деньги не пахнут 5 (СИ) - Ежов Константин Владимирович - Страница 13

– Судя по их требованиям, складывается впечатление, что они и не хотят, чтобы сделка состоялась.

Слова его осели в воздухе, тяжело, как пыль на ламповом абажуре.

Другой сотрудник только пожал плечами:

– Похоже, так и есть.

– Что? – в голосе прозвучало раздражение и едва сдерживаемое удивление.

Холмс не нужна эта инвестиция.

Но выгнать напрямую не может – совет относится к Сергею Платонову слишком благосклонно. Поэтому и выдумала абсурдный контракт – словно спрашивая: "Ну что, решишься вложиться даже на таких условиях?"

А вложиться нужно. Обязательно. Только так появится право подать в суд.

– Подписывать, – прозвучало твёрдо, без колебаний.

Лицо юриста потемнело, словно на него легла тень.

– Это ещё не всё. Они расширили определение "конфиденциальной информации" в соглашении.

Бумага зашуршала, когда он лихорадочно переворачивал страницы. Чернила поблёскивали под лампой, а указка его пера остановилась на одном месте.

Раздел с определением "секретных данных" занимал добрых две с половиной страницы. Среди привычных формулировок вдруг бросались в глаза странные строки:

– Сведения о сотрудниках (личные дела, текучесть кадров, стаж, процент увольнений)….

Запах типографской краски ударил в нос, когда взгляд скользнул по абсурдным пунктам.

Обычно такие сведения в НДА не включают. Но здесь – всё под грифом тайны. Каждая мелочь, каждое замечание, высказанное во время аудита, теперь оказалось замотано в юридический саван.

Холмс действовала предсказуемо. И это было частью плана.

Во время проверки её нарочно дразнили, подсовывали мелкие, несущественные уколы – чтобы отвлечь внимание от главного. Чтобы она сама закопала себя в куче мелких страхов.

И судя по всему, всё сработало.

– Подписывайте, – повторилось ровно, почти устало.

– Что, простите?

– Какие бы условия ни поставили – соглашайтесь.

Сколько раз уже повторялось это распоряжение – трудно сказать. Юрист всё равно не сдавался.

– Это ещё не всё! – воскликнул он, вскидывая новый лист.

В груди что-то раздражённо дрогнуло, но сдержанность осталась непоколебимой. Всё это – часть игры Холмс. Слишком уж тщательно она плела паутину, будто пыталась задушить в ней каждого, кто посмел приблизиться.

– Посмотрите сюда!

Перо ткнуло в очередную строчку. Серые буквы, сухие и холодные, как металл.

Пункт о нарушении НДА.

Обычно подобные договоры предусматривают компенсацию убытков. Но здесь – совсем другое.

– В случае нарушения соглашения, все принадлежащие акции подлежат изъятию и возвращаются компании 'Теранос' по первоначальной цене сделки.

Юрист произнёс это медленно, будто сам не верил в услышанное.

Воздух в комнате стал гуще.

Такой пункт означал полную конфискацию – одно неосторожное слово, и статус акционера исчезает, как пепел под ветром.

Бумага под пальцами была шероховатой и холодной. Чернила чуть блестели в свете лампы.

Странное чувство пробежало – что-то между усмешкой и признанием: Холмс выложила карты на стол, и каждая из них капала ядом.

Но даже этот яд был ожидаем. Её отчаянная защита только подтверждала – она боится. И это уже победа.

В комнате со спертым воздухом пахло давно не проветренными бумагами; лампа бросала узкий круг света на стопку договоров, и по её краю плясали крошечные частицы пыли. Юрист скользнул пером по листу, и звук шелестящих страниц отозвался как маленький стук сердца. Перед глазами появилось главное: подпись под соглашением означала возможное лишение права обращаться в суд – достаточно одного неосторожного слова, и все акции вернутся в компанию по первоначальной цене.

– Такой контракт вообще можно будет защитить в суде? – спросил кто-то, голос его хрипел от усталости и ночных совещаний.

