Демон Жадности. Тетралогия (СИ) - Розин Юрий - Страница 103

Собственно, именно такой эффект получила и новая татуировка. Активировав ее, я смог не только полностью блокировать ману в своем теле, создавая видимость того, что я – не Артефактор вовсе, но и аккуратно настраивать интенсивность маны, имитируя как разные стадии Хроники, так и ранги Сказания и Истории.

Когда я осознал, какие перспективы передо мной открылись благодаря одним только этим наручникам, в голове тут же возник дерзкий план на финальный акт пьесы «Мак Марион и Бал Невинности». Но это могло подождать до того, как я закончу с остальными артефактами.

При этом чем больше белых узоров появлялось на моей коже, тем явственнее я чувствовал ускорение. Не в движениях – во внутреннем процессе. Белые нити‑жгуты, вплетенные в мышцы и органы, работали быстрее. Они активнее продуцировали ману Хроники, заполняя мое тело резервом силы.

Но при этом каждая новая тату создавала и новую нагрузку на источник. Золотая Маска на груди теперь пульсировала чаще, ее тепло убывало заметнее.

Я мысленно оценил остаток энергии. Раньше до начала падения стадий было полгода, из которых около полутора месяцев я потратил на поглощение артефактов. Но из‑за ускорения перекачки маны четыре с половиной оставшихся месяца превратились в три. От силы. Плата за мощь – ускоренный обратный отсчет.

К полуночи стол опустел. Все полезное было поглощено, усилено, интегрировано. Тело мое теперь было почти полностью покрыто паутиной белых, светящихся изнутри узоров, и без «Ольвы» я бы точно смотрелся как какой‑то фрик.

Одеревенение мышц оставалось, но теперь оно ощущалось не как слабость, а как сжатая пружина нечеловеческой силы. Усталость, однако, была глухой, тотальной – не физической, а ментальной. Адреналин схлынул. Эксперименты закончились.

Я затушил свет (мысленным импульсом в светильник на потолке. Свободное использование маны Хроники имело кучу плюсов), погрузив комнату в темноту, нарушаемую лишь слабым лунным светом из окна и тусклым свечением белых линий на моей коже.

Я скинул сапоги, снял куртку и упал на широкую кровать в своей спальне. Мягкий матрас принял тело в свои комфортные объятья. С учетом того, что я не спал с самых шальных Руин, что было около недели назад, полноценный отдых, а не просто снятие симптомов усталости маной, было мне жизненно необходимо.

Но… что‑то было не так.

Я лежал. Сознание, несмотря на усталость, было чистым и ясным. Тело – тяжелым, но не расслабленным. Не сонным. Я попытался «отключиться» насильно, приказать телу вырубиться – навык, которым я отлично овладел за те три месяца, что прошли с моего возрождения.

Ничего. Веки не тяжелели. Дыхание не замедлялось. Яркие, несанкционированные образы – белые татуировки, золотая сеть, взрывы маны, лицо Яраны в боли, Силар с мечами – проносились перед внутренним взором.

Я ворочался, ища удобное положение. Подушка казалась каменной. Одеяло – грубым. И спустя где‑то час пришло понимание: дело не в перевозбуждении, остаточных эффектах от поглощения артефактов или посторонних мыслях.

Сон. Базовая потребность. То, что было всегда. Даже после Маски, когда я не нуждался в нем физиологически, я мог заснуть по желанию. Отдохнуть душой. Отключить вечно анализирующий, просчитывающий, тревожащийся разум.

Но, похоже, после того, как я отдал Маске функцию собственного ядра, слившись с ней еще сильнее… эта дверь захлопнулась. Мое тело, пронизанное белыми нитями, больше не умело отключаться. Оно было машиной на холостом ходу, вечно готовой к действию. Вечно бодрствующей.

Я зажмурился, стиснул зубы, попытавшись в последний раз силой воли погрузиться в темноту небытия. Тщетно. Мысли о потраченном золоте, о сократившемся сроке, о розыске, о слабой Яране, о Силаре, который хрен знает, как приживется в моем новом взводе, о неизбежном докладе Коалиции – все крутилось, нарастая.

Белые и золотые линии на коже пульсировали в такт ускоряющемуся сердцебиению, освещая потолок призрачным светом. Золото на груди горело ровным, неумолимым жаром. Обратный отсчет тикал даже здесь, в темноте.

