Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм - Страница 36

Замысел произведения на военную тему родился давно. Первая попытка перенести его на бумагу была сделана после возвращения с фронта. Набросок в четыре страницы был обнаружен в наследии писателя. И приобретен спустя четверть века, осенью 1995 года, за 250 тысяч фунтов стерлингов для его родного города. Фактически он существует в виде двух рукописей. В Нью-Йоркском архиве находятся, по данным Томаса Шнайдера, еще несколько рукописей и типографских оттисков. Они свидетельствуют о том, что Ремарк сильно правил свои записи. Нет сомнений, что текст подвергался неоднократной переработке и что в основу его легла обдуманная концепция. Ремарк писал книгу как профессионал, и стратегия повествования была избрана им вполне сознательно.

Ремарк был очень заинтересован в успехе. Вероятно, этим и объясняется то, что почти во всех интервью он настойчиво, чуть ли не слово в слово повторял версию издательства. Звучало это так: «Писал я книгу полтора месяца, по вечерам, после работы... Рукопись пролежала в столе около полугода. Успеха никак не ожидал. Ничего из написанного не выдумал. Я был на фронте достаточно долго, у меня нет необходимости фантазировать. Проповедовать какое-либо учение я не намерен. В политике не разбираюсь». Последние сомнения читателей были развеяны «Предисловием», оно вписывалось в оборонительную стратегию без сучка без задоринки. Никто не должен был и помыслить, что автор мог преследовать иные цели, чем всего лишь правдиво поведать о пережитом. Таковы были условия издателей военной литературы, и он выполнял их. Не делай он этого, успех был бы едва ли достижим.

Наверное, роман не раскупался бы так быстро, если бы за этим не стояла финансовая мощь издательства «Ульштейн». Для рекламы использовались газеты концерна, некоторые из них имели очень большой тираж, на их литературных страницах и в приложениях к ним продуманно, по графику печатались рецензии... Так, 21 мая 1929 года издательство зарезервировало для публикации положительных и отрицательных откликов немецкой и зарубежной прессы на роман Ремарка сразу 24 (!) полосы «Биржевого вестника немецких книготорговцев». Спрос на книгу непрерывно рос. Наращивать тираж становилось все труднее. Пришлось задействовать посторонние типографии и переплетные мастерские. Без этого издательство, скорее всего, не смогло бы реализовать свои масштабные планы.

Как видим, успеху романа содействовали как политическая ситуация в стране, так и стратегия издательства. Уже через два месяца после его публикации Эрих Кестнер констатировал: «Если бы за издание этой книги взялось менее влиятельное и ловкое предприятие, то ее тираж не составил бы и десятой доли того, который она имеет уже сегодня, через несколько недель после ее появления в магазинах». Но если бы дело было только в этом, то роман Ремарка разделил бы участь многих бестселлеров: он бы вскоре исчез с рынка, в лучшем случае пару раз был бы издан малым тиражом. К тому же ульштейновская стратегия не работала в странах, где роман вскоре тоже вышел большими тиражами. США (клуб «Книга месяца» сразу же заказал 60 тысяч экземпляров) и Англия (издательство «Путнам и сыновья» заявило о «блестящей сделке») не знали в это время той политической борьбы, которая разгорелась в Германии. Впрочем, споры вокруг книги и ее успех в Веймарской республике отзывались громким эхом и в зарубежной прессе, что, несомненно, усиливало интерес к роману.

