Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 27

Нам с Елисеем пришлось провести какое-то время в больнице, и мне было спокойнее, что за бабулей есть, кому присмотреть. Они со Львом уже не просто общались, шутили по-дружески, строили планы, и, что удивительно, понимали друг друга с полуслова. Глядя на них, я осознавала: Лев вряд ли в скором времени вернется в город. Бабушка, наш дом и Лузянки очаровали и его.

Что касается Елисея, у нас было время поговорить и узнать друг друга получше. Выздоровление не затянулось — возможно, потому, что мы лежали в больнице вместе. В одну из ночей Елисей даже пробрался ко мне в палату, и мы прятались под одеялом, шептались обо всем на свете, и умудрились уютно уснуть на одной постели в обнимку, а рано утром сонный и улыбающийся Елисей тихонько вернулся к себе.

Мной овладело приятное умиротворение. Хотелось радоваться каждому дню, каждой минуте, и с Елисеем это было легко. Да, и у него имелись недостатки — например, упрямство и некоторая категоричность в суждениях. А еще он умудрился приревновать меня к молодому доктору!

— Я ведь просто сказала ему «спасибо»!

— Ага, — проворчал мужчина, — а он спросил, что ты делаешь вечером.

— В шутку же!

— Хм. Таких шутников я бы на болото за клюквой посылал. Хорошо, что нас сегодня выписывают.

— И хорошо, что топор дома остался, — с улыбкой кивнула я. — А то уж слишком свирепо ты выглядишь.

Он сердито фыркнул и обнял меня.

— Я собственник, Василис. Помнишь, что сказала мне ночью? У нас теперь одна сказка на двоих, и, так как мы в ней главные герои, обретем свое «долго и счастливо». Так вот, этому доктору в нашей истории не место.

Я рассмеялась и мягко коснулась его губ.

— Тебе не о чем беспокоиться. На самом деле, я врачей боюсь. Даже таких симпатичных и доброжелательных. — Он снова издал ворчливый звук, но коротко поцеловал меня в ответ, и я добавила: — Он не в моем вкусе. Я люблю бородатых, мускулистых дровосеков с нежными карими глазами.

Елисей наконец-то рассмеялся, и сразу после обеда мы покинули больницу. До Лузянок добрались на заранее заказанном такси с таксистом, который понятия не имел, куда ехать. Было весело, особенно когда Елисей с серьезным видом рассказывал парню местные байки, а тот так же серьезно уточнял детали.

— Я в детстве вызывал матного гномика, — сказал он. — Этим мое взаимодействие с потусторонними силами и ограничивается.

— Получается, он к вам приходил, раз вы «взаимодействовали»? — улыбнулась я.

— Детское воображение творит чудеса, — ответил мужчина. — Да, тогда мне казалось, что и правда слышу шепоток где-то под диваном. Это было не страшно, даже весело, но вот в таких чащах, — он кивнул на лес за окном, — я бы смеяться не стал. Леший, водяной… Кто знает? Есть вещи, которые невозможно объяснить с точки зрения науки.

Он любил природу, и пообещал когда-нибудь приехать в Лузянки. Мы простились у магазина.

— По мороженому? — улыбнулся Елисей.

— Давай!

Пломбир был, как и прежде, вкусный. Я была радостной и немного глупой и, когда Елисей отпустил мою руку, чтобы у единственной на всю деревню мусорки выкинуть обертки, побежала вприпрыжку.

— Догоняй!

Он только головой покачал, усмехаясь в ставшую густой щетину.

— Куда разогналась так, лесная лань?

— Тогда ты — мишка, — хмыкнула я через плечо. — У меня и сказка в детстве любимая была про медведя.

— Про Машу и пирожки?

— Нет, про вареную медвежью лапу. — И я, замедлившись, сделала зловещее лицо. — Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке, все по селам спят, по деревням спят, одна баба не спит, на моей коже сидит, мою шерсть прядет, мое мясо варит.

Елисей даже споткнулся.

— Это что за кошмар?

— Сказка Алексея Толстого. У меня был сборник сказок, и там много интересного можно найти. Кстати, я всегда жалела медведя и мысленно возвращала ему лапу. Ну, подумаешь, репу воровал…

— Братья Гримм отдыхают, — сказал мужчина. — Хотя, я тоже в детстве читал страшные истории и даже сам их придумывал. Как-нибудь расскажу тебе на ночь глядя. – Он многообещающе мне подмигнул, и мы вместе рассмеялись.

