Развод. Я это зря (СИ) - "Janne Portmann" - Страница 19

- Значит Северина младшая так решила уйти от ответственности. - говорю я скорее себе, чем кому-либо из присутствующих. И сразу слышу ошеломленное оханье мамы.

- Аня! - выдыхает она ставя руку на грудь, твоя сестра! - говорит вроде бы искренно.

Как ты можешь такое говорить? Это же…

На что я улыбаюсь.

Сестра.

Одно только название.

- Так, - говорю серьезным тоном, рассматривая каждого из смотрящих на меня, когда-то родных, но теперь таких чужих людей, - Говорите быстрее, что вам нужно, у меня нет на эту белиберду времени.

- Ух ты! Да что ты говоришь, дрянь - отец первый не выдерживает и переходит на свой обычный нездоровый тембр разговора, - Уже на свою семью времени нет? Да как ты смеешь? Я тебя растил, кормил, обувал... И вот что в итоге получил? – я вижу, как он с каждым кинутым в мой адрес обведением делает мелкий, но уверенный шаг в мою сторону, - Неблагодарную дрянь, что отреклась от своих родных ради денег. Что, решила защищать своего насильника, лишь бы не лишиться кормушки? - Кричит, смотря на меня с такими знакомыми сумасшедшими глазами. - Ты отвернулась от своей крови ради ублюдка? Да как ты посмела?

Последнюю фразу он говорит, подойдя максимально близко, и я уже вижу как он, в привычной для него форме, замахивается своей огромной рукой.

УХ. Я этого лет с шестнадцати не видела. Ровно с тех пор как пригрозила обратиться в органы если ещё раз поднимет на меня руку. И ведь он тогда мне поверил, больше физическому насилию не подвергал. Только психологическому.

Знал, что я не блефую. Меня тогда они так достали, что я действительно была готова пойти на этот шаг. А в Португалии на избиения быстро реагируют, и довольно жестко. Не то что здесь, судя по постоянным рассказам на работе и в интернете.

Я уже готовлюсь увернуться от удара и уйти вправо, кода слышу жесткий крик сзади.

- Только попробуй!

Глава 14.2 Аня

«Неисповедимы пути Господни» крутится в моей голове. Да я скоро с ними со всеми и правда решу уйти в монастырь. Или на необитаемый остров. Куда-то подальше от всех этих «божьих» потрясений.

Угрожающий тембр голоса позади меня я узнала сразу, и оттого моё и без того хрупкое психологическое равновесие, грозит окончательно погрузится в отчаяние.

Ну вот что он тут забыл? Да ещё и в такой час? И как он прознал где я живу?

АХ, так много вопросов и так мало ответов!

Отец замирает с подвезшей в воздухе рукой и прищуривается, разглядывая того, кто решил вступиться за меня.

Я тоже оборачиваюсь, пытаясь понять, как так вышло что моя квартира превратилась в столицу Италии, раз уж все дороги, похоже, ведут теперь сюда.

На секунду в воздухе повисает угнетающее молчание, а для полного фатализма картине, как мне видеться, не хватает лишь растения перекати-поле.

Ну и револьверов, чтобы в кое то веки прекратить мои страдания.

- Ты ещё кто такой? - раздраженно спрашивает отец.

А мы одновременно отвечаем:

- Любовник! - после чего я весело ухмыляюсь.

Вот это у нас синхронность. Даже я удивилась, что уж говорить об отце с его малозначимой командой поддержки. А Михаил молодец, ни на секунду не опростоволосился, даже наоборот, - поддержал! Очень интересно. Этот человек мне непонятен, он ещё та «темная лошадка», но возник Ильин из неоткуда явно не вовремя, мне ведь сначала надо раз и навсегда завершить эту родственную «диаспору».

А потом уж разберусь и с ним.

- здравствуй Миша, - специально фамильярничаю и с облегчением замечаю, что несмотря на мою выходку, мужчина даже бровью не повёл. - У меня тут важный разговор с родней. Не мог бы ты подождать в машине? Я скоро подойду.

- А разве это будет безопасно? - насмешливо спрашивает брезгливо сканируя отца.

- Ты на что намекаешь? - спрашивает его мой родителей. Судя по тону, он оскорблён.

- Ты до сих пор руку не отпустил. - Объясняет мой новоиспеченный защитник, отчего я слышу как отец начинает ещё больше рычать себе под нос.

- Всё нормально, иди. Со мной ничего не будет - с абсолютной уверенностью говорю.