При всем уважении к рекламному отделу издательства скажем: «На Западном фронте без перемен» — выдающееся произведение, именно поэтому оно неподвластно времени и по сей день остается эталонной книгой о войне. Рассказ о Пауле Боймере и его товарищах с захватывающим интересом читался каждым новым поколением и после крушения Веймарской республики и разгрома европейского фашизма. Что бы в свое время ни писали и ни говорили представители издательства «Ульштейн» и сам Ремарк, его произведение — эта книга, отвергающая безумие войны, разоблачающая большую ложь ее апологетов и записных патриотов. И заглушить этот пафос не могут ни репортажная лапидарность повествования, ни безыскусность языка действующих лиц, ни кажущаяся обреченность в голосе, которым автор рассказывает о боевых действиях, гибели солдат, мучениях раненых. Именно благодаря тому, что Ремарк не заидеологизировал диалоги, как это сделал, например, Арнольд Цвейг в последних частях эпопеи «Большая война белых мужчин», а также отказался и от эстетизации воинских доблестей, и от прославления войны как неотвратимого рока, в чем преуспел, например, Эрнст Юнгер (в «Стальных грозах»), его роман, как никакая другая книга о войне, в полной мере сохранил свою злободневность и значимость до наших дней.

Мировоззрение многих молодых людей в Федеративной Республике Германия складывалось под непосредственным впечатлением от фильма Бернхарда Викки «Мост» и антивоенного романа Ремарка. На фоне этих выдающихся произведений бледнели попытки штатных военных обозревателей, бывших офицеров вермахта, да и просто завзятых рассказчиков армейских анекдотов обелить войну, представить ее как явление неизбежное, а для формирования настоящего мужчины и вовсе желанное. Ни дни памяти павших, ни призывы пацифистов не могли сравниться с ними по силе воздействия на умы и сердца граждан боннской республики. Роман Ремарка проникнут таким гуманизмом, какой мы ощущаем лишь в великих произведениях мировой литературы.

Война служит Ремарку материалом, который следует освоить художественными средствами. Политическим и автобиографическим моментам отводится вспомогательная роль. («Я использовал войну как литератор».) Он хочет написать книгу, которую прочтут сотни тысяч, если не миллионы людей, и потому старается писать просто, ясно и убедительно. Опыт, уже приобретенный на этом поприще, ему только в помощь. Граф Гарри Кесслер рассказывает в своем дневнике о разговоре с Ремарком, в ходе которого писатель нарисовал перед своим визави следующую картину: «Вообще-то писать не трудно, если тебе удалось ухватить материал. Представь, что ты едешь по железной дороге, вечереет, и ты видишь, как где-то между пунктами А и Б, по широкому полю бредет человек. Ясно, что на фоне неба он покажется тебе великаном. Вот это и есть момент истины! Ставь своих героев к линии горизонта, выстраивай за ними интерьер, и фигуры их будут выпуклыми без пафоса и прикрас. В общем, пытайся видеть своих героев на фоне бесконечности. Если это получается перед мысленным взором, то легко получается и на бумаге».

В начале 1946 года Ремарк вновь коснется книги и истории ее возникновения. На сей раз доводы будут совершенно иными, чем в 1929–1930 годах, а в его голосе послышится ирония, когда он скажет: «It was really simply a collection of the best stories that I told and that my friends told as we sat over drinks and relived the war». Нова крупица правды, ведь в дуйсбургском госпитале он действительно расспрашивал раненых солдат о том, что им пришлось пережить на фронте. Но если в первые годы после публикации он сознательно отвлекал внимание от своей персоны репликами, которые способствовали распродаже романа, то этой фразой он разыгрывал из себя писателя, который хотел смотреть теперь на все спокойно, с лукавым прищуром. Война и то, что он там видел, раздумья над судьбами людей, с которыми она свела его в прифронтовой полосе и в госпитале, несомненно, отразились на его психике — с частыми перепадами настроения, с отчаянными попытками трактовать жизнь в оптимистическом ключе, с тоской по крепким товарищеским узам, с глубоко затаенным страхом смерти. Работая над романом, он отчасти снимал эти травматические явления, но именно отчасти, а не полностью, как он утверждал позднее. Сомнения в собственных способностях усиливались воспоминаниями о творческих неудачах в прошлом. Сделав себе имя в столичной журналистской среде, он потерпел фиаско как писатель. Мир не принял к сведению ни одного из трех его романов. Тогда он решил писать о войне, полагая, что это и есть «его» тема. Именно ее разработка позволит ему встать в ряды крупных писателей. В этом смысле война действительно служила ему художественным материалом для достижения успеха.