Интервенция (СИ) - Алексин Иван - Страница 6

Собственно говоря, я специально окружил царевну сверстницами. События четырёхлетней давности не прошли для Ксении бесследно. Убийство практически на её глазах матушки, неудачная попытка спастись бегством с последующим заключением в монастырь, известие о моей гибели и затем, жизнь в постоянном ожидании пострига или выдачи на потеху самозванцу. Всё это наложило на сестру свой отпечаток, превратив жизнерадостную девушку в тихую, молчаливую затворницу с глазами затравленного зверька. Но постоянное присутствие подруг, их беззаботность, энергия и задор, постепенно делали своё дело, пусть медленно, но верно возвращая мне прежнюю Ксению.

И всё же иногда сквозь играющую на губах улыбку, проскальзывал казалось бы уже забытый страх, прятался в глубине карих глаз затаённый испуг. Вот и сегодня сестра явно была сильно взвинчена, тщетно пытаясь скрыть свою тревогу подобием улыбки.

Ладно, сейчас разберёмся, что её тревожит. Повинуясь моему кивку, девушки оставляют меня наедине с сестрой. Царевна, больше не сдерживаясь, неожиданно бросается ко мне на шею и рыдает.

— Ты чего, Ксюша? — откровенно растерялся я, прижимая к себе сестру. — Может обидел кто?

— Ты опять в поход уходишь. Мне страшно, Федя. Страшно, что не вернёшься. Люди сказывают, что враги со всех сторон на нас с войском идут. Много их.

— Кто сказывает? — вот же сплетники! Узнаю кто, язык вырву. — Опять кто-то из твоих подружек страстей понавыдумывала?

— И ничего не напридумывала, — шмыгнула носом Ксения. — О том, что татары большой ордой в набег на нас собираются, по всему Кремлю слухи ходят!

— Собираются, — не стал отрицать я. — Только не такая уж эта орда и большая. После того, как хан Казы Герай, разгромленный батюшкой, обратно в Крым только треть войска привёл, о стотысячных армиях теперь и речи нет. Хорошо, если крымчаки хотя бы половину от прежней силы наберут. А я им навстречу князя Скопина-Шуйского пошлю. Он, не смотря на молодость, воевода опытный. Спуска супостатам не даст.

— А ты разве не с ним будешь?

— Нет, — решил успокоить я девушку. — Я с другим войском на Калугу пойду. Пришло время от воров все русские земли освободить. Но эта война не страшная. После Клушинского разгрома сил у самозванца нет. Не удивлюсь, если он без боя сбежит. А нет, так и того лучше. Схватим вора, посадим на кол и заживём себе спокойно.

— Правда? — отстранившись, Ксения заглянула мне в глаза.

— Правда, — улыбнулся я, сделав честные глаза. — Иначе зачем бы мне осенью невест на смотр в Москву зазывать? Не на похоронах же оплакивать? Вот разгромим татар и ногаев, перевешаем всех воров, что на Юге озоруют, и сразу две свадьбы сыграем.

— Почему две? — опешила от неожиданности Ксения.

— Так тебя замуж давно пора выдавать, — хмыкнул я. — Больше ждать нельзя. Заневестилась уже давно.

— Что жениха уже нашёл? — щёки царевны запылали алым румянцем. — А из какой он страны?

Я, отстранившись от сестры, не спеша подошёл к лавке, сел, беря себе паузу на раздумье.

Из какой, из какой. Из нашей! Где я тебе заморского принца, готового переехать жить в Московию и принять православие, возьму? Тем более в кратчайшие сроки? А отправлять Ксению к католикам или протестантам, не вариант. Патриарх Иаков на дыбы встанет. А мне сейчас с таким союзником ссорится не с руки. Мне его поддержка с намечаемыми реформами очень нужна.

— Не нашёл. И искать его где-то за морем, не собираюсь. Вот вернусь из похода и подберём тебе будущего мужа из бояр или дворян, кто больше по нраву придётся. Вот и будете рядом под моим приглядом жить.

— А разве так можно, Федя? — засомневалась Ксения. — А как же урон чести царской? По обычаю нельзя царскую дочь за служилого холопа отдавать.

