Бестселлер на троих (СИ) - Климова М. А. - Страница 3

Глава 3

Марат

Жара, пыль с обочины, клубящаяся непроглядным облаком, вылетающим из-под колёс. Многокилометровая пробка в две полосы из тысячи автомобилей. Навигатор врёт, что осталось тридцать шесть минут до заданной точки, а Верховин жужжит на ухо, раздражая недовольством:

— Говорил тебе, что надо выезжать в шесть, а ты всё: «Успеем, проскочим». Проскочили.

— Куда-то торопишься? — не сдерживаю сарказма, награждая друга насмешливым взглядом. — Боишься, курочек разберут?

Он издаёт крякающий звук и смотрит на меня с осуждением. Не хватает только покрутить пальцем у виска, чтобы доходчиво показать, что Артемий обо мне думает. Но… Верховин до кончиков волос интеллигент, не позволяющий себе дурных знаков и матерных слов. Даже по пьяни самым жёстким словом, слетающим с заплетающегося языка, может быть в лучшем случае «дурак», да и то в порыве высшей грани гнева.

Тёмка всегда был таким. Мы учились с ним на одном курсе журфака. Я после школы, он, оттрубив два года в армии. Даже суровые будни казармы не смогли вбить в него второй русский язык простого народа, в отличии от меня. Мне для этого не понадобилось ни службы, ни общения с дворовыми пацанами. Я все знания юного архаровца проходил в семье, где каждую пятницу отец вползал в привычной позе — на четвереньках, бодая лбом дверь.

В таком состоянии ему под руку лучше было не попадать, но с четырьмя младшими сёстрами, ждущими внимания любимого папочки, сделать это было невозможно. Так что мои телеса испытали на себе и ремень, и провод, и тяжёлую руку. А уж сколько пришлось услышать в свой адрес на рабочем лексиконе, от которого скручивались кончики ушей…

В общем, Артемий предпочитал молчать, пряча за хмуростью неуверенность и мягкость характера, а я разбавлял нашу компанию вечными шутками и подколами, а также совершенствовался в искусстве обольщения прекрасного пола.

Именно тогда понял, что семья, дети, супруга, выедающая мозг десертной ложечкой, не для меня. Свобода — то, что я ценил больше всего. Привязанности, чувства, страдалки и розовые сопли стали запретными в моём арсенале. Более того, я бежал как от огня, от проявления женских слабостей. Познакомились, провели вместе горячую ночь или несколько, и сразу разбежались. Без телефонных номеров, без адресов, без обещаний.

Видел, как многие хотели продолжения и надеялись пробить брешь в моей броне, но стойко пресекал все попытки сближения, говоря, что женат и не собираюсь рушить ячейку общества. Да, врал. Я вообще научился красиво врать. Либо хорошую школу прошёл с отцом, либо написание фантастики с постапом развили полезный навык, но отличить правду от лжи не могла даже мама.

Ей тоже рассказывал сказки о постоянной девушке, на которой вот-вот женюсь, лишь бы она перестала приглашать молоденьких татарочек, являющихся дочерями многочисленных подруг родительницы. Только «вот-вот» затягивалось, переносилось на следующий год, а перед каждым семейным праздником моя придуманная невеста уезжала в командировку, или сорилась со мной на почве моих заплывов в творческий запой.

— Следующий поворот наш, — устало выдыхает Тёмыч, как будто мы едем на его горбу. — Достала жара. Искупаться хочется.

— И пивка холодного, — довольно потягиваюсь, кивая на холодильник, занимающий почти всё заднее сидение.

— Да, — соглашается со мной друг, звонко сглатывая слюну. — Под воблочку или тараньку.

— И горячих девчонок. Двух… Нет, лучше трёх…

Представляю, как сажаю одну рядом, а вторую между ног на колени, и в полной мере испытываю дискомфорт в штанах. Всё же хорошо придумал Егор устроить слёт цыпочек и пригласить покормиться друзей. Кто-то говорил, что самые отзывчивые и предприимчивые поэтессы и писательницы мыльных опер. Мысленно потёр ладони в предвкушение подтвердить это высказывание и найти свою горячую нимфу.

Километра четыре тащимся по наезженной полосе посреди леса, подскакивая на кочках и проваливаясь в ямы. Ещё несколько таких встрясок, и подвеске наступит трындец, но в данный момент это кажется сущей мелочью. Аромат хвои и прелой травы дурманит голову, свежесть приближающегося озера расслабляет мозг, разгружая после пробок и городской суеты.