Мне не нужны лишние свидетели нашего апофеоза. Диалог и без того обещает быть излишне напряженным, поэтому Михаил должен уйти. Да побыстрее, в идеале.

Позади меня я слышу, как быстро дышит отец, он взвинчен, но тоже не хочет лишних ушей.

Я шумно выдыхаю. Разговор предстоит грандиозный!

Михаил прищурено смотрит на родителей, потом переводит свой взгляд на меня.

Он долго глядит в мою сторону, а затем, судя по тому как опускаются его плечи, капитупирует.

Я удовлетворенно отвечаю на его кивот, и смотрю как Ильин выходит из холла, предоставляя мне возможность с достоинством встретиться с моим, пожалуй, самим большим в жизни страхом - моим отцом.

Я поворачиваюсь обратно в сторону стайки эмоциональных вампиров и думаю, почему мне так «повезло» родится в этой семье. Видать было за что наказывать за прошлую жизнь.

Криво улыбаюсь. Сама пошутила, сама посмеялась. Само собой я всегда отменный Петросян.

- И давно ты в шалашовки подалась, дочь? - с презрением бросает мне вопрос отец.

А вообще стоит ли его ещё так называть?

- Тебе к окулисту пора, Катя в другой стороне. - равнодушно отвечаю.

Его нападки меня уже не задевают. Он больше не имеет надо мной власти. Я давно выросла из подавленного и вечно избитого ребенка, а теперь и вовсе открестилась от них. Но пока ещё не полностью, я чувствую, что нуждаюсь в этой заключительной мазохистской ноте боли. Это как вырвать рак вместе с плотью. Да, больно. Но также и необходимо.

- Я смотрю ты совсем осмелела в этой Москве. - он делает шаг в мою сторону, и я его зеркалю, в таком же угрожающем движение поддаюсь вперед. Если он думает, что здесь самый умный, то явным простофилей окажется. А я его всегда считала настоящим манипулятором. Отменным социопатом. С него прям бирки можно снимать. Абсолютно по всем качествам подойдёт.

Мне не нужно себя заставлять двигаться, моя злость делает всю работу за меня. Я созрела для этой битвы. Роль жертвы здесь поменяется. Хищником теперь являюсь я. И от моего внимания не ускользает секундное замешательство в глазах отца. Да, скоро до тебя полноценно дойдёт.

- Я не просто осмелела, - Говорю властно, расправив плечи. - Я здесь наконец осознала в каком концлагере ты обрекал всю жизнь жить свою семью. Приятно было издеваться теми, кого в априори обязан был защищать? - говорю плотно встав на обе ноги и вальяжно засунув руки в карманы.

- Да как ты смеешь, клякса недоразвитая, мне что-либо предъявлять. Я тебя этими руками растил, поил, за тобой пеленки менял. Отдавал тебе последнее и растил невзирая на твою тупость и бездарность.

Он шипит, стараясь задеть за живое. Я вижу это по его лицу. Глаза безумны, а изо рта ещё немного и пена польется, как после шумного прихода волны.

Меня это забавляет. Его гниль никогда больше не достигнет глубин моей души, и я вижу, как его бесит непонимание моего сухого спокойствия. От этого отец начинает ещё больше закипать, обрекая тем самым себя на удушливый проигрыш в конце.

- Это ты считаешь что меня вырастил? - Спрашиваю с издёвкой. – Действительно считаешь себя примером отцовства? Хотя о чём это я, советы раздавать ты всегда был мастер. - говорю и ухмыляюсь. - Да вот эта вся твоя мнимая забота, лишь ослеплявший пшик посторонним в глаза.

В глазах отца отражается кипящая лава, и я удовлетворенно продолжаю давить.

- Ты был ужасным добытчиком, таким отцом, и уж тем более мужем, - на последнем я украдкой бросаю взгляд на мать, - Мне всё моё детство приходилось делать домашку за половиной класса, чтобы хотя бы собрать монеты на еду. Вас даже не интересовало чем я буду питаться в школе.

- Да что ты несешь.

- Правду, пап, правду. Я имела максимум по две пары бюстгальтеров и три пары трусов. О том, чтобы купить мне бритву или банальный дезодорант даже и речи не шло. Одежду, как вы наверняка помните, нам покупали ровно два раза в год. И то по мелочам. Я только недавно вырвала с корнем из себя привычку всё барахло собирать на «всякий случай».