Проданная драконом, купленная Смертью (СИ) - Юраш Кристина - Страница 17

В этот момент из кабинета вышел доктор.

Он нёс чашку чая, но, увидев меня, замер.

Его взгляд скользнул по моему лицу — не с облегчением.

С изумлением. И я понимала, почему он так смотрит на меня.

— Он жив. И даже пришёл в себя. Просил воды. Спросил, где его мать.

Женщина ахнула, не веря своим ушам.

— Не может быть… Я же видела… Я же чувствовала… Я видела, как он уходит… Мой сын уходит от меня…

— Иногда души так близки, что сны становятся пророчествами, — тихо сказал доктор. — Но иногда… это просто страх. А страх — самый громкий лжец на свете.

— Можно… можно мне его увидеть? — с замиранием сердца спросила мать.

— Конечно, — кивнул доктор. — Но не больше пяти минут. Он слаб. Ему нужно спать.

— Спасибо… спасибо… — прошептала она и вдруг упала на колени. — Спасибо вам! Это чудо! Это настоящее чудо!

Она схватила руки доктора и прижала их к губам, как будто он — святой, сошедший с иконы.

— Мадам, прекратите! Я вас умоляю! — нахмурился доктор. — Не надо устраивать это представление! Мадам! Я кому сказал! Встаньте с колен!

Глава 36. Это не я!

— Возьмите всё! — вырвала она кошель из кармана и сунула ему в руки. — Всё, что у меня есть! Дом, землю, жизнь — всё отдам! Только скажите, что он будет жить!

Доктор взял кошель. Открыл. Посчитал.

Потом вынул часть денег, а остальное вернул ей.

— Этого хватит, — сказал он. — Остальное оставьте себе. Я не наживаюсь на чужой беде. Купите сыну яблочный пирог. Или новую рубаху. Или просто посидите вместе на лавочке у дома. Это — лучшая плата, какую я могу получить.

Она заплакала. Тихо. Счастливо.

— Спасибо… спасибо… Вы — просто… просто чудо…

— Нет, — усмехнулся доктор. — Просто старый упрямый дурак, который не умеет льстить пациентам и ублажать родственников!

Дрожащими руками женщина спрятала кошель, а потом осторожными шагами, словно боясь потревожить покой, вошла в палату.

Мы слышали, как она вскрикнула — не от горя, а от радости.

В приоткрытую дверь видели, как бросилась к кровати.

Как обняла сына, будто боялась, что он снова исчезнет.

А потом — тишина. Тёплая. Живая.

Та самая, за которую стоит бороться.

— Ты… — начал доктор, глядя на меня.

А потом замолчал, будто боялся нарушить хрупкое чудо этого утра.

— Ты как вообще выжила?

Я не поняла сначала, о чём это он.

— Что вы имеете в виду?

Доктор покачал головой, словно сам не веря своим глазам.

— Ты… — начал он, и голос его дрогнул — не от усталости, а от страха. — Ты понимаешь, что сделала? Смерть не прощает тех, кто крадёт у него добычу. А ты… ты вырвала душу из его рук. Я думал… я думал, ты исчезнешь до утра. Что найду только твоё тело — холодное, без дыхания, с лицом, на котором застыла маска ужаса. Как у всех, кого он забирает насильно… Но ты здесь. И он… он тебя не тронул.

Он помолчал, глядя на меня так, будто видел не Нонну — помощницу, а кого-то древнего, опасного, непостижимого.

— Почему, Нонна? Что ты для него?

В его голосе не было вопроса.

Было предчувствие. И подозрение.

Потом он перевёл взгляд на открытую дверь, где мать прильнула к сыну, и мягко сказал:

— Пойдём, — сказал доктор, кивая мне. — Дадим им побыть наедине.

— А если ему станет хуже? — спросила я, не отрывая взгляда от двери.

— Тогда мы услышим, — ответил он. — А пока… пусть они просто побудут вместе.

Мы вернулись на кухню. Я заварила чай. Доктор сел за стол, устало потирая виски.

— Как ты это сделала? — сказал он вдруг. — Вчера… ночью… ты не просто держала руку на пульсе. Я знал, что мальчик — всё. Но ты… ты его вернула. Причём с уверенностью, что он будет жить. Ты как это сделала?

Я замерла с чайником в руках.

— Что вы имеете в виду? — спросила я, прекрасно понимая, о чём сейчас говорит доктор.

Он посмотрел на меня — не как на помощницу, а как на равную.

— Я не знаю, что ты сделала. Но я видел, как мёртвый оживает. Вчера. Ночью. Ты сумела вернуть его к жизни. И при этом ничего не делала. Просто сидела и держала его за руку! — В голосе доктора звучала уверенность и немного подозрений.

Я опустила глаза.

— Это была не я… Это был… случай.

— Случай не спасает тех, кого уже нет, — тихим уверенным голосом произнёс доктор. — Что ты такое, Нонна?

— Скажем так, — уклончиво заметила я. — Я вижу души. И иногда могу выходить из тела…

— Ты хоть понимаешь, что это за дар? — прошептал он, глядя на меня с благоговейным ужасом.

Глава 37. Бедняжка

— Честно? — пожала я плечами. — Нет.

— У тебя в роду… — он замолчал, будто боялся произнести вслух. — Был Жнец. Или… кто-то, кого Смерть не смог забрать. Потому что таких, как ты… не бывает.

— Ну я же перед вами! Как такое может быть? — спросила я, удивляясь.

— Смерть не ко всем приходит лично. Лично он приходит к избранным, — заметил доктор, забыв про свой чай. — Можно сказать, что это — великая честь. К остальным приходят Жнецы.

Мы помолчали.

За окном пели птицы.

Где-то в палате смеялся Лиам.

— Будь осторожна. Таких, как ты… Смерть не понимает, — прошептал доктор. — А то, что он не понимает… он старается держать рядом.

Я похолодела.

— Вы хотите сказать… он держит меня под наблюдением?

— Нет, — доктор покачал головой. — Он держит тебя под рукой. Пока не решит: ты — оружие, которое он может использовать… или угроза, которую нужно устранить.

Дверь приоткрылась, а из палаты вышла счастливейшая из женщин, утирая слезы.

— Я могу забрать сына домой? — прошептала она.

— Нет! Он останется у нас ещё на несколько дней, — нарушил тишину доктор. — Рана глубокая. Нужно следить за инфекцией. И за ядом. Кто-то очень хотел, чтобы он не выжил.

Мать Лиама удалилась, всхлипывая. Но на этот раз от счастья.

Мы с доктором допивали чай, когда в дверь раздался требовательный стук.

— Доктора! Срочно! Она умирает!

Дверь распахнулась с таким грохотом, будто сама смерть ворвалась внутрь.

— Держите её! Она падает!

— Быстрее! К доктору!

— О боже… её живот… она же беременна!

Я бросилась к двери, видя жуткую картину.

Двое мужчин бережно вносили в приемный покой женщину.

Она была в ночной рубахе, пропитанной кровью и потом. Лицо заплыло синяком, губа разорвана, глаз распухший до щелки. Золотистые волосы облепили плечи и спину, с пальцев ее руки капала крупными каплями кровь, оставляя дорожку на полу.