Царская дорога (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 5

А вот это уже был нокаут, полный и бесповоротный. Несмотря на отсутствие у нас каблуков, Анхер — самый настоящий каблук, которым красавица жена вертит как хочет. Да она его сожрет заживо, если они переедут жить в квартал к простонародью, а высокомерные подруги перестанут звать ее на преферанс. Несложная манипуляция дала свои плоды, и египтянин выдавил из себя:

— Дозволено ли мне будет открыть школу, великий государь?

— Дозволено, — ответил я. — Пока будем учить каменщиков, камнерезов и плотников. А потом посмотрим. Мне нужны мастера, которые умеют делать акведуки, водяные колеса, бить колодцы и поднимать воду на высоту. Кстати!

Я достал лист папируса, на котором с помощью невероятных многомесячных усилий набросал почти все, что помнил из античной механики. Но если Архимедов винт у меня вышел очень похоже, но насос Ктесибия получился по достоверности примерно как моя Мурка сзади. Помню только, что там два поршня работают в противофазе и обратный клапан имеется. Или это римляне добавили клапаны? Не помню, хоть убей.

— Это что? — поднял на меня расширенные глаза Анхер. — Труба и винт? И все? Бог Тот, услышь меня! Почему ты не даровал это людям раньше? Ведь этим можно воду поднять на немалую высоту!

— И зерно, — скромно добавил я.

— Как называется это чудо, государь? — жадно спросил мастер.

— Винт Сераписа, — ответил я, не моргнув глазом. — Богиня Нейт сочеталась с Богом Моря и родила сына. Я молился ему, и он послал мне видение.

— Так он брат богов Тота и Ра, — просветлел Анхер. — Это все объясняет!

— А это насос Сераписа, — сказал я, показав на рисунок насоса. — В видении он работал, и я зарисовал по памяти. Возможно, я что-то упустил. Вот смотри, нажимаешь на эту ручку, вода течет сюда, а если на эту, то сюда. Но поскольку выход у них общий, то вода течет непрерывно. А вот это обратный клапан. Он как лепесток, который ходит вместе с током воды.

— Смутно пока, государь, — признался Анхер. — Пробовать нужно. Но я не сомневаюсь, что и это работает.

— Сам не пробуй, — веско сказал я. — Человека посади. Научись давать поручения, а потом спрашивать за результат. Иначе ты не Великий строитель, а простой камнерез.

— Но у меня нет того, кому можно было бы это поручить, государь, — совершенно растерялся Анхер.

— Плохо, — ответил я. — Ищи толковых людей. А школа должна быть открыта к началу лета. И спаси тебя боги, если там окажутся только дети твоих земляков.

— Я все понял, государь, — нервно сглотнул Анхер. — Могу идти?

— Иди, — ответил я. — Сделайте мне игрушку с винтом Сераписа. Я ее фараону Рамзесу подарю.

— К-кому? — Анхер превратился в соляной столп.

— Царю Египта, — пояснил я. — Ты что, не знаешь, кто такой фараон Рамзес? Мы же почти родня с ним. Царевна Лаодика замуж за него выходит.

— К-какая Лаодика? — губы Анхера затряслись. — Н-наша Лаодика? С-с которой моя жена дюжину дней назад в карты играла? С которой мы настойку пили? О-она станет хекерт-несут самого Господина Неба?

— Хекерт-несут — это наложница, — усмехнулся я. — Бери выше, Лаодику ждет титул Хемет-несут, жены царя. Не великой супруги, конечно, но тоже ничего себе.

— Да как же… — растерянно бормотал Анхер. — А мы ее между собой… почем зря… Богиня Хатхор, прости своих слуг за непочтительность! Мы искупим свою вину и жертвы богатые принесем.

— Винт мне сделай, — напомнил я, и страдающий египтянин, которому жена нажаловалась на сплетницу-царевну, которую привезли с захолустного острова, ушел на негнущихся ногах. Видимо, будут теперь с Нефрет каяться и приносить жертвы богине Хатхор, покровительнице царских жен и наложниц.

— М-да… — смотрел я на макушку египтянина, который почтительно закрыл за собой дверь. — Надо высшее образование вводить, а не с кем. Придется самому. Доцент я или не доцент. Учебный план, расписание занятий, зачеты, экзамены… Все это точно было со мной? Нет, не верю. Не может этого быть.

