Развод. Новая жизнь старой жены дракона (СИ) - Солейн Анна - Страница 19

— Со мной такого не случится, — фыркнула мисс де Бран, откидывая на спину тяжелую копну волос.

— Как минимум от бесплодия никто не застрахован.

Сказав это, я тут же себя отругала. Зачем я вообще к ней полезла? Я здесь для того, чтобы учить их основам жестикуляции, а не жизни.

— Вы что? — округлила глаза карие драконьи глаза мисс де Бран. — Даже не говорите такого вслух! Мой отец убьет меня, если я его так опозорю! Он мне так и сказал. Или я рожаю наследника Саймону через год после свадьбы — или у него больше нет дочери.

Да уж, жажда советника де Брана породниться с лордом Норрингтоном не знала границ.

— Ну так… вы его спустите? — поторопила меня мисс де Бран. — Через полчаса заседание парламента, Саймону нельзя опаздывать! А потом он должен присутствовать на встрече моего отца с послом Вензалеса, это очень важно! Мой жених — будущий великий политик!

Конечно, великий. Куда ему деваться-то. Хотя моя бы воля, я бы Норрингтону даже управление телегой не доверила.

Я подошла к нему и со вздохом взмахнула кулаком. Норрингтон сочно рухнул вниз.

— Имейте в виду, — предупредила я, заглянув в его перекошенное от злости лицо, — снова нападете на меня — снова отправитесь под потолок. И извлекать вас оттуда будет ректор.

Надеюсь, угроза сработает, потому что сил на то, чтобы создать новый барьер, у меня уже нет.

— Саймон! — бросилась к нему невеста, когда я позволила его губам наконец друг от друга отлепиться. — Саймон, как ты? Ты не ушибся?

— Ты! — выпалил Норрингтон, вскакивая. Вид у него был… потрепанный. — Ты об этом пожалеешь!

— Не забудьте, — напомнила я, указывая на сумку, которая до сих пор валялась у двери.

Норрингтон, зарычав, грубо схватил ее, на пол посыпались листы бумаги и… карандаши.

Это… что?

Рисунки?

Прямо мне на туфлю приземлился карандашный набросок академии. Неловкий, непропорциональный, но явно выполненный с большим старанием.

Я наклонилась и заметила рядом еще три листа, где была нарисована в разных позах девушка с двумя толстыми русыми косами.

Это она же сидела за первой партой?.. Та самая, которая поступила по квоте, явно бедная, как мышь, и испуганная. Образ был весьма узнаваемым, хоть и корявым. Было видно, что рисовал не художник, а кто-то, кто держит карандаш в руке редко и украдкой.

— Убери руки! — рявкнул Норрингтон, выхватывая у меня рисунки. — Ты! Ты пожалеешь об этом, поняла?! Падаль!

Он сгреб оставшиеся листы с пола и вылетел из аудитории. Я успела заметить только, как он аккуратно разгладил складки на том рисунке, где была изображена девушка с двумя косами.

— Саймон! Саймон, подожди меня! Ты помнишь, что тебе через полчаса нужно быть на заседании парламента, а мы пока не обсудили даже список гостей для нашей свадьбы! Саймон! Это очень важно, это связи, это…

Окончание разговора я не слышала.

Захватив свои конспекты, я вышла в коридор и тут же поморщилась от запаха чего-то жареного. Как запах из столовой вообще умудрился сюда дотянуться?

И почему меня все еще мутит от всего подряд?

***

— Дорогая, а ты часом не беременна? — раздался позади веселый голос.

Я уронила ложку, которой упоенно сгребала с тарелки остатки овсяной каши на молоке с кусочками сухофруктов. Там был и изюм, и курага, и сушеные яблоки, и даже финики!

Каша была густой, маслянистой, а после того, как я ее щедро посолила, стала и вовсе невероятной, волшебной!

— Простите? — выдавила я, подняв голову.

Повариха засмеялась и забрала с моего стола грязную кружку.

В столовой больше никого не было, ужин давно закончился. По правде говоря, давно пора было ложиться спать и мне тоже, но есть хотелось просто ужасно!

Нечеловечески!

Поэтому я и прокралась в столовую посреди ночи. Хорошо что повариха как раз заканчивала смену и согласилась угостить меня овсянкой, которая осталась после завтрака.

С сухофруктами!

