Священная война (ЛП) - Хайт Джек - Страница 40

Джон уже привык к грубому приему. Прошло больше года с тех пор, как он покинул Иерусалим. Он дошел до Тира, но новый правитель города, Конрад Монферратский, отказался открыть ворота перед потоком паломников. Он боялся, что если Тир осадят, в нем, как и в Иерусалиме, кончится еда. Джону и другим беженцам пришлось продолжить путь на север, в Антиохию. К тому времени, как они добрались, сезон навигации закончился, и Джону пришлось ждать до марта. Беженцы продолжали прибывать в Антиохию. Они толпились в доках, взвинчивая цены на проезд в Европу. Джону пришлось продать свой крест, и даже тогда ему хватило лишь на проезд до Венеции. На лошадь денег не было, так что он пересек Европу пешком. Заплечный мешок с его облачением и молитвенником украли, пока он спал в церкви в Турине. Его кожаные штаны держались неплохо, но туника была в лохмотьях, а плащ так изъеден дырами, что казалось, будто им пообедала тысяча мотыльков. Его сапоги развалились, когда он переходил через Альпы, и вскоре его ноги были стерты в кровь и покрыты волдырями, так что он, хромая, ковылял со скоростью улитки, опираясь на посох. Увидев его израненные ноги, бенедиктинцы в Лионе были так добры, что снабдили его парой деревянных башмаков. Внутренняя часть правого треснула где-то под Парижем, когда Джон наступил на острый камень. Трещина раскрывалась и закрывалась с каждым шагом, защемляя ногу.

На своем пути Джон останавливался в церквях и монастырях. Поначалу настоятели и архиепископы с радостью принимали архидиакона Храма Гроба Господня. Он разделял с ними трапезу и спал в хорошо обставленных комнатах. Но по мере того, как дорога сказывалась на его внешности, приемы становились все холоднее. К тому времени, как он добрался до Байё, у побережья Ла-Манша, ему повезло найти место в конюшне. В Англии его вид повсюду вызывал враждебные взгляды. Хартхилл, похоже, не был исключением.

Джон проигнорировал взгляды мужчин и сел в дальнем углу комнаты. Из задней комнаты вышел трактирщик. Это был тощий мужчина, одни локти да колени, с выпирающим кадыком. Он нахмурился, увидев Джона, и его рука потянулась к чему-то под кожаным фартуком.

— Кружку легкого эля, — сказал ему Джон по-английски. Тощий мужчина не двигался. Джон поднял серебряную монету — свою последнюю, — и мужчина, что-то пробормотав, ушел в заднюю комнату. Джон огляделся. Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, он заметил третьего мужчину в темных священнических одеждах, сидевшего в дальнем углу. Это был дородный малый, его голова покоилась на столе, пока он тихо храпел, все еще сжимая в руке кружку с элем. Деревенский священник, без сомнения.

Трактирщик вернулся с полной кружкой. Джон сделал глоток, и нахлынули детские воспоминания. Эль был сладким, с горьковатым послевкусием. Ничего подобного на Востоке не было.

— Добрый эль.

Трактирщик хмыкнул. Он так и стоял у стола, держа руку под фартуком.

— Странный у тебя говор. Ты не француз, да и на англичанина не похож.

Теперь нахмурился Джон.

— Я провел несколько лет на Востоке. Я из Святой земли.

— Пилигрим. — Трактирщик произнес это слово так, словно оно было оскорблением. — Что привело тебя в Хартхилл, чужак?

— Я священник, иду в Тейтвик.

Священник в углу приподнялся, и его двойной подбородок затрясся.

— Священник? Тебя послали Белые Братья? Принять поместье в Тейтвике?

Белые Братья были цистерцианцами. Когда Джон был ребенком, у них не было земель в Тейтвике. Он подивился, какому аббатству теперь принадлежит поместье.

— Я пришел поговорить с властителем Тейтвика, — сказал он. Он снова посмотрел на трактирщика. — Скажи-ка, все еще сын Рангальдра, Келин, сидит в зале?

— Так и есть, вот уже сорок лет с лишним. — Глаза трактирщика сузились. — А что тебе до него, священник?

— Я прибыл от имени Жоффруа, епископа Линкольнского, с этим посланием. — Джон достал из-за пазухи свиток и развернул его на столе. На самом деле, он не проезжал через Линкольн. В Байё епископ был потрясен, узнав, что архидиакон Храма Гроба Господня и настоятель аббатства на горе Сион спит у него в конюшне. В результате сделки сомнительной законности Джон продал свои посты в обмен на проезд до Портсмута. Свиток был записью этой сделки. Трактирщик прищурился, глядя на него, но было ясно, что читать он не умеет. Джон бы удивился, если бы даже толстый священник был грамотен. Большинство деревенских священников были так же невежественны, как и их прихожане.

