Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 92

— Однажды я видела одну из вас маленькой девочкой. Она помогла мне найти дорогу обратно к моей семье, и я испытала такое облегчение, что так и забыла поблагодарить ее. Она исчезла, хотя я искала ее, и я знала, что мне не померещилось.

— Нас тянет к потерянным, — сказала Тень, когда они с Эхо присоединились к Вспышке. — Мы ведем их туда, где они должны быть.

Мысли Кинсли вернулись к той давней ночи, когда она ехала в отдаленный коттедж в Нагорье. Она не была потеряна в физическом смысле, но эмоционально, духовно…

А потом она увидела синий свет в темноте.

Она бы предпочла менее экстремальные способы следовать за этим светом, но, в конце концов, они привели ее именно туда, где она должна была быть.

— Я не могу их понять, — сказала Сесилия. — Их слова просто…

— Копошатся на краю твоего сознания? — предположила Кинсли с мягкой улыбкой.

Ее тетя усмехнулась.

— Да.

Хотя родители Кинсли не могли ни видеть, ни слышать огоньки, они остались рядом, задавая робкие вопросы о том, свидетелями чего были она и Сесилия.

Каким-то образом Кинсли знала, что их нерешительность была вызвана не недоверием, а неуверенностью. Они не были уверены, как отнестись к явлению, которое явно было за пределами их восприятия и понимания. Но их усилия согрели ее сердце.

Довольно скоро Эмили заявила, что пришло время предоставить Кинсли немного пространства. Они с Эйденом направились обратно к машине, которую припарковали на грунтовой дороге, почти волоча за собой тетю Сиси.

Кинсли понимала нежелание тети уезжать. Она сама чувствовала притягательность фантастического, волшебного и задавалась вопросом, не отрицала ли Сесилия этот зов большую часть своей жизни. Должно быть, то, что ее опыт наконец-то подтвердился после стольких лет, было удивительным.

Но Кинсли была рада провести немного времени наедине с огоньками, потому что она, наконец, смогла задать вопрос, который мучил ее все это время.

— Как он?

— Мрачен, — ответила Тень. — Все еще страдает, но свет в его глазах вновь разгорелся.

Кинсли улыбнулась и сунула руки в карманы пальто.

— Когда вы вернетесь, напомните ему, что мы можем быть разлучены, но мы не одиноки. Я даже сейчас ношу часть его в себе.

Огоньки сделали небольшие поклоны, и Эхо сказала:

— Мы так и сделаем.

— Он сейчас здесь? В круге?

Огоньки кивнули.

Кинсли сделала глубокий вдох, наполняя легкие свежим воздухом Хайленда.

— Я люблю тебя, Векс!

Ее голос слабым эхом разнесся между деревьями, к серому зимнему небу и по глубоким, темным водам озера. И в этом эхе ей показалось, что она услышала голос Векса, зовущий из-за пределов этого мира.

Зима приближалась, день ото дня укрепляя свои позиции в долине, но Кинсли не нарушала привычного распорядка дня. Дождь, метель, мокрый снег и пронизывающий ветер не мешали ее ежедневным посещениям ведьмина кольца.

Через две недели после того, как она вернулась в этот мир, отец и тетя Кинсли были вынуждены уехать. Они провели месяцы вдали от своей жизни. Слезы, которые Эйден Делани пролил при прощании, чуть не сломили Кинсли. Он крепко обнял ее, прежде чем они с тетей Сиси сели в машину и отправились в долгий путь в Лондон.

Мать Кинсли не уехала с ними. Волшебство это или нет, но Эмили Делани не собиралась оставлять свою беременную дочь одну в такой глуши. К счастью, ее компания позволила ей возобновить работу графическим дизайнером удаленно, несмотря на разницу во времени между Соединенным Королевством и Тихоокеанским Северо-западом.

Каждый день огоньки передавали сообщениями между Вексом и Кинсли. Они рассказывали ей о его тревоге, волнении, решимости и любви. Она разговаривала с ним, желая, чтобы он услышал ее голос, даже если он не мог ее понять. Но Кинсли никогда не признавалась в своем беспокойстве. Оно засело у нее в голове, когда девять недель беременности превратились в десять, затем в одиннадцать, а теперь и в двенадцать.