Вскоре показался наш сад, и Елисей открыл для меня калитку. Во дворе лежали бревна, когда-то давно приготовленные для бани, и еще свалка из разных деревяшек, и вокруг них ходили важные куры.

— О, Глаша, привет! Иди сюда.

Я подхватила курицу на руки, и она не сказала ни «ко» против.

— По-моему, она стала еще толще, — Елисей с улыбкой погладил птицу.

— По-моему тоже, — хмыкнула я. — Как же я рада вернуться домой… с тобой.

Мы отвлеклись друг на друга, а потому не сразу услышали нервное пыхтение и установили его причину. Но, обернувшись, я проронила лишь одно слово:

— Дорик…

Да, это был он, знаменитый осеменитель. Он стоял, опустив рога и раздувая ноздри, а потом принялся рыть землю копытом.

— Дружище, не надо, — попробовал договориться Елисей. — Это ведь ты на нашей территории…

— Мамочки, — только и смогла выговорить я.

— Не паникуем, — сказал мужчина. — Пока мы не шевелимся и не издаем лишних звуков, он…

Дорик взревел и, хотя мы не паниковали, бросился в атаку. Мы во главе с офигевшим петухом и не менее офигевшими курицами побежали прочь. Я орала, Елисей почему-то оглушительно хохотал, птицы натурально визжали…

— В сарай!

Бык снес поленья, насквозь прошел через смородиновый куст, угробил бабушкину морковь... Сарай был уже близко, и вдруг Глашка сорвалась с моих рук и с грозным квоканьем влетела в морду быку.

Случилась натуральная авария: Дорик от неожиданности резко сел на жопу, проехался по траве и впечатался башкой прямо в стену, благополучно застряв рогом между досок. Глашка продолжала долбить его клювом, теряя в угаре перья, и рев зверя, наверное, слышала вся деревня.

Я думала, Елисей умрет от смеха, и сама хохотала, как умалишенная. Тут и соседи прибежали, и только тогда курица с грацией царицы упорхнула на крышу сарая, прохаживаясь там и высокомерно поглядывая на обиженно ревущего быка.

— Василиса, Елисей… Простите, ради бога! Дурак этот ограждение снес…

— Спасать надо, — вытирая глаза, сквозь смех сказал Елисей. — Стену, наверное, ломать придется.

— Ой! — всплеснула руками соседка, но я кивнула:

— Делайте, что нужно. Не оставлять же его так…

— Василиса, Клава, лучше отойдите, — сказал Вячеслав Олегович. — Елисей, подсоби.

Дорик не сопротивлялся. Он вдруг стал ласковее котенка и выглядел таким безобидно-глупым, что я вновь не сдержала смешка.

— Бестолковое животное, — сказал Вячеслав Олегович. — А ну, смирно! — И он надел на шею зверя толстую веревку.

— Доричка, хороший мой, иди сюда! — запела у ворот Клавдия Антоновна. — Я тебе морковку дам!

Уговорами и шлепками быка-таки выманили за пределы нашего участка и задними дворами повели домой.

— Глаша, ко мне!

Удивительно, но, едва я протянула руки, как курица спрыгнула с крыши и удобно прижалась к моей груди, разбухая, словно облачное тесто.

— Идем домой?

— Идем, — улыбнулся и обнял меня Елисей.

Ни бабули, ни Льва дома не было, но она заранее предупредила, что они поедут в город за покупками. Ключ она оставила под красным горшком, возле которого дремал Тигр, и, когда мы вошли внутрь, меня радостным скулежом встретил Беня. Еще с повязкой на боку и воротником, но такой же бодрый, как обычно.

Из страха и смеха — в слезы. Елисей сел на пол и обнял нас обоих, игнорируя недовольную, отпущенную на ковер Глашу.

— Все будет хорошо, Василиса. Ни тебя, ни его больше никто не тронет.

Я запрокинула голову, и он бережно вытер мои щеки.

— Спасибо, что ты рядом. Хорошо, что судьба нас свела в ту ночь. Ведь всего этого могло и не быть.

— Да, мы встретились чудом, — улыбнулся он. — А чудеса в моей жизни случались нечасто. Еще поэтому я не хочу тебя отпускать.

Беня полез между нами и попытался лизаться. Воротник ему мешал, он похрюкивал с досады, и пришлось нам оставить нежность на потом.