Королева ходит последней - Валентеева Ольга - Страница 27

Наконец бал закончился. Я чувствовала себя слишком усталой и решила немедленно лечь. Завтра будет тяжелый день, и мне понадобятся все силы. Ник говорил, Илверту не стоит видеть того, что произойдет на казни. Почему же я не могу просто не видеть? Не пойти, не смотреть? Меня никто не спрашивает, чего я хочу. А хочу я лечь, укрыться с головой одеялом и спрятаться ото всех хотя бы сегодня.

Камеристки болтали, помогая справиться с платьем и прической. Можно было приказать им замолчать, но какой в этом толк? В том-то и дело, что его нет. И от тишины легче не станет. Я уже собиралась лечь, когда слуга доложил, что меня хочет видеть Мартин. Прогнать? Было бы неплохо, но я ответила:

— Пусть войдет.

С Мартином следовало что-то решать. И, кажется, я решила.

Мой бывший фаворит почти влетел в комнату и низко поклонился:

— Моя королева!

И уставился на меня так преданно, что стало даже его жаль. Но я давно поняла, что жалость — это путь в одну сторону. В сторону поражения, поэтому отмела лишние чувства.

— Вы совсем забыли обо мне, ваше величество, — укорил Мартин, и мое решение стало только прочнее.

— У меня много государственных дел, Мартин, — ответила я ему.

— Знаю, ваше величество. Могу я помочь вам забыть о них? — Мартин робко улыбнулся и шагнул ко мне.

— А похоже, что надо помогать?

Мой бывший фаворит замер, чувствуя неладное. Интересно, как скоро он поймет, что на этом все закончилось?

— Вы устали, ваше величество? Мне лучше уйти?

Не такой уж глупый мальчик.

— Да, — ответила я. — И больше не приходи.

— Что? — Мартин замер, хлопая длиннющими ресницами. — Вы прогоняете меня?

— Наши отношения изжили себя, Мартин, — сказала ему. — Ты очень хороший, но сейчас мне не до тебя.

— Я могу подождать, и…

— Что? — Я уставилась на него. — Подождать — и что, Марти? Ничего не изменится. Поэтому иди. Завтра получишь у казначея подарок. Думаю, он поможет тебе поскорее забыть меня.

— Нет, не смогу! — Он кинулся ко мне, а я отступила на шаг. — Я люблю вас, ваше величество!

— Да? Что ты говоришь… Мартин, я — королева. Что бы ты ни делал, тебе никогда не стать королем. Ступай.

— Это все из-за него, да? — Мартин вдруг сжал кулаки и уставился на меня злым, колючим взглядом. — Из-за Ника Вейса?

— Ты в своем уме? — Едва не захохотала, но смеяться быстро расхотелось. — При чем здесь лер Вейс?

— Думаете, я не вижу, как вы на него смотрите, ваше величество? Как ищете его взглядом, а когда он рядом, улыбаетесь. Вы никогда не смотрели на меня так! Только он вас не любит, ваше величество, а я люблю.

— Пошел вон! — рявкнула я. — Вон, или завтра казню вместе с заговорщиками.

Мартин вылетел за дверь, а я рухнула в кресло и обхватила голову руками. Люблю? Ника Вейса? Конечно нет. Но в отличие от идиота Мартина Ник был цельным, сильным, достойным противником в нашем небольшом поединке. И да, рядом с ним я почему-то чувствовала себя спокойнее. И было жаль, что его послал Осмонд. Если бы все было иначе, Нику я могла бы доверять. Но нет, я его не любила. Вспоминала свои чувства к Эрвингу Аттеусу и понимала, что не чувствую к Вейсу ничего похожего. Эри восхищал меня, я теряла голову. А сейчас… Что сейчас? На этот вопрос, увы, ответ был слишком сложным.

ГЛАВА 16

Ник Вейс

Я был против того, чтобы Илверта тащили на казнь. Да, эти люди совершили покушение на правителей Литонии. Но там, на площади, будет достаточно и Бранды, а Ил — ребенок. Очень впечатлительный ребенок, совсем не такой, каким рос я. Это мне в семь было ничего не страшно: привык и к разбитым носам, и к сломанным рукам, потому что дрался почти каждый день. На казни, правда, побывал впервые лет в пятнадцать, и даже в эти годы чувствовал себя потом так, будто казнили меня. Но разве Бранду переубедишь? Было любопытно, как при такой матери Ил вообще остается добрым и хорошим мальчиком? Я бы ее уже возненавидел. А он любил.

