Шарлатан IV (СИ) - Номен Квинтус - Страница 3

— Я образно выразился. Просто мы с ней разговариваем как программисты, четко ставим задачи и четко указываем граничные условия, так что недопонимания у нас в общении не возникает. А уж как мы акцентируем внимание друг друга на критических вопросах — это уже наше, сугубо личное дело.

— Ну… хорошо. Тогда у меня будет последний вопрос: вы действительно решили… расстаться?

— Объективная необходимость. Она все же намерена завести нормальную семью, и я подозреваю, что она уже знает с кем именно, а демонстрация отношений со мной ей в этом сильно мешает. Кстати, вы ее — после того, как она сама диплом получит — в соответсвующий институт уже в вашей организации возьмите, из нее получается, точнее уже получился и программист от бога, и постановщик задач один из лучших в стране. Все же два университета за плечами плюс нижегородская школа…

— Мы сейчас другой вопрос обсуждаем… но я ваше мнение учту. Да, запрос в университет придет от Минсельхоза, вы не удивляйтесь…

— Хорошо, не удивлюсь. Я уже вообще забыл, как люди удивляются.

По графику у меня защита диплома должна была состояться в середине мая, и товарищ Неймарк мне заранее предложил место в аспирантуре. Причем он даже гарантировал, что я диплом минимум кандидата наук уже через год получу, аргументируя это тем, что разработанный мною учебник, после минимальной доработки, вполне за готовую диссертацию сойдет — но мне это стало совсем уже неинтересно. Конечно, наука сейчас — это дело довольно хлебное, но спорить с товарищем Судоплатовым я точно не собирался, тем более что на самом деле задачки он мне предложил очень интересные. И вовсе не компьютерные вирусы писать, с этим легко справятся и уже подготовленные специалисты при минимальной «идеологической» поддержке и с мелкими подсказками, та же Ю Ю прекрасно с такими задачами справится. А он предложил кое-что поинтереснее: буржуи-то создаваемые ими вычислительные машины в публичном доступе очень подробно описывали, а чтобы для них вирусы писать, эти машины было бы крайне полезно живьем иметь. Но такой вариант исключался — а вот если по описанию разработать качественные эмуляторы таких машин, это проблему бы полностью решило.

А если учесть, что отечественная база позволяла уже любую иностранную ЭВМ эмулировать буквально в реальном режиме времени, то чисто теоретически мы могли бы все необходимое подготовить еще до того, как эти машины они в производство запустят. Но тут было и очень много непростых задач как чисто алгоритмических, так и иплементационных, так что порезвиться было с чем. И я потихоньку начал уже и народ в будущий «сельзозинститут» подбирать. То есть в будущим выпускникам приглядываться, причем не только к математикам и программистам. Институт-то создавался сельскохозяйственный!

А заодно я и к сельскому хозяйству приглядываться стал, точнее, к тому, что у нас в стране с продовольствием творилось. А творилось… что-то интересное. Например, в магазинах всегда имелся огромный выбор разных круп, мясные отделы буквально ломились от разных видов курятины, яйца в продаже вообще не пропадали. А вот простую муку для блинов или пирогов купить было уже не очень-то и просто. Да и в булочных было, на мой взгляд, несколько странно. Я раньше на это просто внимания не обращал, потому что дома раньше Настя (младшая) все готовила, потом «секретарши» меня голодным не оставляли. А когда внимание обратил, то меня обуяли некоторые сомнения: хлеб в магазинах был, и был всегда — но именно всегда в продаже лежал хлеб черный, а белого могло и не оказаться. То есть иногда его не оказывалось, но когда я решил уточнить у родни, узнал, что в небольших городах и особенно на селе белый хлеб считался лакомством. Точнее, все же не лакомством вроде пирожных, но и от пуза его есть было не принято.

