Фрирен — И даже умереть не успеть. Том 2 (СИ) - "God Tired" - Страница 125

Другие правила, выведенные за годы войны с демонами, звучат так:

1. Не верь голосу.

Демон будет говорить — просить, умолять, шептать, плакать. Всё ложь или правда, которая лучше бы была ложью.

Каждое их слово — попытка обрести контроль над твоим разумом и действиями..

2. Не смотри на него, как на человека.

Даже если он выглядит как человек. Особенно если он выглядит как человек. Он не человек — он демон. Враг человека.

3. Не пытайся сожалеть ему.

У него нет души. Нет сожалений и эмпатии. Он лишь имитирует то, что ты хочешь услышать или увидеть.

Если у тебя есть желание изучить демона вне боя — прошу, обратись ко мне, автору этой книги. Я изучал их годами и понял то, что нам можно пытаться частично понять их логику, но не нашёл того, что позволил бы мне перестать воспринимать их как животных более, нежели разумных существ.

4. Не пытайся помогать, не недооценивай.

Демонесса может показаться раненой. Демон — связанным. Но всё это — ловушка. Касание или приближение может быть смертельно опасным.

5. Уничтожай до раскаяния.

Если демон кажется раскаявшимся — ты уже в опасности. Настоящее раскаяние им неведомо.

Предупреждение:

Один выживший демон — это будущие сто мёртвых людей.

У тебя есть обязанность — не быть первым звеном в цепи катастроф.

Сомнение — не акт милосердия. Это акт предательства.

***

1423 год от основания Империи. Начало лета.

Хейст, 22 года.

Детский дом Скайрандов.

Проект, который вела Лира, наконец начал свою работу. Детские дома под нашим финансированием наконец-то начали свою работу. Пока что всего четыре здания по столице, которые позволили слегка облегчить работу государственных и церковных заведений. Потому государство и лицензировало нашу деятельность, чтобы скинуть часть сирот к нам.

Хотя для страны это настолько малая сумма, что диву даёшься, почему они сами не открыли новые точки. А потом, вспомнив об уровне коррупции, с которой в последнее время пытается сражаться Король, понимаешь, что им банально проще передать дело третьей стороне, проведя очередную сессию освоения бюджета. И да, в последнем мы тоже участвовали, хотя и так, лишь краем: нам выдали небольшой бюджет на нужное стране дело да почти прямо и спросили, мол, “удовлетворены или будем думать дальше?” — фактически, откупились от нас малой ценой, опасаясь, что мы влезем в дальнейшие разбирательства насчёт того, кому сколько золота в карманах осядет.

Нам было не до этого. “Государственное финансирование” в этот раз было просто формальностью, показывающей вовлеченность правительства в дела граждан да и только. Как и всегда, люди у нас во власти пытаются воспользоваться ситуацией на своё благо, отдав как можно меньше. Наше же дело — пытаться получить как можно больше, со своей стороны потратив как можно меньше. Ценнейшего ресурса, нашего времени, включая.

Так и живём: чистый бизнес, вечные интересы. Просто в этот раз повезло, что ответственным органам по окончанию войны было с руки дать нам разрешение на действия. В иное время получение лицензии на содержание приютов… было бы трудным делом, да.

Сам король борется с коррупцией, но этак без энтузиазма, скорее под слоганом “не борзейте особо”, чем желая ультимативно выкорчевать эту дрянь из страны. За года, так уж вышло, оная стала ещё одной системой управления государством, нормой, позволяющей знающим людям облегчать свою жизнь. И потому “знающие люди”, включая аппарат управления Короны, не слишком хотят рушить “стабильность” этой системы.

Но сейчас это не самое важное…

Я сидел в кабинете управляющего приютом, в кресле, по моим ощущениям, чуть большем, чем требовало бы удобство — но кто я такой, чтобы судить вкусы своих подчинённых? В воздухе витал характерный запах, неизбежно пропитывающий любую комнату, делящую общее дело с адом: бюрократию. Запахи бумаги, чернил, свежего дерева и кожи: ремонт закончился окончательное не далее, чем три дня назад, потому всё тут свежее, ещё даже не использованное.

Передо мной на массивном дубовом столе лежала аккуратно собранная папка — личные дела сотрудников и первые отчёты по детям.

Тридцать четыре сироты.

Большинство — переведены из переполненных церковных и государственных домов, что уже трещали по швам после войны. Несколько — прямо с улицы, подобранные стражей или добровольцами. Возраст — от трёх до пятнадцати. Старших уже можно учить ремеслу, младшие пока лишь робко держались за руки воспитательниц, не понимая, куда попали и зачем — видел, когда только зашёл на территорию заведения.

Кстати насчёт этого… Пометка для себя: не забыть поговорить с воспитательницами, что следует учить детей не бояться хозяина дома — а уважать. И пояснить про разницу того и другого, ибо они, видится мне, в излишней мотивированности могут перегнуть палку в задаче “привить лояльность”.

Я листал дела, стараясь не упускать мелочей — даже подключил технику ментальной магии для запоминания:

— Марта, двадцать восемь лет, опыт в церковной школе, специалист по грамоте… — пробормотал я вслух, делая пометки в своём блокноте…

Дальше — бывший сержант, успевший и повоевать, и подучить молодёжь в лагере у столицы — откуда нам частенько приходили неплохие подкрепления. Отсутствует левая нога от колена. Согласился работать над воспитанием дисциплины, крайне мотивирован тем, что получил от нас относительно качественный протез: артефактный, заказанный у Веберов. Разумеется, и тот, вследствие эпохи и развития медицинской науки, не самый удобный, являя собой просто зафиксированный слепок ступни, но для местных — лучше бывает только при индивидуальных заказах опытным Мастерам артефакторики.

Даже боюсь представить, какие цены мы сможем заломить за качественные протезы, позволяющие владельцу не-магу вновь двигать, пользоваться некогда потерянными конечностями, хоть, вероятнее всего, особенно для прототипов, без привычной кожаной руке-ноге гибкости…

Мы с Мэри выбрали правильное направление развития, уверяюсь в этом всё больше. Особенно для послевоенного периода, когда, как бы не слишком благородно это не звучало, есть множество людей, потерявших на войне часть своего тела.

Итак, следующей в очереди из персонала была некто, кого я бы назвал “медсестра” — перешедшая после фронтового, церковного лазарета на работу к нам. Знает как помочь человеку продержаться до оказания помощи, ну и поможет с травмами, недостаточно серьёзным для вызова священника — именно для этого её, собственно, и наняли.

Далее несколько женщин из числа вдов, потерявших мужей в боях и теперь ищущих хоть какую-то опору в жизни, ну и всё на этом. Тут состав был почти идентичен остальным детдомам, что я проверял эти пару дней, только имена и предыстории немного да различались.

Документы, кстати, как и там — оказались в порядке. Видно было, что Лира тщательно подбирала людей: не только тех, кто умеет работать с детьми, но и тех, кто сам нуждался в доме, пусть уже будучи взрослым. Психологию работодателя и работника она усвоила хорошо — не зря на вечерних семейных встречах обсуждали.