Тверской баскак. Том Шестой (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 21

В общем, в поддержании имиджа были заинтересованы все, включая и князя Ярослава. Поэтому после моего выступления прения закончились быстро. Особенно процесс ускорился, кактолько выяснилось, что Тверь убытка не понесет, а все военные расходы лягут на союзные плечи.

Союзные расходы, если честно, практически синоним понятию «мои расходы». Ведь до сих пор города, входящие в Союз, лишь позволяют мне набирать на их земле сотню-другую добровольцев в армию да оплачивают их содержание. Это настолько далеко от реальных расходов на армию, что и говорить не хочется. Такие правила я сам заявил с самого основания Союза, когда главным было уговорить города на объединения и пугать их большими расходами было глупо. Сейчас времена другие, и у меня уже есть рычаги влияния и возможности выдавить из городов гораздо большие средства, но это я берегу к зимнему съезду Земского собора и Палаты князей.

Кто-то может спросить, как же я обходился все это время, на что содержал армию? Как я уже сказал, на свои — или почти на свои! Другими словами, во все созданные мною товарищества и компании я вводил дополнительного акционера — правительство Союза городов Русских. Этот пайщик не вносил долю деньгами, но за ним числилась обязанность по защите и продвижению интересов торгового или мануфактурного производства. Поскольку все участники компаний отлично представляли, что это значит, то никто претензий не предъявлял. К тому же, начиная с самого первого торгового объединения, мое участие стало залогом успеха, и многие, кто не пожелал вникнуть в суть дела, все равно смотрели с пониманием на то, что я снимаю лишние десять процентов с прибыли. Именно эти доходы, вкупе с моими личными, позволили мне не только содержать прежнюю армию, но и набрать после западного похода еще два пехотных и три кавалерийских полка.

Зачем мне увеличение армии, когда прежний состав и так сжирал все мои доходы? Этот вопрос я себе не задавал, потому как изначально главной целью и назначением моей коммерческой деятельности было обеспечение этой самой армии. Этого я никогда не забывал! Моя цель давно уже переросла желание просто выжить, уберечь город Тверь от разгрома и уничтожения. С момента возвращения из Западного похода я окончательно уверился в том, что способен на большее! Даже не так! Не просто способен, а имею средства и возможность коренным образом изменить историю Руси.

Для этой цели я провел дополнительный набор и пересмотрел концепцию построения войска в свете будущего театра военных действий. Акцент смещался на юг, а анализ последних боев убедительно указывал на необходимость укрупнения войсковых соединений. Как минимум, до объединения под одним командованием пехотного и кавалерийского полков. Численность такого соединения в максимальном комплектовании равнялось бы почти четырем с половиной тысячам бойцов, что уже само по себе являлось достаточно грозной силой, достаточной для самостоятельного решения любых задач.

Тогда у меня под рукой уже было четыре полковника проверенных боями и временем. Именно их я и повысил в звании до командоров и командующих корпусами. Так я назвал новое укрупненное соединение.

Торжественно в присутствии князя Ярослава и всей Тверской аристократии я вручил Ивану Соболю, Эрику Хансену из Борншольда, Ратише Ершу и Петру Рябому знаки командорского отличия — красный камзол с тяжелыми серебряными пуговицами и золотым поясным шарфом. К нему же прилагалась именная сабля и золотой нагрудный знак на увесистой золотой цепи.

Вся эта амуниция, не считая положенного жалования и будущей пенсии, уже тянула на стоимость хорошей деревеньки, чем вызвала тяжелые вздохи зависти у тверского боярства. К тому же, кроме датчанина, все остальные командоры вообще были из крестьян, что до того дня было просто немыслимо. Это тоже сработало, и те из высшего сословия, кто поумней, скумекали правильно: зачем с риском расшибить себе лоб, идти против течения, когда оно приносит такие дивиденды!

Прямо после награждения я собрал новоявленных командоров и указал им места сосредоточения их корпусов. Ратиша возвращался обратно в Ревель, где его корпус должен был держать порядок в бывшей Эстляндии, получившей ныне новое название Биармия.

Корпуса Хансена и Петра Рябого отряжались на юг. Первый должен был поставить крепость на месте сожженного татарами легендарного русского города Новгород-Северский, а второй заложить в верховьях Дона новую крепость. Название ей уже дали «Спас-Дальний», а выбрать точное место, примерно в ста верстах к юго-востоку от Тулы, я доверил самому Петру.

В Твери я оставил корпус Ивана Соболя. Он должен был защищать и держать порядок не только в главном городе Союза, но и на всей территории центральной Руси. В моей задумке это соединение оставалось главным стратегическим резервом, на базе которого в случае необходимости будет формироваться дворянское и городское ополчение.

Во всех корпусах из самой толковой свеженабранной молодежи сформировали замену возрастным ветеранам, а тех, вкупе с оставшимся набором, распределили по гарнизонам новых и старых крепостей.

Следующие два года ушли на боевое слаживание новых подразделений, подготовку и обучение молодежи. Так что к лету нынешнего года под моим началом находилась постоянная армия численностью чуть менее двадцати тысяч бойцов. С потенциалом монгольской империи, конечно, не сравнить, но все же это сила, на которую можно опереться в решении любых вопросов.

Возвращаясь опять к тому самому заседанию боярской думы, скажу, что «благословение» князя и бояр я получил и уже через три дня корпус Соболя был на марше. Маршрут для него не в новинку, через Клин и Москву на Калугу, далее на Брянск, а оттуда до Мозыря, можно сказать, рукой подать.

В моих планах было опередить литовское войско и встать лагерем у города до их подхода, но, к сожалению, день назад пришла весть, что мы опоздали. Передовой литовский отряд уже подошел к Мозырю, и горожане, не пожелав садиться в осаду, приняли князем племянника Миндовга — Тройнату.

Старшему сыну Смоленского князя Глебу Ростиславичу вежливо указали на дверь, и тому пришлось покинуть город. По моим сведениям, тот отправился к отцу в Смоленск, а что собирается предпринять в ответ обиженный папаша — пока неизвестно.

Тяжело вздохнув, вновь откидываюсь на подушки и прикрываю глаза. Мне надо хорошенько подумать, потому как ситуация вокруг маленького и до недавнего времени малоизвестного городка складывается крайне запутанной. По донесению дальних дозоров, с северо-запада на помощь Тройнату двигается Нальшанский князь Довмонт с основным литовским войском. Через день-два он будет уже под Мозырем. Мы же только вчера покинули Гомель, и нам еще топать дней пять минимум.

Остальные участники разборки за сей городок пока затаились, и на мои послания предпочитают не отвечать. В Смоленске и Чернигове, явно, решили выждать, чем закончится схватка между мной и Миндовгом, а потом уж действовать по результату. Те же, кто заварил эту кашу, предпочли силовому решению закулисные игры. Александр Ярославич (Невский), по слухам, ныне в Орде, идет проторенным путем и решает вопрос подарками и уговорами хана Берке. Даниил Романович Галицкий пошел почти тем же путем, но ему сподручнее уговаривать не Берке, а Бурундая. Потому сынок его Шварн сейчас едет на Днестр в кочевье великого полководца.

Карету еще раз сильно тряхнуло на ухабе, и, не выдержав, я высунулся в окно.

— Эй, Беляй! — Ору я на возчика. — Полегче! Не дрова везешь!

Слышу с козлов ничего не обещающее: «Извиняй, господин консул», — и откидываюсь обратно на подушки.

«Дороги, мать их! — Мысленно крою извечные проблемы России. — Права Иргиль, надо было дома сидеть!»

В очередной раз возвращаюсь к тому же вопросу и снова понимаю, что мои замыслы никому кроме меня не исполнить. Ведь только я проходил в университете курс древней истории Руси и помню, что в конце лета именно этого года новоявленный король Литвы Миндовг будет убит в результате заговора своего племянника Тройната и князя Довмонта.