Я вздохнул, взял лист папируса и написал: Университет Энгоми, инженерный факультет. Учебный план. Курс первый, он же последний… Здесь пока тупо нет такого количества знаний, чтобы растянуть обучение на больший срок. Увы!

— Кстати, о каблуках! — сделал я пометку. — Как удачно он зашел. У всадников ноги в стременах застревают. Это мы упустили!

Глава 3

Год 5 от основания храма. Месяц первый, Посейдеон, Морскому богу посвященный. Январь 1171 года до н.э. Вавилон.

Зиму Кулли теперь проводил именно здесь, в Вавилоне. Лютая летняя жара сменилась благодатным теплом осени, а та — промозглой стылостью и дождями зимы. За окном иногда льет, а по утрам от Евфрата поднимается густой туман, хватающий своими холодными пальцами бедноту, греющуюся лишь собственным дыханием. Эта зима получилась суровой на редкость, и по утрам лужи, не успевшие впитаться в землю, покрываются тончайшим ледком, острым, как кинжал «носящего злое лицо». Так в Вавилоне называли разбойников. Множество людей умирало в такие дни, ведь леса вокруг нет, а топить кизяком могут не все. Не так-то его и много, всем не хватит. Потому-то тепло в доме — это роскошь такая, что не каждый знатный воин себе ее позволить может. И без того крошечные окошки горожане затыкают тряпками, а потом прижимаются друг к другу боками, кутаясь в три-четыре одёжи. У кого столько есть, конечно.

А вот в доме почтенного Кулли и не менее почтенной Цилли-Амат невзгод зимы не замечали. И даже полугодовалый Эриба-Шамаш ползал по полу, застеленному ворсистым ковром, и самозабвенно бил в крошечный барабан. Ему совсем не холодно, и виной тому была новая печь, сделанная мастером, привезенным из самого Энгоми. Имя ребенку дали говорящее, как нельзя лучше подходящее для будущего купца. «Бог Солнца Шамаш возместит». Такого было его значение. А возместит он, надо полагать, убытки, если они вдруг случатся.

— Знаешь, мой дорогой муж, — сказала Цилли, вытянув ноги, украшенные вышитые пурпуром шерстяными носками. — Я почти не жалею, что вышла за тебя замуж. Ты хорош.

— Да неужели? — скосил на нее глаза Кулли, который сидел на мягкой кушетке и любовался на сына. В устах ее жены такие слова были равносильны ожерелью эвпатрида, дарованного царем Энеем одному из своих вояк. Его ненаглядная Цилли-Амат не отличалась излишней ласковостью, и до сих пор Кулли не удостаивался настолько высокой оценки своей особы. У него даже голова немного закружилась от прилива гордости.

— Ковер, свитер, эти носки, — загнула пальцы Цилли. — Все это, конечно, отличные штуки. Но новая печь, мой милый, это что-то!

— На Царской горе в Энгоми такие стоят, — ответил Кулли. — Там печные трубы на улицу выводят. Государь наш почему-то копоть терпеть не может. Я слышал, все рабыни за него жертвы Великой Матери приносят. Умаялись они эту копоть после зимы оттирать.

— Я, оказывается, тоже копоть не выношу, — хмыкнула Цилли. — Только вот узнала об этом тогда, когда ты дым приказал на улицу вывести. Странное дело. И почему никто раньше до этого не додумался. Сам царь и жрецы Мардука эту вонь нюхают, а потом кашляют день и ночь.

— Та-а-ак! — Кулли вскочил на ноги. — Праздник Великого Солнца аж четыре раза в год бывает, куда ему до похвалы моей жены. Это надо отметить!

И он побежал куда-то в кладовые, откуда вскоре вернулся, держа в руках стеклянную бутыль, наполненную какой-то жидкостью.

— Это что? — остановившимся взглядом уставилась на него Цилли.

— Это? — недоуменно посмотрел на нее Кулли. — Настойка. Ее царский мастер делает, а потом настаивает на грушах, меде и ягодах. По-моему, это тот самый пьяница, на котором мы с тобой шесть мин серебра заработали.

— Я про этот кувшин, — трясущимся пальцем показала Цилли. — Как его сделали?

— Не знаю, — подал плечами купец. — В царских мастерских выдувают, я так слышал. Как-то вроде бы трубку суют в расплавленный песок и дуют.

— Почему кувшин такой ровный? Почему он стоит у нас дома, и ты все это время молчал? — взвизгнула Цилли-Амат. Она подскочила на кушетке, как будто подброшенная незримой силой, и тут же приземлилась на тощую задницу.