Ответ упал тяжело, как мокрое полотно: никто не мог дать безусловной гарантии. Прецедентов не существовало, аргументы были крепки, но риски – огромны. В правовой плоскости легко выстроить дискуссию, но одно подписанное соглашение превращало любые протесты в попытку спорить с собственноручно поставленной печатью.

В ухе зазвенел тонкий металлический звук ручки, которой указывали на список разрешённых форм раскрытия информации: публичные сведения, данные, полученные вне рамок инвесторского статуса, и то, что подлежит раскрытию по судебному предписанию. Всё остальное – за плотной стеной молчания.

– Честно говоря, лучше просто отказаться от сделки, – прошептал один из юристов, и в словах его дрожала усталость.

Но решение уже было принято. Подписание казалось неизбежным, будто ход конём, рассчитанный заранее: вложиться – получить акции – получить право инициировать судебное разбирательство. И пусть контракт похож на петлю – главное было попасть в игру в суде с возможностью сыграть в долгую.

Юрист вновь перевёл взгляд на листы, на каждый абзац с неживой заботой. Он не мог не заметить: определение "конфиденциальной информации" растянулось на пару страниц и поглотило почти всё – вплоть до кадровых сводок, текучести персонала и статистики увольнений. Такое ощущение, будто каждая найденная в ходе аудита трещина теперь опечатана как государственная тайна. Сухой шёпот печати и шелест бумаги сопровождали это открытие.

– Они фактически навешивают клеймо: всё, что поднято в ходе проверки, — подпадает под запрет, – пробормотал юрист.

Плотность мысли и запах кофе – горький и крепкий – сделали паузу. На столе легла ещё одна страница: штрафные санкции. Слова там были просты и суровы – при нарушении договора не только компенсация, но и изъятие акций. Сердце сделки становилось тоньше, как натянтая струна: одно движение – и всё обрывается.

В комнате будто похолодало. Кожа на запястьях ощутила холод бумаги, а в ушах застучал тихий ритм часов. Кто-то вспомнил старые прецеденты: каждый раз, когда принимались решения вопреки здравому смыслу, следовал крах; теперь же ставилась ставка намного выше.

– Запрет на обсуждение с правлением – двойное лезвие, – сказал юрист, сжав в руках копию соглашения. – Если цель – обнародовать факты о плохом управлении, этот документ делает это невозможным.

В ответ – спокойная, хладнокровная решимость. Стратегия подразумевала принять эти юридические оковы, показать покорность и затем – действовать. Глушащая сеть НДА могла сработать лишь в одном случае: если тот, кого пытаются заглушить, согласится молчать. Но намерение было другим: молчание не планировалось.

Слова юриста прозвучали ещё раз, уже тише, с оттенком предупреждения:

– Такое соглашение – азартная игра. Оно может обернуться против того, кто его подпишет.

На столе остался лишь звук падающей капли из кофейной кружки и шелест бумаги; принятый выбор висел в воздухе, как предвестник бури.

***

Город уже тонул в вечерней пыли, неоновые вывески мерцали, словно моргали от усталости, а сквозь окно офиса тянуло горячим воздухом. На столе, заваленном документами, лежала копия свежеподписанного контракта – холодная, как лезвие скальпеля. Бумага хрустнула под пальцами, когда её перелистнули. С этого момента RP Solutions официально входила в число акционеров "Теранос", а значит – получала законное право предъявить иск.

Над улицами Сан-Франциско проплывал низкий гул машин, а в голове звучала лишь одна мысль: даже компании, насквозь прогнившие, вроде "Теранос", не вечны. Таких историй не прячут – их экранизируют, обсуждают, растаскивают по ток-шоу. Скандал обещал громыхать годами. Имя Сергея Платонова должно было стать вехой в этом расследовании.

Редко когда инвестору выпадает шанс стать не просто богачом, а символом – человеком, разоблачившим великое обманное чудо. Упустить такую возможность означало бы предать собственную профессию. Ведь на Уолл-стрит почёт измеряется не процентами прибыли, а тем, сколько глаз смотрит на твои сделки.