Гном, убей немца! (СИ) - Агишев Руслан - Страница 56

Соответствующие органы, и правда, работали с невероятным усердием и настойчивостью.

В середине ноября по фронтам с подачи наркомата внутренних дел прошла директива об изъятии со складов патрон калибра 7.62, коробки которых имеют маркировку Ворошиловградского патронного завода № 60. Специальные группы политоделов армий, усиленные автоматчиками наркомата внутренних дел, самым тщательным образом проверяли интендантские части всех уровней. В случае утайки патронов, подходящих под объект поисках, тут же арестовывались виновные, независимо от звания и должности. Под трибунал шли и рядовые, пойманные с полными подсумками тех самых патронов, и комбаты, старавшиеся заранее запастись этими боеприпасами, и даже комдивы, покрывавшие своих интендантов.

Все изъятые коробки с нужной маркировкой в сопровождении охраны немедленно отправлялись в Москву, где начиналась сортировка боеприпасов. Специальные сотрудники отстреливали строго по одному патрону из каждой пачки, чтобы убедиться, что здесь было искомое. Ведь, на каждую пачку с нужными патронами приходилось не меньше двух, а то и трех десятков пачек с совершенно обычными патронами. Тем более, сортировка осложнялась тем, что визуально нельзя было отличить один патрон от другого. Одним можно было пробить броню танка, а вторым — только поцарапать краску на железной боевой машине.

К сожалению, все усилия аппарата НКВД по поиску информации о технологии изготовления патронов особой мощности не увенчались успехом. Результат, конечно, был, но совсем не тот, что ожидался.

Специально подготовленные группы сотрудников НКВД, направленные в окрестности Ворошиловграда, столкнулись с активным противодействием немецкой контрразведки. Донбасс был буквально наводнен частями СС, сотрудниками Абвера, особыми противодиверсионными группами, которые, как выяснилось, занимались тем же самым. В результате, прифронтовая зона, где еще продолжались бои, превратилась вдобавок в арену борьбы для советской и немецкой разведок.

Советским диверсантам, некоторые из которых отличились еще в Испании, удалось вывезти в Москву часть заводского архива, содержащего документы кадровой службы. После тщательного изучения материалов, особенно за начало 1941-го года, были определен круг фамилий работников, которые могли обладать информацией о технологии изготовления особых патронов. В списке оказалось более двухсот фамилий, принадлежащих мужчинам и женщинам, обычным рабочим, мастерам и руководителям. Были даже фамилии около десятка школьников-пионеров, на которые, правда, никто особого внимания поначалу не обратил. В самом деле, что могли знать о сложных технологических процессах подростки-недавние школьники, которых мобилизовали в первые месяцы войны? Вот и искали взрослых работников, в первую очередь трудившихся в цехах. Думали, что они-то и есть обладатели ценной информации.

Обнаружить всех работников завода из списка в условиях непрекращающихся боев за город едва ли было возможно. Одни были мобилизованы на фронт и уже где-то сгинули, другие воевали где-нибудь под Ленинградом или Москвой, третьи были эвакуированы вглубь страны и о них, вообще, не было никаких известий. Требовались тысячи и тысячи запросов во все органы власти, которые во время войны могли отвечать месяцами, если не годам. В итоге, в Москву было доставлено лишь восемь работников ворошиловградского завода № 60, из которых один был водителем, пятеро рядовыми рабочими — станочниками и двое мастерами.

Изучение заводских документов и опрос привезенных свидетелей вновь толком ничего не дал. Как оказалось, никакой технологический процесс во время изготовления патронов здесь не меняли, особых новшеств не вводили. Изобретательская и рационализаторская работа, естественно велась, чему было найдено подтверждение в бухгалтерских платежках. Однако, ничего серьезного не было запатентовано ни в сфере производства, ни в сфере контроля, ни в сфере логистики. Патроны особой мощности, по-прежнему, оставались одной большой загадкой.

Словом, все концы в воду.

