Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм - Страница 89

Не приходилось им скучать, и занимаясь своими делами. Для писателя работа приобретала все большее значение, и за перо он брался, если позволяло его здоровье, гораздо чаще и в более собранном состоянии, чем в прежние годы. Актриса по-прежнему снималась в художественных фильмах и играла на сцене, и местом ее профессиональной деятельности были США. Вынужденный отказаться от любых поездок из-за болезни сердца, Ремарк был слишком умен, чтобы попытаться как-то ограничить свободу Полетт. Напротив, он помогал ей находить новые маршруты для путешествий, радовался ее успехам и изливал свою тоску по ней в словообильных письмах.

Полетт Годдар не говорила по-немецки и, будучи американской еврейкой, не очень-то ценила немцев. Скучала, когда «задушевные разговоры» Ремарка с его приятелями — жившими в Асконе Хансом Хабе и Хайнцем Липманом — затягивались до рассвета. Могла сделать колкое замечание, а маленький городок на берегу озера не мог заменить ей ни Нью-Йорка, ни сверкающих витринами улиц Парижа, Рима, Милана. Случались размолвки и ссоры, супруги могли быть несносными в отношениях друг с другом и даже стоять в своем упрямстве до конца. Ремарк был склонен к сарказму, а хорошенько выпив, лишался своего прославленного обаяния.

Письма Ремарка, дневники, которые он вел в первые четыре года совместной жизни с Полетт, а также резкие перемены в образе жизни самого писателя позволяют, однако, сделать, по существу, один-единственный вывод: Полетт Годдар наполняла его более сильным ощущением счастья, нежели те три женщины, которые играли до поры до времени столь большую роль в его жизни. Наверняка объясняется это и его возрастом, и теми прозрениями, к которым он шел тяжким путем размышлений и сомнений, и, в конце концов, пришел к середине прошлого столетия. Начав рассказывать теперь о последнем отрезке жизни Ремарка, о его поздних романах и смерти, нельзя не видеть, что главную роль на этом этапе его земного существования играла Полетт Годдар и что играла она ее хорошо.

После премьерного показа «Последнего акта» в апреле 1955-го Ремарк очень энергично работает над романом «Черный обелиск». Между короткими поездками в Цюрих, Мюнхен, Берлин и ноябрьским визитом в Париж он — за письменным столом в Порто-Ронко. Летом 1956-го закончена пьеса «Последняя остановка». В сентябре он на последних репетициях в берлинском театре «Ренессанс». 20 сентября поднимается занавес, и мир знакомится с Ремарком-драматургом.

Место действия: Берлин, квартира в западной части города. Время действия: 30 апреля и 1 мая 1945 года. В то время как артиллерия Красной армии накрывает огнем последние опорные пункты немцев, узнику концлагеря по имени Росс удается избежать расстрела и найти прибежище у Анны Вальтер, ожидающей в своей комнате конца войны. Беглец только поначалу приводит в смущение миловидную женщину, так что ворвавшиеся сюда эсэсовцы не видят в нем того, кого готовы сразу же вздернуть на фонарном столбе. Спасает Росса и второй разыскиваемый беглец — по имени Кох. Он выпрыгивает из окна этой комнаты, понимая, что на допросе под пытками может сломаться и выдать товарища. После сообщения о самоубийстве Гитлера по радио звучит траурный марш из «Гибели богов». Обершарфюрер Шмидт, шедший по пятам за Россом, появляется на следующий день в комнате Анны в штатском, имея в кармане удостоверение узника концлагеря. Таким образом он надеется спасти себя, когда русские придут и в эту квартиру. На Россе в свою очередь мундир немецкого пехотного офицера, выданный ему еще накануне Анной, так что с появлением группы русских солдат возникает гротескная ситуация: узник концлагеря Росс выглядит в глазах победителей нацистским преступником, а эсэсовец Шмидт — жертвой палаческого режима.

Действие драмы развивается стремительно, диалоги лаконичны, полны ярких контрастов, местами подобны поединку. Мрачен фон последних дней Третьего рейха, светла человечность Анны и Росса, второстепенные фигуры олицетворяют типичного немца нацистского времени. Настроен ли он в середине 1950-х на то, чтобы окончательно разобраться в недавнем прошлом своей страны? Доходят ли до его слуха предостережения о пагубности желания предать это прошлое забвению? И где пролегает та граница, что отделяет готовность приспособиться и даже предать соседа от готовности пожертвовать собой в борьбе против коварства, жестокости, тирании? Таковы кардинальные вопросы, которые Ремарк ставит перед своими соотечественниками.

