Я буду твоими глазами (СИ) - Неярова Александра - Страница 21

На другой день страды на рассвете старшие бабы отправлялись в поля. Брали с собой кушанье: хлеб, молоко, яйца. Не только самим полакомиться после работы, а Землю-Матушку угостить. Серпами бабы сжинали первые колосья – зажинки, обряд, обещающий щедрый осенний урожай. Первые колосья жница не собирала в сноп, а отдавала земле вместе с угощением. Затем старшие женщины нескольких родов собирали общий большой сноп – знак богатства для всей деревни.

После сами в поле обедали, когда обряд зажинки окончен к жатве приступали и все остальные бабы: и мужние, и молодые девицы красавицы. Всё работали весело, дружно, и обязательно с громкими песнями.

Первый сноп хранили весь год. А в последующем при посеве зерна хозяин поля обязательно бросит наземь несколько колосьев из первого снопа. Также на праздник зажинки, первыми колосьями выметали худо из изб.

Бабы, начинающие жатву, секрет ведали – как наклонишься за первым колосом, надобно непременно сказать: «Как былинка гнётся и не ломится, так бы у меня спинка гнулася и не ломалася и не уставала. Вики пувики отныне дувики!

Работы вели по утрам, так как сырое зерно от косы не осыпалось, а высохшее можно было уже жать серпом.

Ныне во всю шла страда. Верея вышла ближе к полям, поздоровалась с мужиками белозёрскими и бабами, да разговарилась со старшими женщинами. Поведала кто она такая и откуда, придерживаясь той истории, что и Яробору наплела.

– Да быть не может, что она внучка отшельницы! – всплеснула руками Любава, одна из баб, что обед варили в котлах у шатров из холщовых пологов.

– Почему же, гляди, как похожа на Грознеду, – заступилась другая, упирая сурово руки в бока перед первой бабой. Аленья её звали. Темноока и рыжая она была, мужняя, волосы покрыты. Она обратилась к Верее: – Ворожить, как бабка твоя, могёшь?

– Могу, – согласно кивнула, не растерявшись. – Только нет во мне ещё такой силы, как у неё при жизни была.

– Ну это понятно, молодка ты совсем ещё, – подмигнула Аленья и переглянулась с другими женщинами. Мужики и молодцы посматривали в их сторону с интересом.

– А что, помощь какая требуется? Так помогу, я прихватила некоторые травы с собой, – Верея прихлопнула по своей сумке.

– А ты молодец. Что ж, вот и проверим бабаньки, так ли складно она сказывает. – Любава усмехнулась и вытерла руки об передник, заляпанный брызгами от варева в подвешенном на жерди котле. – Двое мужчин у нас ноги повредили косами, осмотри их.

Верея плечами пожала и пошла за Аленьей в сторону ряда берёзок, где в тени сидело несколько мужиков без дела. Оказалось не просто так прохлаждались.

– Всемил, Ратмир! Я вашу спасительницу привела, – Аленья махнула рукой на Верею и пересказала им о ней всё.

Всего под ветвями деревьев прямо на примятой траве сидело четверо селян. Один молодой, двое зрелого возраста и седовласый старик, все они косились на неё с любопытством. А от взглядов чернявого парня у Вереи заалели щёки, его звали Всемилом.

Ратмир был старцем. Коса едва задела его голень, но в силу возраста кровь не хотела останавливаться, бабы перетянули лоскутом тряпки рану, аж кожа вокруг посинела.

Попросив принести горячей воды, Верея сперва занялась им. Сняла повязку, промыла, приложила лист рудометки и прочитала наговор.

– Скоро заживёт, дедушка.

– Благодарствую, дочка, – проскрипел добро Ратмир.

Закончив с ним, Верея подсела к Всемилу. Его рана оказалась куда серьезнее.

– Глубоко лезвие зашло, кость похоже задета. Как же ты так умудрился?

– Дурь выказывал перед девицами, покрасоваться решил! – хохотнули мужики.

– Так, а вы чегойто расселись и лентяйничайте? – гаркнула Аленья, грозно подбоченившись. – До обеда полно ещё времени! Притомились бедные.

Дружный смех стих, мужичьё разом приуныло.

– Не бухти, Аленья. Идём мы в поле, идём, – буркнул незнакомый Верее мужчина. Ловко поднялся на ноги и побрёл к остальным, другие за ним потянулись и даже старик Ратмир. Аленья ушла к шалашам.