— Ну вон, трескаешь, как не в себя! — весело заявила она, опускаясь на стул напротив меня и щелчком пальцев заставляя огонек на свече гореть ярче. — Еще и сладкую кашу с солью! Кто ж такое ест в здравом уме? Точно беременна!

Горло сжалось, я отложила ложку. Кажется, повариха была одной из тех, кого мало волновали светские сплетни, иначе она все бы обо мне и так знала: мое имя и портрет еще утром появились в газете под заголовком "Бывшая жена Верховного карателя: сумасшедшая или просто больная?"

Повариха была тучной, как и положено поварихе, симпатичной и кудрявой. Из-под челки поблескивали карие глаза-бусинки.

— Я не могу иметь детей. И… мне уже сорок, у меня… у меня менопауза. Извините, что побеспокоила, я просто…

— Да какая менопауза, тебе кто сказал такое? — фыркнула повариха. — Это точно беременность, я тебе говорю! У моей тетки такое было! Есть все хотела, тошнило ее, в сон клонило. Тоже целители говорили — менопауза. Десять лет уже менопаузе, хочет цветочницей стать, когда вырастет! Ты доела?

Я не помнила, что ответила. В ушах шумело.

Могло ли быть такое, что она права? Что целитель, оба целителя, ошиблись?

Что я все еще… что я все еще беременна? Что мой малыш выжил? Что тот выкидыш был… был ошибкой? Я знала, я чувствовала, мне казалось, даже чужая магия щекотала изнанку кожи, совсем как когда-то, когда я носила Мию.

Положив ладонь на низ живота, я сглотнула и поспешно смахнула слезы.

Начинать надеяться в очередной раз было очень больно.

***

Я собиралась следующим же утром сбегать в аптеку за тестовыми полосками, но утро началось не с рабочей отлучки, а с крика:

— Уволена! Ты что о себе возомнила?

Я вздохнула, глядя на спешащего ко мне по коридору ректора Хадчинсона. Описать его вкратце можно было как “воплощенное возмездие”.

Он шел так быстро, что полы расстегнутого черного пиджака развевались. Брови были сведены, кулаки сжаты, в драконьих глазах горел едва сдерживаемый триумф и чистейшая ярость.

Вслед за ним семенила Лаванда, а рядом… ну разумеется. Саймон Норрингтон, вальяжный и нагло ухмыляющийся, с небрежно встрепанными светлыми волосами. Гроза девичьих сердец, сразу побежавший жаловаться. Ябеда. Да в моем дворе за такое били!

Я рассчитывала, что Норрингтон будет пакостить исподтишка, может, нападет ночью или продолжит срывать лекции, но тот решил пойти к ректору. И явно сгустил краски. Нет... Конечно! Конечно, нападать на адептов было недопустимо. Но я не смогла бы удерживать щитовые чары против дракона долго. Это было моим единственным шансом отбиться. Увы, устав академии не предусматривал случаев, когда учить драконов здесь будет кто-то, чей магический резерв меньше кошачьего желудка.

— Уволена! — рявкнул ректор Хадчинсон, наконец оказавшись вплотную ко мне.

Лаванда за его спиной округлила глаза.

Я вздернула подбородок.

— Могу я узнать причину?

— Причину? Ты хочешь узнать причину? Ты едва не убила адепта!

В коридоре повисла мертвая тишина.

Все адепты, которые еще секунду назад были заняты своими делами, теперь смотрели на нас. Я попыталась скрыть дрожь. Ситуация складывалась… не в мою пользу.

Мое слово — против слова дракона.

Угадайте, на чьей стороне будет правда.

— Прошу прощения, — я наклонила голову, — я и подумать не могла, что это так легко.

— Что легко?

— Убить мистера Норрингтона.

Послышались смешки, глаза ректора Хадчинсона налились кровью, праведным гневом и драконьим огнем.

— Как ты могла напасть на адепта! На дракона! На мистера Норрингтона!

— Годы тренировок, — ляпнула я. — Приложите усилия — и вы тоже сможете.

— Ты… — брызжа слюной, начал Хадчинсон и подался вперед, как будто собирался вцепиться мне в глотку.

— Что здесь происходит? — наполнил коридор холодный низкий голос.

По телу пробежали мурашки, колени подкосились.

Я знала, кто стоит за моей спиной.

— Ректор Карвелл! — радостно вскрикнула Лаванда.

Молниеносно обернувшись, я замерла.