Сосед по квартире Вильке доверял Анне, Анна доверяла своему мужу, а тот, спасая свою шкуру, рассказал в гестапо все, что знал об антифашисте Вильке. Анна и понятия не имела обо всем этом, потом узнала, старалась забыть, «и вот приходят такие как ты, говорит Анна Россу, — мученики, борцы за правду, расспрашивают, — и вновь растравляют все!»[88]. О ближайшем будущем, ожидающем страну, эсэсовец Шмидт высказывается у Ремарка с предельным цинизмом: «...не я один дал тягу. Несколько тысяч фанатиков-фашистов ушли на этой неделе в подполье. Через три дня официально не останется ни одного нациста. Кто во всем этом участвовал, тот лишь старался предотвратить худшее. Всех нас не расстрелять..., а найти будет трудно, об этом позаботились. Мы вернемся!» И потому у пьесы всего лишь мнимый хеппи-энд: «Мы не должны это забыть... По улице стелется дым. Сейчас — это смерть и пожарища..., но через несколько часов он снова станет ветром, напоенным запахами земли и растений. Так поверим в жизнь». По ходу действия в соседней комнате рождается ребенок, и оттуда слышится пение счастливой матери. «Поет для новорожденного, а там, внизу, плачут по умершим. Но ведь так оно, наверное, было всегда, не правда ли?»

Публика благодарит раскланивающихся перед ней автора и актеров горячими аплодисментами. Курт Майзель и Хайдемари Хатейер играют главные роли. Несомненный успех, но не прорыв. Рецензенты с похвалой отзываются о взрывной силе пьесы, отмечая, однако, что «действует она порой оглушительно». В театре «Ренессанс» пьесу дают еще тридцать раз, играют в Гисене, Восточном Берлине и Вене, показывают в берлинской постановке по телевидению, затем она надолго исчезает из репертуара немецких театров. В 1995 году ее поставят в Шлезвиге и Дюссельдорфе. Ремарк и Полетт Годдар надеются, что пьесой заинтересуется одна из американских театральных трупп, говорят даже о Бродвее — некоторые газеты спешат сообщить чуть ли не о премьере, — но сбыться этим планам не суждено. Лишь через долгие пятнадцать лет пьеса придет в США — в обработке, предпринятой Питером Стоуном. «Последняя остановка» очень популярна в Восточной Европе. В Москве пьеса не сходит со сцены тринадцать лет. Долго играют ее также в Чехословакии и Польше. О том, сколь дорога она была сердцу автора, свидетельствуют его попытки редактировать ее вновь и вновь.

За десять лет до премьерного показа «Последней остановки» в Цюрихе поставлен спектакль по пьесе, действие которой происходит в Третьем рейхе и герои которой — немцы — пытаются вспомнить и осознать, как они жили и вели себя в условиях диктаторского режима. «Генерал дьявола» Карла Цукмайера считается одной из самых успешных театральных постановок 1950-х годов и играется до сих пор. В основу пьесы драматург положил историю жизни Эрнста Удета, второго по результативности летчика Первой мировой войны, получившего у Гитлера звание генерал-полковника. Немцы с радостью отождествляют себя с цукмайеровским генералом Харрасом, который хотя и служит нацистам долго и на высоком посту, но затем, когда вера в победу слабеет, дает им достаточно ясно понять, как, в сущности, презирает все то, что творит национал-социализм. «Кто стал в этом мире генералом дьявола и расчистил тому дорогу к власти бомбами, — говорит Харрас в финале спектакля незадолго до самоубийства, — тот должен обеспечить ему и место в аду». Смачные сентенции германского аса, конечно же, ласкают слух посетителей немецких театров. Ведь, если вдуматься, все они не хотели по-настоящему участвовать в неблаговидных делах рейха и оставались людьми «приличными», как этот генерал, что бы там ни говорили об убийствах генералов и о войне на уничтожение. Ремарковский же герой — всего лишь беглый узник концлагеря, и выводы, которые он делает из того, что происходило в гитлеровские годы, не позволяют зрителям обрести веские аргументы для освобождения от ответственности за содеянное преступным режимом. К тому же людей в «Последней остановке» освобождают русские, они же разрешают — в финале пьесы — конфликт между Добром и Злом. Не трудно представить себе, как это действует на западных немцев: на дворе 1956 год, и окружающий мир видится им только в черно-белом цвете.