Его самое темное желание (ЛП) - Робертс Тиффани - Страница 87

Когда Эмили, наконец, отстранилась, заговорила врач.

— Если вы готовы, Кинсли, я бы хотела направить вас на УЗИ. Таким образом, мы сможем получить представление о том, на каком сроке вы находитесь, и обсудить соответствующий дородовой уход.

Подняв руку, чтобы вытереть слезящиеся глаза, Кинсли кивнула.



Обратный путь в коттедж прошел тихо. Она знала, что у ее матери все еще было много вопросов, а у отца и тети — еще больше, но они уважали потребность Кинсли переварить все, что произошло.

Пока они ехали, солнце село, погрузив Шотландское нагорье во тьму. Но эта темнота не была такой полной, как в ночь аварии. Ночь, когда жизнь Кинсли должна была закончиться…

Ночь, когда ее жизнь началась по-настоящему.

Она обхватила руками живот. УЗИ подтвердило, что она действительно была беременна — девять недель. Это означало, что Кинсли вполне могла забеременеть в тот раз, когда они с Вексом впервые занимались любовью.

Девять недель. В прошлом Кинсли бы волновалась, боялась, что что-то пойдет не так. Но с этим ребенком ничего не могло случиться. Она должна в это верить. И она сделает так, чего бы это ни стоило.

Я ношу ребенка Векса.

Кинсли улыбнулась, проведя большим пальцем по животу.

На УЗИ Кинсли впервые увидела своего ребенка. Просто маленький белый комочек на черном экране, с крошечными ручками и ножками. К счастью, было слишком рано, чтобы заметить, есть ли у ребенка крылья.

Когда она услышала биение его сердца, то разревелась снова.

Хотя врач предупреждала, что беременность после перевязки маточных труб сопряжена с гораздо большим риском внематочной, УЗИ показало, что ребенок находится в матке Кинсли именно там, где ему и положено быть.

— Иногда, — сказала доктор Эймс, — человеческое тело гораздо более устойчиво, чем мы думаем. Иногда мы выздоравливаем, даже когда медицина говорит, что это невозможно.

Кинсли знала, что это было нечто большее. Когда Векс спас ее, когда он поделился с ней своей бессмертной жизненной силой, она была исцелена. Что, если она не просто залечила ее раны? Что, если эта сила восстановила ее изнутри и снаружи?

Судьба. Это, должно быть, судьба.

И это ощущение, что она окружена нитями судьбы, что они направляют ее, только усилилось, когда ее отец свернул на дорогу, которую она видела всего один раз, но никогда не забудет. Несмотря на то, что в ту ночь дождь многое скрыл, она сразу узнала это место.

Она почувствовала его.

Когда они покатили по грунтовой дороге, Кинсли выпрямилась и уставилась в окно. Ее взгляд метался из стороны в сторону, осматривая деревья в поисках хотя бы малейшего проблеска света в темноте.

В стереосистеме автомобиля потрескивали помехи. Сердце Кинсли бешено заколотилось, и она схватилась за ручку двери, готовая распахнуть ее при малейшей вспышке синего света.

— Каждый раз, когда мы проезжаем по этой дороге, — пробормотал ее отец, переключая радиостанцию, но только для того, чтобы услышать помехи на другой частоте.

— Смотри вперед, Эйден, — пожурила Эмили.

Радио внезапно замолчало, и тетя Сиси сказала:

— Ну вот. Проще простого выключить его, не так ли?

Эйден хмыкнул.

— Должно быть, здесь странная мертвая зона или что-то в этом роде.

Они добрались до поворота дороги, где Кинсли разбилась. Она знала это место, хотя было темно и не осталось никаких следов того, что ее машина съехала с дороги.

Но ни один огонек не показался. Не было никаких духов, дрейфующих в ночи, никаких глаз, наблюдающих из теней.

Сердце Кинсли упало, увлекая ее за собой. Она откинула голову назад, и та безвольно болталась, пока машина тряслась по небольшим кочкам и неровностям дороги. Этот другой мир остался позади. Она чувствовала, как он отдаляется, хотя его зов становился все сильнее.

Она снова положила руки на живот и закрыла глаза.

Векс любит меня. Он освободил меня, потому что любит.