Она не могла избавиться от этой тревоги, но и не позволила взять над ней власть. Одна простая, мощная мысль — одно непоколебимое убеждение — подавляло любые сомнения.

Наш ребенок будет жить.

Двенадцать недель позади, и еще много впереди. Двенадцать недель, прожитых день за днем. И еще двадцать восемь предстоит прожить так же — день за днем.

Именно тогда ей поступил неожиданный звонок. Мать, увидев имя вызывающего абонента на телефоне Кинсли, уже собралась отклонить вызов, но Кинсли ее остановила.

Она ответила на звонок и поднесла трубку к уху.

— Кинсли?

Слышать голос Лиама впервые за столь долгое время было странно… разочаровывающим. Все, что она ожидала почувствовать, отсутствовало. Она почувствовала просто… ничего.

Без всякого поощрения с ее стороны, он продолжал и продолжал говорить о том, как был обеспокоен, о том, что в глубине души он знал, что с ней все хорошо, потому что он просто не мог представить жизнь без нее.

И она была с ним честна. Она поздравила его с прекрасной семьей, его прелестным ребенком. Она сказала ему, что рада, что он счастлив, и сказала, что сама она не была счастлива очень, очень долгое время. Что он причинил ей очень, очень глубокую боль. Что он бросил ее. И она указала на то, что для кого-то, кто утверждал, что не может представить жизнь без нее, он действительно, казалось, не заметил, как сильно она отдалилась за последние несколько лет.

Он на мгновение замолчал, а когда заговорил снова, его голос был хриплым и невнятным.

— Мне жаль. Я знаю, после всего, через что я заставил тебя пройти, это мало что значит, но это так. Ты никогда не заслуживала той боли, что я тебе причинил.

Кинсли слышала так много извинений от него за эти годы. Раньше она никогда не находила в них смысла, и ничего не изменилось. Но ей не нужен был смысл в словах Лиама. Не нужна была его искренность. Она ни в чем не нуждалась и ничего от него не хотела.

— Я знаю, ты хотел бы поддерживать связь, но чтобы между нами ни было, все кончено.

— Кинсли, пожалуйста. Мы все еще можем быть друзьями.

— Нет, Лиам, — ответила она мягким тоном, которым бы гордилась Тень. — Я потеряла своего друга много лет назад. До свидания.

После звонка она почувствовала себя немного легче, немного менее обремененной. За время, проведенное с Вексом, она отпустила Лиама и почти не думала о нем. Но, наконец, сказав ему все это, наконец-то заступившись за себя после стольких лет попыток сохранить мир, она почувствовала себя хорошо. Это было… завершением.

Кинсли довольно быстро — и счастливо — перестала думать о нем.

Как ни странно было жить с матерью после долгих лет вдали от дома, Кинсли привыкла к рутине общения с Эмили. Каждое утро они вместе готовили и съедали завтрак, в хорошую погоду совершали прогулку по грунтовой дороге или берегу озера, наслаждались обедом и вечерним чаем. Они вместе разгадывали головоломки, играли в несколько старых настольных игр, которые хранились в одном из шкафов коттеджа, и разговаривали больше, чем когда-либо за последние годы.

Кинсли не так часто снимала свои походы и исследования, как планировала, но она по-прежнему вела блог, занималась скрапбукингом и поддерживала связь со своей аудиторией. И она занялась другим ремеслом, которым увлекалась в детстве, и которое нравилось ее подписчикам.

Она начала делать маленькие лесные декорации и сказочные домики, используя предметы из окрестных лесов — веточки и кору, камни, мох и орехи, а также листья и цветы, которые они с матерью сушили и прессовали. И Эмили время от времени присоединялась к ней, находя удовольствие в чем-то новом для себя.

Каждый вечер перед сном они звонили или общались по видео с отцом Кинсли и делали то же самое с ее сестрой и тетей по крайней мере пару раз в неделю. Хотя Мэдисон оставалась скептичной и полной сомнений после того, как ее ввели в курс дела, верила она или нет, не имело никакого значения. Все, о чем заботилась Мэдди, — чтобы ее сестра и будущая племянница или племянник были в безопасности.