Верея осталась с Всемилом наедине.

– Ну, терпи и постарайся не шевелить ногой. Больно будет, – предупредила. А парень на это белозубо улыбнулся и взлохматил пятерней непослушные вихры на затылке.

– Ради такой красы всё что угодно вытерплю.

Верея хмыкнула про себя. Каков охотник до девичьих сердец!

Но тем не менее он ни разу не пожаловался и не застонал от боли, пока она прочищала глубокий порез от грязи с кровью, промывала рану и накладывала тугую повязку с тысячелистником. Лишь шипел и кривил губы. Как в случае с княжим воеводой Верея поводила дымящимся пучком трав возле ранения, шепча молитву. Парень с интересом наблюдал за действом.

– Пару дней хромать будешь, боли сильные будут, но всё заживёт потихоньку. На вот, держи, – дала ему церебральных стеблей и листьев, – матушка твоя пусть отвар сварит, а ты пей добросовестно, не пренебрегай, коли нога ещё нужна, иначе худо станет.

– Спасибо, Верея. – Всемил принял маленький мешочек, накрыв своими большими ладонями девичью руку, погладил тыльную сторону ладони пальцами, отчего щеки Вереи запекли пуще. Парень был красив. – Всё сделаю, как ты велишь.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом она сглотнула от волнения и произнесла, нарушая затянувшееся молчание:

– Ещё кому-либо помощь нужна?

Подумав, Всемил кивнул и отвёл её к лошадям. Одна из кобылок тоже ногу повредила: подвернула, наступив в ямку, из-за этого хромала и вела себя беспокойно. Мужики распрягли её и на сук дерева узду накинули, телеги с сеном она возить пока не в состоянии.

Верея занялась ей, Всемил держал ногу кобылы и следил за тем, чтобы она не укусила и не лягнула девицу. Верея присела у копыт, лошадь недовольно зафырчала.

– Тише, милая, – сказала ей ласково, погладила её по морде, в глаза тёмные заглянула, – я тебе помогу.

С животными Верея всегда общий язык находила, также случилось и в этот раз. Кобыла успокоилась, почувствовав доброту в девице, и спокойно стояла пока Верея осматривала пострадавшую голень с копытом.

– Сильный вывих, нужно перетянуть и ближайшие дни не давать ей нагрузок.

– Передам старосте твой наказ, – Всемил кивнул. – Ловко у тебя получается хлопотать с этим.

– Меня учили, это не так сложно, как кажется на первый взгляд, главное знать, что правильно делать.

Незаметно они разговорились, а потом Верею позвали бабы посмотреть младенца и детей, что постарше. Так время за работой и пролетело.

Наблюдая за дружными семьями, слушая их смех и необидные переругивания, на неё накатила тоска, она вспомнила о Горяне, матушке Деяне и братце названном, Ждане. О своём кровном брате и родичах… печаль по ним потихоньку гложила сердце, кошкой на душе скребла.

Солнце увенчало небеса, и Аленья позвала Верею отобедать с ними. Бабы подали сытную пшеничную кашу с маслом и соленое свиное сало. Квасу и простокваши налили. От тяжёлого труда пробудился лютый голод, ели все и даже дети не привередничали. Опосля трапезы старики присели отдохнуть, а молодежь отправилась за ягодами в лес.

– Ты в избе Грознеги обосновалась? – полюбопытствовали деревенские. – Надолго иль как?

Тут-то Верея и обмолвилась, что станет жить подле Белозёрки, помогать им при необходимости, и что ей необходимы вещи и продовольствие.

– Я куплю. Домишко ветхий, крыша течёт, залатать надобно.

– Своя ведунья под рукой это хорошо. К Грознеге почти каждый на поклон за помощью разной бегал. Она и роды принимала, и скот лечила, обряды творила. – Добрыня, староста, огладил косматую бороду, призадумался. – После сбора урожая за избушку твою возьмёмся, да мужики? Подождёшь, Верея?

Сельчане согласно заголосили. Она так же. Куда ей деваться, ныне важнее рожь дожать, потом яровая пойдёт, лён, овощи в довершение.

– А пока отправляйся-ка с Всемилом в деревню. Всё равно от него на поле толку никакого теперь. Старухам нашим плату дашь, они тебе гостинцев и вещиц соберут.

На том и порешили.