Тверской баскак. Том Шестой (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 34

— Мы только что взяли штурмом этот город! — Убеждал он меня. — У многих из сидящих в зале от нашего оружия погибли близкие, а может и сыновья. А вдруг кто-то из них не сдержит эмоций и попробует отомстить⁈

Я со всем соглашался и отбивался лишь одним аргументом.

— Ты хочешь, чтобы я пришел на встречу с женщиной окруженный со всех сторон охраной⁈ Чтобы потом все зубоскалили, мол, консул Твери испугался киевской княгини⁈

В конце концов все закончилось, как и всегда, Калида плюнул и сказал: «Поступай как знаешь, но меня потом не вини!» Будто я когда-нибудь его хоть в чем-то винил!

Теперь вот шагаю под прицелом хмурых насупленных взглядов и чувствую, как неприятно заныла зажившая на левом боку рана. Словно бы напоминая: вот к чему приводит твое легкомыслие!

«Пожалуй, Калида был не так уж и неправ! — Постфактум соглашаюсь со своим другом. — Вон тот мордатый вполне мог припрятать ножичек за голенищем!»

Ничего удивительного, ведь еще несколько часов назад на площади кремля шел бой. Короткий, но яростный и злой! Хотя с того момента, как мы ворвались во внутренний двор, сопротивление было обречено.

Защитники сломались окончательно, лишь когда я въехал в кремль и громогласно пообещал всем, кто сложит оружие, сохранить жизнь. Это послужило финальным гонгом, и оставшиеся княжеские дружинники побросали мечи и копья на землю.

Во избежание ненужных эксцессов я приказал запереть всех пленных на конюшне, занять башни и стены, но входить в княжий терем запретил.

«Не стоит излишне злоупотреблять силой и пугать женщин да детей! — Подумал я тогда. — Лучше поговорить в более спокойной обстановке!»

Послав к княгине боярина Яриму Истомича, я настоятельно посоветовал той немедленно собрать именитых людей киевских на заседание думы. Княгиня благоразумно послушалась, и сбор городского совета подействовал успокоительно на всех. На саму Александру Брячиславну, на бояр да и на весь остальной народ киевский. А что!.. Не грабят, не убивают, думу вон собирают, значит, все как обычно, волноваться не о чем!

Я пришел, когда все уже собрались и расселись по своим местам. Специально заставил их ждать, дабы не расслаблялись совсем и четко понимали, кто тут ныне заказывает музыку.

Сейчас вот иду между боярских рядов, не показывая и доли одолевающих меня сомнений. Привычно излучаю внешнюю уверенность и холодное презрительное равнодушие. Мой взгляд оценивающе скользит по красным напряженным лицам бояр, на ходу отмечая о многом говорящие мелочи. Почти все присутствующие в зале стараются не смотреть на сидящую в княжеском кресле княгиню, а вот меня рассматривают с интересом и не стесняясь. О чем это говорит? Да все просто! Именитые бояре Киева пришли сюда поторговаться, но только за себя, а судьба княжеского семейства их уже не интересует. Княгиню Александру Брячиславну и ее детей киевское боярство уже списало со счетов и полностью отдало на мой откуп.

«Таков неписанный закон! — Хмыкаю про себя. — Имущество проигравшего отходит победителю, а жена и дети в этом беспощадном мире всего лишь часть этого самого имущества!»

В целом я даже рад такому настроению собрания, ибо чем меньше будет у княгини Александры поддержки, тем проще мне будет с ней договориться. И не то чтобы я желал княгине или ее детям зла, нет! Просто кое-что ей неизбежно придется принять, и чем меньше она будет сопротивляться, тем меньше мне придется на нее давить.

С каждым шагом я все ближе и ближе к креслу княгини, и мне уже видны ее глаза, в которых читается жгучая смесь ненависти и презрения.

«Что ж, — тоже примиряюсь с неизбежным и позволяю себе немного иронии, — она имеет на это право, ведь это я захватил ее город и, как она думает, угрожаю ей, ее детям и ее благосостоянию!»

Остановившись в паре шагов, кланяюсь княгине в пояс.

— Приветствую тебя, княгиня Киевская, и желаю тебе многие лета!

В ответ получаю неприкрытую грубость и вызов.

— Тебе, гость незваный, я того же пожелать не могу!