На биофаке, куда я сунулся за разъяснениями, меня просветили: в «нечерноземной полосе» основными «хлебами» считалась рожь, овес и ячмень: у них урожаи тут были заметно выше, чем у пшеницы. А еще поля-то были здесь не особо плодородными, а как раз рожь это плодородие прилично повышала. Потому что в почве сильно не хватало калия (почти везде его не хватало), а рожь своими длинными корнями этот калий доставала из глубоких слоев земли. А еще в этой самой «нечерноземной полосе» земля большей частью была «тяжелая», суглинки да глины преобладали, а как раз рожь (опять своими длинными корнями) такую почву как-то разрыхляла прилично, причем на большую глубину разрыхляла, и вот после нее можно было в поля много чего сажать да сеять. Но в таких условиях именно рожь была основой любых севооборотов, а так как ее получалось много, то ржаной хлеб всегда имелся в достатке. Даже в засушливые годы имелся, а вот с той же пшеницей было заметно хуже. То есть в засуху — много хуже, а не в засуху ее в основном именно на черноземах сеяли и собирали, однако средние урожаи ее были пока что в районе семнадцати центнеров, причем уже лет пять увеличить их никак не получалось. То есть в отдельных колхозах периодически и по двадцать два собирали, и по двадцать четыре. Однако Андрей Николаевич, который меня в себе вызвал, чтобы попробовать меня все же уговорить в аспирантуре остаться, моими «опасениями по поводу урожайности» проникся (как-никак биолог не из последних) и сказал, что практически всегда после таких «выдающихся» урожаев следует настолько резкое падение, что в последнее время за рекордные урожаи именно пшеницы колхозников вообще награждать перестали. Точнее, награждали только в случаях, когда после получении такого урожая на этом поле хоть что-то собрать приличное могли…

Хорошо, что у нас ректор биологом оказался. Хотя он больше пчелами занимался, связи у него были весьма обширные, и он мне порекомендовал кучу народа, которых можно было привлечь к решению проблем с урожаями зерновых. Причем не «вообще» порекомендовал, а с людьми связался и заранее возможные варианты сотрудничества обговорил. И я тоже кое с кем пообщаться успел. А перед самой защитой диплома мы с Ю Ю очень демонстративно все же разругались. Причем — все же умеет она правильные поводы готовить — разругались именно по «сельзозтематике» она заявила, что я вообще «предаю математическую науку по зову желудка», а когда я ее за это обозвал дурой набитой, она мне такую оплеуху закатила!

В общем-то, мы не только нашу перепалку тщательно отрепетировали, но и оплеуху отработали до блеска, и она получилась не хуже, чем в фильмах у Джеки Чана: я после ее удара метра на два отлетел. Так что и наше «расставание» никого особо не удивило, хотя довольно много народу в университете и жалели об этом: уж больно мы с ней гармоничной парой были. А после того, как у меня прошла защита диплома, она вечером зашла в гости, чтобы поздравить с окончанием университета и мимоходом заметила:

— Хорошо, что теперь мне не нужно будет тебя лупить и охранять, я теперь могу к тебе как к обычному человеку относиться. К хорошему человеку, и мне очень хочется, чтобы мы расстались… чтобы мы остались друзьями. Ты же не против? Да, я замуж летом выхожу, он почти полтора года этого ждал. Ты ко мне на свадьбу-то придешь? Я от души приглашаю.

— А твой жених?

— Он из нашего же отдела, о работе моей знает. Так что его можешь не бояться.

— А я и не боялся, ты же меня научила кому угодно морду набить, даже не вспотев при этом. Просто не хотел человека раздражать… Зато теперь мне уж точно никто не помешает на день рождения… даже на свадьбу подарить то, что я много лет хотел. Тебе какая машина больше нравится? И не возражай, ты ее точно заработала…

Глава 2

Защита диплома в целом прошла несколько феерично: на нее приехали сразу три математических монстра и два основоположника советской вычислительной техники. И мне на этой защите вообще даже рта открыть не позволили: сначала выступил («со вступительной речью») Мстислав Всеволодович Келдыш, расхвалив со всех сторон написанный мною учебник по «Лингве», затем сестра его очень позитивно отозвалась о только что напечатанном в городской типографии учебнике по «Аналитику» (ей Юрий Исаакович рукопись на отзыв отослал), а напоследок Андрей Николаевич Колмогоров, все же не удержавшийся и ехидно заметивший, что упомянутые учебники темой моего диплома не являются, довольно подробно прошелся по как раз для диплома и написанной «методичке» по постановке алгоритмических задач. Очень подробно остановился, его никто в течение почти получаса прервать не рискнул — зато когда он закончил, наступила «минута молчания». В смысле, народ пытался понять, оговорился академик «по привычке» или действительно думал, что сказал — а речь свою он закончил словами «я думаю, что соискатель безусловно заслуживает присвоения ему звание кандидата физматнаук». «Услышав тишину», Андрей Николаевич с откровенно смеющимися глазами оглядел аудиторию и добавил: