Тверской баскак. Том Шестой (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus" - Страница 14

Иргиль молчит, и я, пользуясь этим, всматриваюсь в ее лицо.

«Нет, она все-таки изменилась! Теперь, когда в ней расцвела настоящая женщина, она стала еще прекрасней и загадочней».

В порыве нежности пытаюсь прижать ее к себе, но маленькие ладошки жестко упираются мне в грудь.

— Не надо! — Его голос звучит мягко и властно одновременно. — Не надо, не испытывай меня. Я знаю, что принесу тебе несчастье и не хочу этого!

Не отпуская ее, добавляю в голос твердости.

— Что ж, ради тебя я готов рискнуть!

— Чем⁈ — В глубине ее зрачков вспыхивает насмешливое зеленое пламя. — Своей женой, своими детьми, или своими грандиозными планами⁈

Ее напор заставляет меня смутиться. Таких вопросов я себе не задавал и потому не нахожусь сразу с ответом, а Иргиль впечатывает слово за словом.

— Семь лет назад, оставляя меня в Орде, ты показал мне, что для тебя по-настоящему важно, и я приняла это. Я знаю, ты не такой как все, ты чужой в этом мире и у тебя своя миссия. В твоей голове крутятся судьбы мира, ты играешь в игры, где ставкой ложится судьба царств и жизни сотен тысяч людей. Поэтому я помогла тебе тогда и помогаю сейчас, но я не позволю тебе играть со мной.

— Я никогда не играл с тобой! — Сказав, понимаю, что это звучит как оправдание, а я не хочу оправдываться. Да, я не могу посвятить себя целиком ни ей, ни семье, слишком уж много судеб зависят от любого моего шага, но я люблю ее и в этом никогда ей не врал.

Мне трудно сейчас полностью определиться со своими желаниями, но одно я знаю точно — я не хочу терять эту женщину.

Именно это я и хочу донести до нее, впиваясь взглядом в ее глаза.

— Все, что ты говоришь — правда, но сейчас это не важно! Сейчас для меня имеет значение только одно — ты еще любишь меня⁈ Скажи мне честно! Если нет, то я больше никогда не побеспокою тебя!

Мой вопрос застывает в воздухе, но Иргиль молчит. Секунда за секундой стучат в моей голове, как стрелка метронома, и с каждым утекающим мгновением шанс получить положительный ответ все меньше и меньше. Я чувствую это, но по-прежнему прижимаю ее к себе и жду.

Я вижу, какая борьба идет внутри Иргиль, но моя настойчивость все же побеждает ее нежелание.

Она не выдерживает и срывается.

— Да, я люблю тебя! Это ты хотел услышать! Я по-прежнему люблю тебя! — Выкрикнув, она вдруг успокоилась и продолжила уже другим тоном. — Но так как было уже не будет! И не в тебе одном дело! Я уже другая! За эти семь лет я почувствовала в себе большую силу и испугалась ее. Я твердо знаю: если ты останешься со мной, то я заберу тебя полностью, возможно, даже против своей воли, но заберу всего без остатка.

В ее глазах вдруг заплескалась безграничная нежность.

— Твой друг Калида прав, я ведьма! Если ты останешься со мной, то будешь несчастен, потому что потеряешь все, что тебе по-настоящему дорого: свою семью, свою власть и ту цель, к которой так стремишься!

Ее теплые пальцы коснулись моей щеки.

— Я очень люблю тебя, Ваня, потому и отпускаю!

В этот миг в ней что-то изменилось, и я почувствовал резкую боль в голове, будто кто-то сжал ее стальными пальцами. Мои ладони враз потеряли силу, а руки, сжимающие женскую талию, бессильно опустились. Перед глазами застилающе повисло белое облако с жестким безжизненным лицом, а где-то в глубине моего сознания зазвучал голос, которому невозможно сопротивляться.

«Уходи, иначе погибнешь!»

Сколько я так простоял, не знаю, но возвращение оказалось еще хуже. Едва реальное зрение вернулось ко мне, как я увидел, что Иргиль уже нет рядом, зато появилась жуткая головная боль и ощущение ватной слабости во всем теле.

«Да уж, Иргиль постаралась, чтобы ее забота дошла до меня в полной мере!» — Сделав первый шаг и ощутив, как от слабости закружилась голова, я остановился.

— Не торопись! — Приободрив себя, я не смог удержаться от иронии.

«Говорила мне мама — не влюбляйся, Ваня! От любви одна головная боль!»

Со двора доносится людской гомон и ржание лошадей. Там Калида раздает последние распоряжение перед выездом. Мы покидаем усадьбу «Темный бор».

Основная цель, ради которой мы проделали этот путь, выполнена. Вчера в тайной беседе Боракчин-хатун дала Абатай-нойону клятвенное заверение, что ее сын после восшествия на трон улуса Джучи присягнет на верность Великому хану Хубилаю, а отвезти эту весть в Каракорум поручат именно ему — Абатай-нойону.

Ханский посол оказался калачом тертым и, словно почувствовав подставу со стороны бывшей ханши, потребовал и от меня гарантий выполнения ее обязательств. Зная о мстительных планах Боракчин, я этого делать, естественно, не хотел, но вынужден был уступить. Затягивание дела было не в моих интересах, а Абатай грозился вообще расторгнуть наметившуюся сделку.

Дав гарантии ханскому послу, я обменялся взглядами с Боракчин, дав ей безмолвно понять, что ее месть откладывается и придется держать слово. Та сделала вид, что ее это не особо волнует, что, впрочем, было недалеко от истины. Она искренне считала, что кинет меня с той же легкостью, с какой собиралась кинуть Абатая.

После, уже наедине с ханским баскаком, мы согласовали его дальнейшие действия. Всю свою банду он обязался разогнать по другим княжествам, с тем чтобы в Твери остался только он сам с самыми доверенными писцами. Они не будут ходить по дворам, не будут ничего пересчитывать и проверять, а перепишут всю информацию с листов, кои я им предоставлю.

В общем, дело сделано, и я бы должен чувствовать себя победителем, но горький осадок в душе не дает насладиться торжеством в полной мере. Наоборот, какое-то злое раздражение грызет душу, и причиной тому опять Иргиль. Она пропала в ночь, когда я ворочался с тяжелой головой после ее «исчерпывающего откровения». Куда, зачем⁈ Непонятно! Просто утром её уже не было в усадьбе, и тщательные поиски ни к чему не привели. Да, я особо и не надеялся её найти, что-то подсказывало мне: если она не захочет, чтобы ее нашли, ее никто и никогда не найдет. Гипнотические способности Иргиль всегда были на высоте, а нынешнюю свою силу она продемонстрировала мне только что. Наш последний разговор оставил у меня, мягко говоря, вопросы, и то, что я не смогу их ей задать, выворачивает мне душу. Я уже ничего не могу исправить, и это невыносимо. Нет ничего хуже собственного бессилия!

Конечно, разумом я все понимаю: она ушла, чтобы защитить меня. В первую очередь от себя самой, но понимание не спасает меня от ощущения пустоты и недосказанности. Мне все кажется, что если бы я повел себя иначе, что-то сказал по-другому, что-то сделал не так, то смог бы изменить ее решение. Смог бы убедить ее в том, что главное — быть вместе, и что вдвоем мы обязательно справимся с любыми проблемами. Теперь уже этого не скажешь и ничего не изменишь, и то, что я упустил свой шанс, терзает меня и не дает покоя.

Избавиться от этого самобичевания невозможно, душевные муки может излечить только время или новое нервное потрясение. Что-нибудь экстремальное, такое, чтобы адреналин в крови взлетел до небес. Была бы сейчас началась какая-нибудь война, я бы, ей богу, помчался на поле боя, но войны нет, и нет ни малейшего шанса совершить что-то отчаянное и безрассудное.

Слышу шаги на крыльце и поворачиваюсь к двери. Она распахивается, и стоящий на пороге Калида сообщает.

— Все готово, можно трогаться в путь.

— Хорошо! — Киваю ему на ходу и выхожу во двор.

Стремянной тут же подводит мою кобылу, и я уже было вставил ногу в стремя, как замятня у ворот вдруг привлекла мое внимание.

Бросаю туда взгляд и вижу, как стрелок у ворот орет на странно одетого мужика.

— Куда прешь⁈ А ну, иди отсюда!

Несмотря на грозный вид стража, мужик не уходит, а пытается что-то объяснить тому по-своему.

Прислушиваюсь, и мой дар подсказывает мне, что чужак говорит на древнем финно-угорском языке с ярко выраженным карельским диалектом. Знаю, не надо мне в это лезть! Всех проблем не решить и каждому бедолаге на Руси не помочь, но сегодня мне до зарезу надо отвлечься от мыслей об Иргиль. Проблемы какого-то карела не наполнят мою кровь адреналином, как кавалерийская атака, но хоть что-то!