— Да откуда он, этот обычай взялся⁈ — начал горячится я. — Ни у Фёдора Ивановича, ни у Ивана Васильевича, ни даже у Василия Ивановича дочерей на выданье не было! А значит, и прецедента нет. Не было раньше запрета ни для одной из дочерей московского государя на брак со служилым князем или боярином, — пояснил я сестре значение вырвавшегося слова «прецедент». — Потому как за последние сто лет ни одной царевны не было! А вот ещё раньше, у Ивана III несколько дочерей было. И одну из них, Феодосию, он за князя Василия Холмского замуж выдал. Служилого князя, не удельного! И никакого урона своей чести в том не усмотрел, хоть Феодосия по матери, Софье Палеолог, ещё и потомком византийских императоров была! Вот так всем ревнителям старины и царской чести и скажем, — резюмировал я. — Тем более, что ты в боярской, а не царской семье родилась. То тоже помнить нужно.

Немного успокоив и обнадёжив сестру, спешу в грановитую палату к созванным в Думу боярам, но попадаю в «засаду» к поджидающим меня в сенях боярышням.

— Царь-батюшка, а правду сказывают, что ты осенью невесту себе будешь выбирать? — краснея, интересуется, вытолкнутая подругами вперёд, Анастасия. Ну, а кого бы они ещё в атаку бросили? Им с такими вопросами к государю лезть невместно, а Настя всё же сестра, хоть и названная. — И любая девица из дворян на тот смотр сможет прийти?

— А тебе что за дело? — решил я немногого потроллить девушку. — Ты же замужем давно. Или Тараско уже не люб?

— Да то не мне! — мгновенно покраснела девушка. — То другим…

— А другим передай, — перебил я её, — что слишком разборчивыми стали. До меня слух дошёл; уже двоим в сватовстве отказано. Моим обещанием жениха найти отнекиваются да заступничеством царевны пользуются. Ну, погодите у меня. Вот вернусь, всех замуж немедленно выдать прикажу. Будете у меня знать.

Напугав таким образом хихикающих девушек, всё же добираюсь до Грановитой палаты, где у входа меня уже ждёт Василий Грязной.

— Всё готово?

— Всё, государь. Мои людишки по первому зову войдут. А в Кремль Ефим со своей тысячей въехал.

— Не много ли чести для одного боярина? — фыркнул я.

— А вдруг у него заступники объявятся? — поддержал моего ближника Никифор. — Глядеть в оба! — рявкнул он столпившимся за спиной рындам. — Дело государево!

Вхожу в зал, киваю, в ответ на поклоны бородачей, всматриваюсь в лица рассевшихся по лавкам бояр. Есть ли среди них сторонники бывшего воровского патриарха? Наверняка. Осмелятся ли они вступится за его соглядатая в Думе? А вот сейчас и проверим!

— Я собрал вас, бояре, чтобы поделится теми слухами, что гуляют по Москве. В то время, когда я собираюсь в поход, чтобы оборонить государство от басурман, воров и латинян, у меня за спиной некоторые из бояр строят козни и плетут заговор.

— То навёт! Мы все здесь к тебе, государь, радеем. Нет среди нас изменников.

Мстиславский, кто же ещё? После рождения дочери и смерти девочки, князь явно на меня озлобился, вновь встав во главе негласной оппозиции. Правда, вперёд по своему обыкновению, князь не лезет, подставляя под удар кого-нибудь из менее осторожных сторонников.

— На Москве по закоулкам шепчут, что если де Мария Шуйская родит мальчика, то значит сам Господь так восхотел, — веско заявил Грязной. — А ещё благословение Филарета вспоминают.

— Государь, — вскочил со скамьи Скопин-Шуйский. — Богом клянусь, в том моей вины нет!

— Сядь, князь, — отмахнулся я. — Я на тебя и не думал даже. Ведаю, что Марию в твоём доме под строгим присмотром держат, а на подворье холопы никого ни днём, ни ночью не пускают.

— Даже если на Москве и шепчутся о том, — влез в разговор мой несостоявшийся сват на грузинской принцессе, думный дворянин Михаил Татищев, — то отчего ты на бояр думаешь, царь-батюшка? У Филарета и без того в городе свои людишки есть.

— Есть, — согласился я. — И не только в Москве. Недавно его сторонники напали на стрелецкий отряд с приставом, что княгиню Лизку Зубатую из Ростова в Тихвинский Успенский монастырь перевозил.

— Убили? По заслугам и смерть, воровке! То Филарет отомстил! А зачем её в Тихвин повезли? — загалдели со всех сторон бояре.

— А затем, чтобы людишек, что на неё нападут, схватить, — усмехнулся я.