Тверской баскак. Том Шестой (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 30

«Это только в том случае, если он их еще не пропил!» — Кривлю рот в саркастической усмешке и подхожу ближе.

К моему злобному удовлетворению капитан очухивается довольно быстро.

Встав на четвереньки и помотав головой словно бык, он бешено захрипел.

— Убьююю!

Не давая подняться, носок моего сапога врезается ему под ребра. Одного удара не хватает, и только со второго туша коменданта вновь валится на пол.

Выдохнув, чувствую за спиной чье-то присутствие. Оборачиваюсь и вижу Калиду с парой стрелков. Все трое застыли в дверях, благоразумно решив не лезть под горячую руку.

«Это разумно!» — Усмехаюсь про себя и подхожу в растянувшемуся на полу коменданту. Жду секунд десять, прежде чем тот снова начинает подниматься. Присев, он вскидывает на меня окровавленное лицо.

— Ты кто⁈ — С трудом произносит он еле шевелящимся языком.

— Не узнаешь⁈ — Еще раз всаживаю свой кулак в его широкую физиономию.

В этот раз получилось не так удачно, и разбитые костяшки отозвались болью. Не обращая внимания, присаживаюсь рядом с лежащим капитаном.

— Это совесть твоя, Стрый, пришла! — Смотрю, как вместе с осмысленностью в глазах коменданта появляется страх.

Он, наконец-то, узнал меня и зашевелил окровавленными губами.

— Господин консул! Капитан первой роты алебардщиков второго Тверского полка приветствует тебя!

С усмешкой поворачиваюсь к Калиде.

— Видал, нашего училища школа! Хошь пьяный, хошь мертвый, а устав у него от зубов отскакивает!

Поднимаясь, киваю бойцам на лежащее тело.

— Приведите его в чувство и ко мне на допрос!

Я сижу за столом. Рядом Калида и ротный писарь с пером и листом бумаги. Напротив в окровавленном нижнем белье стоит бывший комендант крепости — Васька Стрый. Руки у него по-прежнему связаны, хотя с первого взгляда видно, что отрезвление уже наступило, и в его душе не осталось ничего, кроме стыда, раскаяния и чувства вины.

Поднимаю на капитана жесткий взгляд.

— Лучше все сам расскажи! Поблажек не обещаю, но хоть душу облегчишь!

Шмыгнув носом, Васька утер рукавом потек крови.

— Поблажек не ищу! Уж коль сам виноват, сам и отвечу!

Василий начал сбивчивый рассказ, из которого выходило, что примерно два года назад татарин Бейдар пригласил его на праздник по случаю благополучного завершения очередного перехода. Там он попечалился о нищенском положении сотника и сказал, что может помочь это исправить.

Стрый поинтересовался как, и Бейдар живо обрисовал ему картину. Мол, пару семей из полона продаем, а в бумагу пишем, что умерли от болезни! У ушлого татарина и покупатели тут же нашлись, и вообще все было на мази. Главный аргумент у него был такой — да кто этих людишек считает⁈ Десятком больше, десятком меньше, тверские богатеи не обеднеют, да и разбираться не будут!

Сначала продали пару семей, потом еще пяток. Поначалу татарин даже обещал возместить недостачу следующей ходкой, мол, на разницу в цене прикупит еще рабов, но вместо этого в следующий раз продали уже человек тридцать. Денег у Васьки стало много, но куда их тут тратить⁈ Кроме вина и браги не на что! Да и покоя на душе у коменданта больше не было. В общем запил Васька крепко, чем не преминул воспользоваться хитрый татарин. Капитан подписывал бумаги, не глядя, а вот жителей в деревне больше не становилось. Жадность довела Бейдара до того, что он продал всех, кто был в поселении, и последующий караван тоже продал целиком.

«А чего ж мелочиться, коли есть такой дурень, — меряю бывшего капитана злым взглядом, — который все подписывает и всю вину на себя берет!»

Теперь мне все ясно! Людей, конечно, жаль, их уже не вернуть, и тут ничего не поделаешь, времена ныне страшные, жизнь человеческая гроша ломаного не стоит. Потеря денег тоже не сильно волнует. Деньги дело наживное, и если повезет, то все, что украдено, вытрясем из татарина, когда поймаем, а вот время…! Жизнь коротка и хотелось бы увидеть результат своих замыслов воочию.

Отбросив эмоции, пытаюсь отнестись к потерям философски.