В палате тотчас же зазвенела такая напряженна тишина, что я услышал жужжащую под потолком муху. Все ждали от меня гнева на откровенный вызов, но я лишь иронично улыбнулся.

— Чем же я заслужил такую нелюбовь, княгиня⁈

Этим вопросом я специально даю ей возможность ступить в расставленную ловушку, и она с горяча подставляется.

— Чем⁈ Ты еще спрашиваешь?!. Не ты ли воспользовался отсутствием мужа моего и ворвался в мой город татем непрошенным⁈ Не твои ли вои жгут и грабят град русский, яко ордынцы поганые⁈

Она эмоционально мешает все в кучу, из которой я выбираю лишь то, что мне удобно.

— Твой город?!. Так ведь град Киев не тока твой али мужа твоего, но и вот этих именитых людей, что здесь собрались, — обвожу рукой почтенное собрание, — и всего народа киевского. Отчего бы тебе, пресветлая княгиня, не спросить народ свой, может скажется, что не такой уж я и незваный гость. Может люд киевский ждал меня с надеждой на защиту, кою муж твой не в силах дать народу многострадальному.

Мои слова рождают у княгини рой подозрений, и она бросает затравленный взор на боярские лавки. Ее глаза говорят ей одно, но она не хочет этому верить, и в голосе ее появляется истерическая нотка.

— Лжа в словах твоих, Фрязин! Никто тебя сюда не звал и защиты твоей не искал!

— Нехорошо, пресветлая княгиня, огульно обвинять меня во лжи! Не подобает званию твоему. — Убираю улыбку с лица и добавляю в голос металл. — Чем обвинениями пустыми бросаться, давай лучше спросим людей именитых, киевских. Чего хотят они⁈

Резко обернувшись, обвожу бояр ледяным взглядом.

— Пусть каждый из вас поднимется и скажет, чего он хочет! Чтобы в Киеве все оставалось по-прежнему, чтобы он один одинешенек стоял против степи разбойной, али чтобы весь Союз городов Русских встал у него за спиной, и сила Союза того от невзгод и разбоя ордынского град сей уберегла⁈

Сказав, нахожу глазами боярина Ярима Истомича и впечатываю в него вопрос:

— Давай начнем с тебя, боярин. Поднимись и скажи обществу, какой доли желаешь граду Киеву. В одиночку под рукой княжеской стоять али в союзе со всей Землей Русской быть⁈

Вопрос, конечно, поставлен некорректно и предвзято, но кто же меня здесь поправит.

В наступившей тишине все собрание ждет ответа, и, не глядя на княгиню, Ярима Истомич, говорит то, что и должен.

— Я за Союз городов Русских!

Он садится, а я уже киваю на еще одну подставную фигуру.

— Ну а ты, боярин Кучум, что скажешь⁈

Кучуму я не доверил главную партию, но на роль второй скрипки тот вполне сгодился.

Неспешно поднявшись, он оглядел все собрание и, словно решившись в одночасье, надрывно выкрикнул:

— Как не тяжко речь мне сии слова, но долг пред народом киевским требует от меня правды и потому скажу. В союзе сила, а одиночке смерть! Я за вступление в Союз городов!

«Браво! — Мысленно не могу не поаплодировать блестящей игре. — Чем ничтожней натура, тем выспренней и помпезней слова!»

Дальше поток уже направлять не надо, он сам течет в проложенном русле. Бояре встают один за другим и голосуют за Союз. Тут ведь как: чем больше слов «за», тем труднее последующим выступить «против». Ох, как нелегко пойти против течения, да еще и в одиночку. А любой голос против рискует остаться в одиночестве! Все это понимают, и потому очень скоро вся дума, как один человек, проголосовала за вхождение в Союз.

Я вижу, как с каждым боярским словом сереет лицо княгини и как сжимается в кресле ее маленькая фигура. По-человечески мне ее жаль, никому не пожелаешь предательства ближних, но такова ее доля государева. Не она ее выбирала, но деться от нее ей некуда!

Как только последний боярин сел на лавку, я повернулся к княгине.

— Вот видишь, Александра Брячиславна, не такой уж я и незваный гость в Киеве.

— Радуешься, змей! — Сжавшись, она обожгла меня ненавидящим взглядом. — Ничего, муж мой вернется, он еще всем вам, бояре неверные, покажет, какова она кара за измену!