Дрейк. Салли бросал примерно раз в месяц и подолгу жевал кончик незажжённой «кубинки», словно бросая вызов самому себе. Этим утром ему, очевидно, нужно было закурить.

— Чикаго, — пробормотал Салли, его грубый голос звучал ещё более хрипло, чем обычно. — Как быстро сможешь добраться до Нью-Йорка?

Нейт замер, не донеся липкую булочку с корицей до рта.

— А что в Нью-Йорке?

Он услышал, как Салли выпустил ещё одно облако сигарного дыма, прежде чем ответить.

— Убийство.

В четвертом часу дня Дрейк сидел на заднем сиденье нью-йоркского такси, вдыхая дым благовоний, которые жёг таксист, и наблюдая, как за окном проносятся зелёные уличные знаки по пути к Центральному вокзалу. Он мог бы сесть на автобус-шаттл прямо из международного аэропорта имени Джона Кеннеди в Куинсе до Центрального вокзала в самом сердце Манхэттена, но срочность в голосе Салли была очевидна, а Дрейк, на сей раз, был при деньгах.

Он жалел лишь о том, что Салли не был более откровенен по телефону. Дрейк всю жизнь учился держать удар, и немалую роль в этом сыграла привычка Виктора вываливать на него всё в последнюю минуту. Но он не думал, что нежелание Салли вдаваться в подробности было связано с обычными играми стареющего охотника за сокровищами. Прямо перед тем, как Салливан бросил трубку, Дрейк услышал на заднем плане плачущую женщину. Если его старый друг и наставник не хотел говорить об убийстве, он полагал, это потому, что в комнате был кто-то скорбящий. Салли вряд ли можно было обвинить в излишней чувствительности, но и бессердечным он тоже не был.

Скорбящий друг также объяснял, почему он не приехал встретить Нейта в аэропорт. Если Дрейку нужно было его прикрыть, Салли, как правило, старался ввести его в курс дела как можно скорее. Вместо этого он просто попросил Дрейка встретиться с ним под часами в главном зале Центрального вокзала.

Такси высадило его перед рестораном под названием «Першинг-сквер», который был практически скрыт под эстакадой Парк-авеню. Дрейк заплатил таксисту, но почти не смотрел на него, мыслями уже пребывая с Салли. Ему повезло сесть на рейс из Чикаго в течение получаса после разговора с ним, и на протяжении почти двух с половиной часов в воздухе и всей поездки на такси ему в основном удавалось отвлекаться или думать о других вещах. Но теперь, когда он прибыл на место, он не мог не волноваться.