Гном, убей немца! (СИ) - Агишев Руслан - Страница 21

— Хорошо, сходим, — согласился Федор, понимая, что сейчас лучше с ней не спорить. — Со смены вернусь, и сходим, а сейчас давай спать. На дворе глубокая ночь, завтра не встанем.

Он пошел в их угол, начал раздеваться. Прасковья же снова прятала иконы, и лишь после этого пришла к нему.

— Я, Федя, и Богородицу у мальчиков поставила, под потолочную балку, — прошептала она, ложась рядом.

— Ну, раз одной мало…

Федор повернулся на другой бок и засопел. Через некоторое время присмирела и Прасковья, закутавшись в одеяло с головой. Всегда была мерзлячкой, не в пример мужу. Он, бывало, спит пузом светит, а она, как в шубу кутается, один нос и макушка торчит наружу.

— Хм, — Федор же никак не мог уснуть, хотя и делал вид, что спит. Вроде бы только что хотел спать, а сон все равно не шел ни в какую. — Да уж…

Неспроста ему не спалось. Федор ведь про вчерашнее не все жене рассказал. Кое-что утаил, чтобы она лишний раз не тревожилась.

Ворочался он с бока на бок, косясь в сторону жены. Та и «в ус не дула», спала как младенец. Вроде бы только что тревожилась, места себе не находила, руки заламывала, а сейчас спала глубоким сном. Женщины, они такие.

— Жарко что ли…

Еще вечером, спрятавшись с сыном от жены, они поговорили «по душам». Федор тогда спросил, а что же тот еще такого необычного умеет. Санька ему и выложил такое, что до сих пор все волосы на теле шевелятся. Мол, под землей, в шахте то есть, он себя, как рыба в воде чувствует. Только руку к земле приложит и сразу же ему все ясно: где и как жила идет, когда пустая порода начнется, где нужно шахты рубить, а куда лучше не соваться. Вчера же у него новая способность открылась. Сказал, что стал металл «чувствовать». Вроде как сам еще толком не разобрался, но понять, крепкое ли железо или нет может.

— Ну ты, Санька, даешь стране угля…

Бормоча себе под нос, Федор тихо встал с постели. Решил покурить в сенях, все равно сна не было ни в одном глазу.

— Дела творятся… В землю на сто шагов видит, металл чует…

Размышляя, Федор выкурил первую цигарку. Машинально скрутил вторую, которую тоже выкурил. Ядреный дым скреб горло, горячил грудь, но ясности в мыслях ничуть не прибавлял.

— Санька…

Федор никогда не был особо верующим. Крест снял, как в комсомол вступил. Став партийным, попросил жену иконы с видного места убрать. Теперь же его мысли нет-нет да и обращались к богу. А как по-другому объяснить то, что с его сыном происходило? Очень уже все это было похоже на божье вмешательство, как раньше говорили старики.

— Вот и думай теперь…

Словом, внутри него «поселились» разброд и шатанья. Голова от мыслей даже пухнуть начала.

— Ладно, утро вечера мудренее… Жизнь покажет, что и как.

Посидел еще немного, и пошел досыпать, а то до рассвета осталось всего ничего.

Как показал следующий день, жизнь, и правда, показала, только совсем не то и не так.

Дом Федора Архипова

Ни свет ни заря, а Прасковья уже тарелками гремела. Вчера допоздна засиделись, не выспалась, оттого и настроения никакого.

— Тише ты, детей разбудишь, — шикнул на нее Федор. — Пусть поспят еще немного, умаялись вчера сильно.

На столе лежали вчерашние пироги с картошкой, холодная каша, то же осталась со вчера. Федор крупно нарезал сало, отчего по избе «поплыл» пряный щекочущий ноздри аромат. В глубокой плошке белела пара кусков сахара к чаю.

— … С собой еще головку сыра возьмешь, — Прасковья показал небольшой сверток. — Тетя Фрося делала. Не забудь ей потом с крыльцом помоги.

Села рядом с Федором, и стала смотреть как он ест. Всегда так было: поутру он ест, а она сидит рядышком и смотрит. Сама редко, когда завтракала. Говорила, что спросонья кусок в горло не лезет.

— Федь, скребется что ли кто-то? — Прасковья вдруг повернула голову в сторону двери.

— Нет, похоже, стучатся, — Федор отложил ложку в сторону и прислушался. — Точно, стучатся. Хм, кого там еще принесло? Петруха что ли уже пришел? Так он никогда не стучится.