Комары размером с кулак радостно влетают в открытое окно, почуяв свежую кровь, бутылки весело позвякивают в коробе, тянет горьковатым дымком. Разве может что-то сравниться с богатством нашей природы?

— Красота-то какая… — не сдерживается Артём, как только раздвигаются кусты и перед нами разливается искрящееся зеркало. — Давай искупнёмся, а потом свернём в лагерь.

Останавливаюсь почти у кромки воды и вдыхаю запах детства, проведённого летом в деревне, полной грудью. Справа в метрах восьмистах вбиты колья крайних палаток, дальше поляна пестрит красной, синей и жёлтой парусиной, штук пять костров с котлами на треногах, девчонки в сарафанах, а некоторые в купальниках.

— Давай, Башар, не тормози, — кричит Тёмыч, сопровождая призыв всплеском и сверкая белой задницей. — Вспомни молодость. Как у твоей бабки после работы на огороде.

Скидываю одежду, на секунду задумавшись о судьбе трусов. Избавляюсь и от них, предварительно глянув по сторонам. Замирает дыхание, стоит ступить в непрогретую воду и увязнуть в склизком иле. Предпочитаю отдыхать на тёплых морях, а тут, от бьющих на дне родников, скукоживаются причиндалы.

— Поплавок не отморозишь? — передёргиваю плечами, продвигаясь дальше от берега.

— За своим следи, — выныривает Артём, фыркая и тряся головой. — А то стыдно будет перед девочками раздеться.

Следую его примеру, уходя под воду, и цепляю Верховина за щиколотку, дёргая на себя. Тот, с воплями «придурок», погружается на дно, пиная второй ногой меня в грудь. Со смехом выскакиваю, ощущая какое-то умиротворение. Холодно, но охуительно хорошо, будто вернулся в беззаботное детство.

Мы ещё немного дурачимся, скинув по паре десятков годков, и всё-таки выбираемся на сушу, расслабляясь под палящими лучами солнечного диска. Бутылка ледяного пива кстати оказывается в руке, и отрицательные эмоции после двухчасовой дороги полностью испаряются, оставляя только чувство лёгкой эйфории перед встречей незабываемых выходных.

Нацепив шорты, мы всё же трогаемся в сторону лагеря. На въезде нас встречает Егор в красной бандане и с топором в руке. Медведе-подобная громадина с ухмылкой маньяка. Ни за что не скажешь, что он пишет детские сказки и молодёжный юмор. Глядя на него, возникает всего два вопроса. В какой подворотне на героиню набросится убийца? И как он попадает по клавишам своими сардельками?

— Марат, Артём, рад, что приехали, — добродушно кривит рот, обнажая крупные зубы. Не знал бы его, и по хребту поскакали бы мурашки от страха. — Сейчас Лялька покажет вам ваш временный домик. Размещайтесь, отдыхайте, а перед обедом у нас общий сбор.

Лялька выпрыгивает из-за спины гиганта, мило улыбаясь и задорно поигрывая ямочками на щеках, усыпанных веснушками. Два рыжих хвостика подскакивают вместе с ней, откликаясь на каждое движение. Егорка любит такую мелочь с узкими бёдрами и маленькой грудью. Сколько с ним не пересекался, а рядом всегда миниатюрная нимфетка.

— Ну что, мальчики, — звучит глубокий, грудной голос с хрипотцой Ляльки, и я подвисаю от диссонанса зрительного и слухового противоречия. — Ваша палатка вон та жёлтая у ели. Матрасы и спальные мешки внутри.

Лялька напоследок взмахивает хвостиками и несётся в сторону Егора, заприметив рядом с ним пышную блондинку. Провожаю её взглядом, и, потеряв из вида, осматриваю пастбище цыпочек. Всё, как я люблю. Много курочек на мой вкус. Самый сочный ассортимент тридцати-тридцати пяти лет.

В реале потираю ладони, намечая несколько жертв для охоты. Вот эта в красном сарафане, и та в чёрном купальнике, ещё зацеплю ту блондинку, которую отогнала от Гречанина Лялька.

Глава 4

Анита

— Это не справедливо, — дует губы Надюха, утрамбовывая свой пятый размер в розовый купальник. — Ты его видела? Большой, мужественный, весь такой впечатляющий. У него ручищи… Закачаешься… Такой схватит, и сразу все важные части тела ладонью зацепит. Вот прям моя мечта, а не мужчина.