Но каковы бы ни были его причины, все равно было больно от того, что он не дал ей выбора.

Я бы выбрала тебя, Векс. Я бы осталась.

Когда машина остановилась, она не открывала глаз. До тех пор, пока ее отец не сказал:

— Мы на месте, Кинс. Хочешь, я помогу тебе войти внутрь?

Кинсли выглянула в окно и впервые увидела коттедж собственными глазами. На фотографиях он выглядел таким причудливым и очаровательным. Выглядел таким волшебным, таким идеальным. Что-то в том объявлении было… правильным.

Но ее душу никогда не манил этот коттедж. Ее манили близлежащие леса, этот мир вокруг.

— Нет, все в порядке, — сказала Кинсли, берясь за ручку двери.

Она вылезла из машины и закрыла за собой дверь. Стоя там, кутаясь в полы отцовского пальто, Кинсли смотрела в сторону леса. Она еще раз поискала проблеск голубого света между темными стволами.

По-прежнему ничего не было.

Слезы навернулись ей на глаза.

— Кинсли? — спросила Сесилия.

Кинсли посмотрела на тетю, которая теперь стояла перед коттеджем, держа дверь открытой.

Отец обнял Кинсли за плечи.

— Пойдем, малышка. Давай зайдем внутрь.

Эмили последовала за ними, когда они вошли в коттедж. Сесилия включила свет. Как и на фотографиях в объявлении, дом был полностью обставлен, старомоден и очарователен. Несколько месяцев назад он казался идеальным. В нем чувствовался слабый затхлый древесный запах, хотя он и не был неприятным. Когда-то он, возможно, даже казался немного уютным.

На диване и кресле лежали одеяла и подушки, на приставных столиках стояли кружки, а у стены — чемоданы.

— Вы остановились здесь? — спросила Кинсли.

— Мы приехали сюда, как только узнали об аварии, — сказала Эмили. — Он недалеко от того места, где ты пропала, и хозяева были очень добры. Гордон и Люси даже помогали в поисках.

Кинсли повернулась и посмотрела на свою семью, по-настоящему посмотрела на них. Ее сердце сжалось. Ее родители выглядели более изможденными, чем она когда-либо видела раньше, ее мать похудела и побледнела, а у отца появилось больше седых волос, чем она помнила. И у них всех были темные круги под глазами.

— Мне очень жаль, — сказала Кинсли.

Сесилия обняла ее.

— Тебе не за что извиняться. Все, что имеет значение, это то, что теперь ты в безопасности, — она отстранилась и с улыбкой обхватила ладонями лицо Кинсли. — Завтра мы вернемся в Лондон, и вы все можете пожить у меня, пока мы будем готовить документы для отъезда.

— Я не собираюсь возвращаться в Лондон, тетя Сиси.

Сесилия нахмурилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Я останусь здесь.

— Черта с два, — сказал Эйден, нахмурившись.

— Эйден… — нараспев произнесла Эмили.

— Нет, Эмили. Я не буду молчать об этом, — он провел рукой по лицу, и когда опустил ее, его глаза были красными и блестели. — Это уже второй раз, Кинсли. Второй раз… мы почти потеряли тебя. А здесь ты так далеко от всех, от всего. Что, если снова что-то пойдет не так? Что, если…

Он сжал губы и отвернулся, его плечи затряслись от судорожного вдоха.

Кинсли подошла к отцу и обняла его, прижавшись щекой к его спине. Он положил ладонь ей на плечо.

— Я знаю, и мне жаль, что я причинила вам всем столько боли. Но я… я не могу уйти, папа.

Кинсли шмыгнула носом и крепче обняла отца.

— Я не могу обещать, что что-то не пойдет не так. Так устроена жизнь. Но быть здесь… Это правильно для меня. Это то, чего я хочу, и в чем нуждаюсь.

— Откуда ты можешь это знать, любимая? — спросила Эмили. — Ты через многое прошла, и даже не рассказала нам ни о чем из этого. О… нем.

Эйден повернулся в ее объятиях, заставляя Кинсли опустить руки, и обхватил пальцами ее плечи.

— Кто он?

Она вгляделась в лицо отца. Она любила родителей, любила их очень, очень сильно, но она не солгала, когда сказала Вексу, что они никогда по-настоящему не понимали ее.