Трактирщик закивал, явно впечатленный документом, на что Джон и рассчитывал.

— Тейтвик меньше чем в трех милях к северу, отец, сразу за лесом.

— Расскажи мне о Келине, — сказал Джон, сворачивая свиток. — Хороший ли он господин?

— Хмф. — Мужчина в плаще с грохотом опустил кружку на стол и поднялся. Джон услышал лязг кольчуги, когда тот тяжело зашагал к двери и вышел.

Его собутыльник повернулся на скамье к Джону.

— Достаточно хорош, когда он здесь. Он да наш господин Серлби большую часть времени проводят во Франции, воюют за короля. — Каменотес сплюнул. — От его войн нам одни беды.

— Верно, — согласился трактирщик. — Господин Серлби только вчера здесь был. Говорил о новом налоге на крестовый поход короля Генриха.

Священник в углу опустил кружку.

— Святое дело! — объявил он и рыгнул.

— Пустая трата доброй монеты, если меня спросить, — проворчал каменотес.

Трактирщик кивнул.

— Генрих планирует свой поход дольше, чем я себя помню. Это лишь еще один предлог, чтобы содрать с нас налоги. Он не уедет из Франции, не сейчас. Господин Серлби говорит, что Ричард объединился с французским королем Филиппом, чтобы пойти войной на Генриха. Львиное Сердце метит на трон своего отца. Наши добрые господа Серлби и Келин вернулись домой, чтобы выжать из нас еще больше серебра на грядущую войну. — Мужчина хмыкнул. — Боже, спаси нас от королей.

— Аминь. — Джон допил свой эль и положил последнюю серебряную монету на стол. Он подошел к огню и натянул все еще влажный плащ. Он уже дошел до двери, когда трактирщик окликнул его.

— Это что такое? — потребовал он ответа, подняв серебряный кругляш. — Никогда такой монеты не видел.

— Серебро есть серебро.

Трактирщик хмыкнул и сунул монету в карман. Джон с посохом в руке вышел на улицу. Дождь прекратился, но дорога на север все еще была грязной и испещренной лужами. Он прочавкал мимо пологих полей, где овцы щипали стерню, оставшуюся после недавней жатвы, и вошел в старый лес. Редкие высокие ясени с серыми стволами, уже сбросившие листву, выделялись среди золотой листвы полевых кленов и вязов. Толстый слой листьев хрустел под ногами, и Джон глубоко вдохнул их густой аромат. Он бродил по этим самым лесам в детстве. Они пахли домом.

Он вышел на поляну. На дальнем ее краю стояли древние дубы с узловатыми стволами такой толщины, что и десять человек не смогли бы их обхватить. Под ними рылись в поисках желудей свиньи. Когда Джон подошел ближе, из-за деревьев вышли двое мужчин. Один сжимал старый, зазубренный меч, другой — нож. У того, что с мечом, была густая светлая борода, и он был одет в ржавую кольчугу. Другой был огромным мужчиной в кожаных доспехах, таких старых, что они разваливались на куски. У него были близко посаженные глаза и глуповатая улыбка с отвисшей челюстью. Разбойники. Джон не раз сталкивался с такими за время своего долгого путешествия. Большинство из них были простолюдинами, что пошли на войну со своим господином, а по ее окончании решили, что не хотят возвращаться к жизни за плугом.

Хватка Джона на посохе стала крепче.

— У меня нет с вами ссоры, добрые господа.

— Господа? Слыхал, Уолтер? — Мужчина в кольчуге взревел от смеха, но глаза его оставались холодными и жесткими. Уолтер захихикал вместе с ним. Смех мужчины внезапно оборвался, и он сплюнул. — Мы не господа. А вот ссора с тобой у нас, может, и будет.

— Я бедный священник. У меня нет ничего ценного.

— А это мы посмотрим, отец.

За его спиной треснула ветка, и Джон резко обернулся. Вовремя. Третий разбойник бросился на него с кинжалом. Джон уклонился от лезвия и ударил концом посоха снизу вверх, треснув нападавшего по черепу сбоку. Разбойник рухнул без движения. Джон услышал хруст листьев и лязг кольчуги — к нему неслись остальные. Он обернулся и увидел, как бородач с занесенным мечом несется на него слева. Уолтер — справа. Джон не двигался с места до последнего мгновения, а затем шагнул навстречу человеку в кольчуге и ткнул концом посоха, угодив ему в лицо. Уолтер был уже почти рядом, и Джон, увернувшись от неуклюжего удара огромного мужчины, развернул посох и подсек ему ноги сзади. Уолтер упал ничком, вонзив себе кинжал в плечо. Он перекатился на спину и закричал.