Открыл глаза, уставился в темный потолок. Ментальная усталость продолжала расшатывать нервы, но сон не приходил. Дверь в царство Морфея захлопнулась навсегда. Оставалось только ждать утра или… найти иное отвлечение.

Я поднялся с кровати, накинул обратно одежду, активировал Ольву, скрыв телые тату, а также молочное свечение внутри золотых линий. Вышел в гостиную.

Тишина. Ярана и Силар спали или пытались спать за закрытыми дверьми.

Бар. Мысль пришла сама собой. Выпить. Хотя бы попытаться притупить остроту мыслей. Я вышел в коридор, залитый мягким светом артефактных светильников в стенах.

Ковер глушил шаги. Я шел в сторону основного зала казино, к публичным зонам, где даже ночью кипела жизнь.

Поворот за угол – и я чуть не столкнулся с Сирмаком. Он шел навстречу, погруженный в свои мысли. Его могучая фигура казалась еще массивнее в полумраке. На нем был дорогой, но мятого вида спальный костюм из шелка, смотрящийся, с учетом его статуса в этом месте, довольно забавно.

– Марион, – его голос был хриплым, лишенным обычной деловой остроты. – Не спится? Или патрулируешь?

– Первое, – ответил я коротко. – Шел выпить. А ты?

Он недовольно поморщился.

– Документы. Не ждут. – Он махнул рукой в сторону своего кабинета. Потом его взгляд задержался на мне, стал чуть менее настороженным, чуть более… устало‑оценивающим. – Выпить, говоришь? Не самая плохая идея в эту ночь.

Я поднял бровь. Такие слова после нашего последнего разговора? Интересно.

– Предложение? – спросил я нейтрально.

Он помедлил, его пальцы потерли переносицу.

– Почему бы и нет. Пойдем. И не будь таким настороженным. Начали мы, может быть, не лучшим образом. Но нет вечных врагов и вечных друзей, только вечный поиск выгоды.

Мы спустились на лифте. Сирмак молчал, его присутствие было тяжелым, задумчивым. Сели мы не в том баре, что находился в главном зале казино, а в отдельном, куда более кулуарном и тихом. Полумрак, бархатные диваны в нишах, приглушенная музыка – какая‑то меланхоличная труба.

Запах выдержанного виски, древесного дыма и дорогой кожи. Бармен, молодой парень с идеально уложенными волосами, лишь кивнул Сирмаку, не задавая вопросов.

Мы сели за стойку, на высокие барные стулья с мягкими сиденьями. Сирмак жестом заказал себе что‑то знакомое бармену. Я указал на бутылку темно‑янтарного виски.

– Двойной. Без льда.

Бармен налил. Сирмаку подали широкий бокал с коньяком цвета старого золота. Мы подняли бокалы. Хрусталь звонко встретился.

– За деловые отношения, – произнес я, глядя Сирмаку в глаза через край бокала. – Какими бы они ни были.

Он усмехнулся, коротко, беззвучно. Звон его голоса был низким.

– За них, Марион. – Он отхлебнул коньяк, его лицо на мгновение исказила гримаса, не то от удовольствия, не то от горечи. – Непредсказуемые. Дорогие. Но… позволяющие обзавестись новыми собутыльниками, деловые отношения.

Я выпил. Виски обожгло горло, разлилось теплом по груди. Небольшое, но желанное облегчение. Я поставил бокал. Сирмак медленно вращал свой в толстых пальцах.

– Ты не из тех, кто сидит без дела, Марион, – начал он, не глядя на меня. – Каковы планы? Когда… снимете мою головную боль с доков? – Он явно имел в виду наше пребывание и розыск. – Или бравые бойцы Коалиции так и будут шкериться по казино и заказывать через моего управляющего запрещенку?

Я потягивал виски, чувствуя, как алкоголь пытается бороться с вечной бодростью тела.

– Планы? Для начала – уйти отсюда. Живыми. Сохранив то, что нажито… непосильным трудом. И теперь, когда мы обзавелись артефактами, это должно стать куда проще. Потом буду решать проблемы в Коалиции, накопилось там явно немало. А потом…

В собственном отражении в бокале я увидел вдруг искаженное гнилью лицо Иваки, заставившее меня непроизвольно вздрогнуть. Сирмак это заметил. Повернул голову, его глаза блеснули в полумраке интересом.