«Того времени, что мне отпущено, все равно не хватит, чтобы увидеть конечный результат, а у истории свой временной отсчет. Для истории главное процесс! Чтобы он шел в правильном направлении и не сворачивал с выбранного курса!».

Я уже почти совсем успокоился, и единственный вопрос, который до сих пор меня беспокоит, это участвовал ли кто-нибудь еще кроме Стрыя в махинациях Бейдара. Другими словами, получал ли Куранбаса или кто из командования корпусом свою долю за прикрытие.

Поэтому, едва Васька закончил свою исповедь, спрашиваю его напрямую.

— Получал ли еще кто-нибудь деньги от татарина, кроме тебя, или может ты сам делился с полковником или командором?

— Неее! — Испуганно тянет Стрый. — Да коли бы датчанин узнал, так он бы меня собственными руками забил бы насмерть. Он же бешеный черт, да и полковник наш Фрол Давыдыч такой же!

«Ладно! — Облегченно выдыхаю. — Одной бедой меньше!»

Был ли в доле Куранбаса, комендант вряд ли мог знать, но я все же спрашиваю.

— А Куранбаса?!. Татарин часом не обмолвился, что тот тоже в доле⁈

Стрый лишь пожал плечами.

— Да вроде нет! Не помню! Я ж завсегда пьяный был!

«Понятно!» — Бормочу про себя, хотя все наоборот. В отношении Куранбасы никакой ясности как раз нет.

Даю знак страже вывести задержанного и, как только за ними закрывается дверь, поворачиваюсь к Калиде.

— Что скажешь?

Тот не задумывается ни на секунду.

— Повесить сукиного сына прямо на плацу! Чтобы каждый боец видел, чем воровство и пьянство заканчивается!

Не отвечаю ему сразу. Человек из другого более гуманного века все еще живет во мне, и он пытается найти оправдательные мотивы.

«Васька Стрый герой, живота своего не щадивший за дело твое! Он достоин снисхождения!»

Я сегодняшний, загрубевший душой и телом, смотрю на все сквозь призму рациональности и суровой действительности. Доводы мои просты, но неопровержимы.

«Все это в прошлом, а сегодня Васька — алкаш, вор и пропойца! Прощать его нельзя, люди не поймут, а наказать помягче… Как⁈ Каторги тут нет, исправительных лагерей и подавно…! Заточить в порубе… Так уж лучше казнь, чем в темноте и сырости заживо гнить!»

Подумав, киваю писарю.

— Запиши! За воровство и нерадение службе своей приговариваю Ваську Стрыя к казни перед строем.

Сказав, поднимаю тяжелый взгляд на Калиду.

— Вешать не будем! Чай не пес шелудивый, а капитан, хоть и разжалованный! Заслужил умереть достойно, от железа! Пущай голову ему отрубят, как и положено служилому человеку.

Калида спорить не стал, и я поднялся.

— Ладно, коли с этим закончили, то пойдем-ка посмотрим во что тут рота превратилась при таком командовании!

Выходим на крыльцо, и я смотрю на выстроенную полусотню бойцов. Это утвержденный мною гарнизон малых крепостей на границе степного пояса. Два десятка конных стрелков и смешанный пехотный взвод. Смешанный, потому как в таком взводе либо стрелки довооружались алебардой, либо алебардщики арбалетом или громобоем.

Такая полусотня, засевшая за валами крепости, могла оттянуть на себя до полутысячи идущих в набег степняков. Здесь же, в крепости, по моему замыслу, должны были укрываться и переселенцы в случае налета.

«Кто ж знал, что вместо защиты, они…!» — Мысленно крою в сердцах всех казнокрадов, превращающих самый идеальный план в говно.

Спускаюсь по ступеням крыльца и иду вдоль строя. Настроение у меня хуже нет, и первое впечатление такое же.

«Не бедствуют они тут! — Зло бурчу про себя. — Ряхи сытые, да и животы вон понаели! На казенном харче так не отожраться. Грабят поди соседей!»

Последнее предположение мне не понравилось, но разбираться еще и в этом сейчас нет ни желания, ни времени. Сейчас надо решить, что делать с гарнизоном крепости. Вглядываюсь в лица бойцов и оцениваю амуницию. Арбалеты у многих без должного ухода, одежда не стирана, да и сами бойцы заросшие как бродяги. В общем не гарнизон крепости, а тати ночные.