Конечно, за эти дни я понял, что и сама Бранда совсем не такая, какой кажется. У нее есть свои слабости, но их королева не покажет никому и ни за что. Ей тоже пришлось быстро повзрослеть. Вот только это ни капли не оправдывало ее, как мать. Я пытался понять Бранду, и не мог. Остальное мог, а вот эту ненависть к Илу — нет. Хорошо, не ненависть, неприязнь, но разве от этого легче?

— Я не хочу туда идти, — говорил мне Ил утром в день казни.

Мы сидели под лестницей, наблюдая за котятами. Те уже выросли и норовили разбежаться в разные стороны. Одного недавно забрали на кухню, а двое других все еще ждали своей участи и прятались от людей.

— Я знаю, — ответил Илу. — Не бойся, я буду рядом.

— Я не хочу туда идти, Ник, — повторил он отчаянно. — Мне страшно.

— Бояться не стыдно, Ил.

— Мама так не думает.

Да, мама так не думает, потому что сама разучилась бояться. И все-таки казнь — это слишком для ребенка.

— Пора, — сказал я, услышав бой часов.

Отвел Ила в его покои и передал прислуге, а сам сидел в гостиной и ждал. Увы, я прекрасно знаю, что такое казни в Литонии. Так сказать, сам был действующим лицом на одной из них и готовился умереть. Тогда я даже радовался, что скоро мои страдания закончатся, а потом понял, что хочу жить. И загрызу любого, кто попытается эту жизнь отнять. К счастью, отцу она была ни к чему. Иначе на одного лера в Литонии стало бы меньше. Какой способ казни выбрали для заговорщиков? Я мог поспорить на здоровую руку, что ничего простого нас не ждет. Враги должны умирать от ужаса. С одной стороны, это правильно, а с другой… Я тоже не хотел там быть. Все это грязно и низко.

Тем не менее мое присутствие тоже не обсуждалось. Мне надо присмотреть за Илом. Все-таки людей на казни будет много. Мало ли чего ожидать. А еще утром я получил письмо от Осмонда, который интересовался, почему так мало новостей из Литонии. Я попытался обрисовать положение дел при дворе, при этом подчеркнул, что Бранда справляется со своими обязанностями. И это была полуправда, потому что королева о чем-то совещалась с веранцами. Мне бы стоило узнать, о чем, но я уверен — это лишь первый этап переговоров. Когда королева примет решение, о нем узнают в Изельгарде.

Со мной Илверта сопровождали четверо новых гвардейцев, которых я лично принял на службу. Точнее, сам и позвал, посовещавшись с отцом, но со стороны выглядело иначе. Теперь мне хотя бы есть на кого положиться. Все эти люди действительно были преданы королю и готовы служить Литонии.

С Брандой мы встретились у главного выхода. На ней было темно-синее платье с жестким светлым воротом. Оно делало королеву строже и старше.

— Меньше страха, сын мой. — Бранда свысока взглянула на Илверта. — Не годится королям трястись, как мыши.

— Мне дурно, матушка, — тихо ответил Ил.

— Вы едете со мной, и это не обсуждается.

Илверт с матерью сели в карету, а я, как и в храм, поехал рядом, разглядывая толпу и стараясь предугадать, кто может желать зла моим подопечным. Толпа бушевала. Летели приветствия королю и королеве. Ненавижу большие скопления людей. Они хороши, когда нужно узнать последние сплетни, но не более того. Сейчас же толпа — возможный враг. И моя задача — не упустить угрозу.

Наконец карета остановилась. Илверт вышел из нее первым, Бранда последовала за сыном. Они поднялись в королевскую ложу, откуда открывался лучший вид на место казни. Я замер за спиной Ила, наблюдая, как он все больше бледнеет. Не стало бы совсем дурно.

А на место казни уже вышел представитель суда. Он перечислил имена заговорщиков, а я все пытался угадать, какой же способ для них изберут. Так задумался, что едва не упустил окончание чтения указа:

— …и приговариваются к смерти путем отсечения частей тела.

Что? Кажется, сейчас я начал больше любить Изельгард. Там видов смертной казни существовало куда меньше: либо повесить, либо отрубить голову, либо сжечь. А заключенных уже вывели на площадь. Было видно, что их жестоко допрашивали. Мужчины едва двигались, глядели только под ноги и, кажется, слабо осознавали, где находятся. Толпа закричала, завизжала, заулюлюкала, а смертников привязывали к деревянным столбам. Палачей было всего двое. Видимо, чтобы «растянуть» удовольствие. Зато на их лицах читалась почти радость. Да, случается, что палачи искренне любят свою работу.