Окрестности Волоколамска

Взвод истребителей танков 4-й роты 2-го батальона 1075-го стрелкового полка

Мне повезло, по-другому и не сказать. Командир взвода истребителей танков, куда распределили отца, младший лейтенант Дикарев сразу не отправил меня в тыл, хотя вполне и мог бы. После недолгого раздумья сначала определил «на кухню», а потом — в «хозчасть», как называли блиндаж сержанта Хропанюка, который во взводе был по снабженческой, так сказать, части. Увидев его запасы — аккуратно сложенные пачки с патронами, деревянный ящик с гранатами, тщательно разложенные инструменты для починки и обслуживания оружия — я сразу понял — это точно мое!

— … Вот гляжу я на тебя, хлопче, и бачу, что ты с наших краев, — умилялся Хропанюк, внимательно следя, как я корпел над разобранной винтовкой. Спусковой механизм вышел из строя, и я пытался его починить. — Все у тебя по уму, никакого беспорядка на столе, деталька к детальке. И ведь к этой бестолковщине ключик подобрал! Я уж ее, окаянную, на запчасти хотел пустить…

Винтовка, и правда, оказалась с норовом. С первого раза у меня и разобрать ее не получилось. Детали были перекошены, в пазах застревали, приходилось то изо всех сил давить, то, напротив, тянуть. Иногда, нужно было и за молоток браться.

— И ко всякой железяке подход имеешь, — сержант махнул рукой в сторону деревянного ящика, где у него уже лежал отремонтированный мною немецкий пистолет, который где-то раздобыл ротный и просил его «подшаманить». Там же лежали большие командирские часы, к починке которых то же я руку приложил. — Талант у тебя, хлопче, как есть талант! Если бы не проклятущая война, озолотился бы. Эх…

Мне, и правда, нравилось возиться с «железками», как Хропанюх называл всевозможные механизмы — от трофейного портсигара с хитрой защелкой и до вечно глохнущего двигателя от ротной полуторки. Днями напролет я с удовольствием ремонтировал оружие, которое приносили бойцы. Брал на починку часы от командиров. Один раз даже принесли патефон — чудную машину, которая могла играть музыку и петь человеческим голосом.

— Да, товарищ сержант, люблю с железками возиться, — пробормотал я. — Очень люблю…

Сержант продолжал меня расхваливать. Обещал за меня кому-то словечко замолвить, чтобы мне выправили настоящую военную форму и сапоги по размеру. Мол, оденет меня с иголочки в такую форму, что генералы завидовать станут.

Я же в ответ кивал, словно со всем соглашался. Сам же, не поднимая головы, копался в полуразобранной винтовке. Спусковой механизм поддавался, но с трудом. Что-то там все равно мешало, какая-то деталь встала не так, как должная была, и это мне никак не давало покоя.

— … А як победим, я тебя прямо на наш судоремонтный завод устрою. Ты ведь не видел наш завод? Это я тебе скажу, хлопче, громадина! Николаевский судоремонтный завод — махина! Цельными днями там такой грохот стоит, что оглохнуть можно. За раз по десятку судов строят. Вот немца погоним, и сам посмотришь…

Я толком не вслушивался в его слова, занятый своим делом. Слова, словно фоном шли, как нечто мало разборчивое — быр — быр — быр — быр — быр.

— … Там тебе и гарну дивчину найдем. Знаешь, какие у нас дивчины⁈ Э, брат, нигде таких нет! Рукодельные, с косами, не ходят, а плывут. Вот с такенными сись…

Я в ответ снова кивнул, по-прежнему, не поднимая головы. Весь погруженный в свое занятие, пытался увидеть поломку, понять, как же по-настоящему должен работать механизм. Прилаживал детали то так, то эдак, выискивая дефект.

И в какой-то момент неожиданно все получилось — с сытым щелчком детали встали на свои места!

— Ух ты, осилил все-таки! — удивленно воскликнул сержант. — Силен, хлопче, силен!

С чувств даже хлопнул меня по плечу.

— Сиди-ка, а я за водой сбегаю. Сейчас чайку заварим, я тут парочку монпансье припрятал, отметим это дело.