В этот момент в сенях послышался звук шагов, скрипнули доски пола. Похоже, гостей было не один и не два человека.

И в самом деле, дверь открылась, и внутрь прошли мужики с его бригады. Впереди был бригадир, позади него шел Петруха с остальными. В избе сразу же стало тесно.

— Поздорову, хозяева, — негромко поздоровался бригадир. — Федор, Прасковья, разговор к вам есть от общества — от нас, от шахтеров то есть.

Прасковья от неожиданности и тревоги тихо ахнула, а Федор удивленно хмыкнул. Они никак такого не ожидали с самого утра.

— Давайте на улицу выйдем, чтобы пацанов не разбудить, — Федор махнул рукой. — Рано еще им вставать.

Мужики вышли, а за ними, недоуменно переглянувшись, прошли к двери и Федор с Прасковьей.

— Не знаю, Проша, — тихо прошептал он на ее невысказанный вопрос.

— Господи… — женщина быстро перекрестилась и шагнула через порог.

А на улице прямо перед домом их ждал еще один сюрприз. Вместо мужиков с шахтёрской бригады здесь собралась целая толпа. Человек с полсотни, среди которых были и мужчины, и женщины. В основном здесь были шахтеры с соседних бригад с женами, матерями. Это что же должно было случится, чтобы они собрались все вместе?

— Идут, идут, — «побежали» в толпе голоса. — Вона они… А он сам где? Где, не вижу… Спит еще, пацан ведь совсем…

Побледневшая Прасковья тут же вцепилась в руку мужа, и даже попыталась спрятаться за его спиной. Федор же широко расставил ноги, и с вызовом уставился в толпу. Он всегда был таким — упрямым, своенравным, не боявшимся ни черта, ни Бога.

— Федор, Прасковья, прежде примите нашу благодарность за то, что такого сына воспитали, — вперед вышел Сергей, бригадир Федора и его давний товарищ. — Настоящий шахтер, наша кровь, донбасская…

И все, как один, поклонились им. Прасковья от такого зрелища чуть чувств не лишилась. Пискнула, и вовсе спряталась за мужа. Федор держался, нахмурился только еще сильнее.

— Мы с просьбой к вам пришли. Просим…

Бригадир чуть замялся, но сразу же продолжил:

— Вашего позволения Саню в шахту пускать, хотя бы изредка. Чтобы, значит, он посматривал кругом за всем.

Произнес это и замолчал.

— Гм… — только и смог на это ответить изумленный Федор.

Ничего другого он и выдавить из себя не смог. Слишком удивительной оказалась просьба. Если бы кто-то еще неделю назад ему такое рассказал, он бы ни в жизнь не поверил. А тут это на глазах происходит, за родного сына чуть ли не целый поселок пришел просить.

— Нет, — из-за его спины вдруг раздался тихий голос жены. — Не пущу Санечку.

По толпе пошла волна.

— Не пущу, — еще тверже повторила Прасковья, выбираясь из-за спины мужа и вставая рядом с ним. — Слышите, не пущу.

Федор рядом просто развел руками, показывая, что умывает руки. Мол, жена все сказала, что нужно.

Толпа вновь зашевелилась, и из нее вышли несколько женщин — их соседки по поселку, мужья которых работали в другой бригаде.

— Прасковья, пожалуйста, отпусти его с нашими мужьями, — обе они, невысокие, в одинаковых сереньких платочках, с горестно опущенными уголками рта, стояли прямо перед ней, и плакали. Из толпы тем временем подходили еще женщины — молодые, старые, темные, белые, всякие. — Прасковья, Христом Богом молим, отпусти его.

— Он же ведун у тебя, — громко проговорила непонятно откуда взявшаяся здесь старуха с крючковатой клюкой в руке. — Коли под землю пойдет, то все живы останутся…

Тут одна из женщин, что подошла первой, вдруг рухнула на колени. Следом упала вторая, третья, четвертая. Не прошло и минуты, как у ног Прасковью все женщины на коленях стояли и с мольбой на нее смотрели.

— Ни ку… себе! — вырвалось у Федора от такого зрелища. Даже пяться назад, к дому начал.— Совсе охуе… что ли…

— Ой, бабоньки, вы чего? — совсем растерялась Прасковья, то же, как и муж, шагая назад. — Встаньте, встаньте, сейчас же встаньте.