Разреши любить (СИ) - Джейн Анна - Страница 4

Лучше бы я умерла.

Какое-то время я просто лежала, вдыхая стерильный воздух, который бывает только в больницах, и слушая странный механический писк рядом. Потом начала пытаться шевелиться - тело все-таки слушалось меня, хоть и плохо. Мне вдруг показалось, будто я связана по рукам и ногам, и меня накрыла вторая волна стылого страха.

Мама, мамочка, помоги мне.

Послышался шум открываемой двери и шаги. Я замерла, слыша, как ко мне кто-то подходит, стоит рядом и смотрит.

- Замечательно, вы пришли в себя, - раздался жизнерадостный женский голос. - Как ваше самочувствие?

- Кто вы? Где я? - с трудом прошептала я.

- Я Дарья, медсестра, - ответила женщина все таким же жизнерадостным голосом. - Сейчас подойдет доктор и осмотрит вас. Пожалуйста, не волнуйтесь. Вы попали в аварию и сейчас находитесь в частной клинике. Все самое страшное уже позади. Серьезных травм нет.

- Но я могу... не могу двигаться, - с трудом

вымолвила я.

- Все хорошо, вы находитесь в палате интенсивной терапии после длительной операции, поэтому ваши руки и ноги временно зафиксированы. Вскоре вас переведут в обычную палату, и вы сможете двигаться.

- А что с лицом? - из последних сил спросила я.

- Дело в том, что ваше лицо пострадало,- голос медсестры изменился, стал печальным. - Врачам пришлось сделать операцию по реконструкции... Это только первый этап, для вас расписали целый план операций. Но вы не волнуйтесь, у нас самые лучшие специалисты. Доктор все вам расскажет подробнее. Я вызвала его, и он уже скоро будет.

Пострадало лицо?..

Я никогда не считала себя прекрасной или страшной - скорее, средней. Обычной симпатичной девушкой. Со своими достоинствами и недостатками. И когда услышала о том, что пострадало лицо, мне стало... Нет, не страшно. Скорее, смешно. Я просто не поверила в это. Нет, не может быть и точка.

Зато память вдруг подсунула новый фрагмент - Стаса, который ударил меня, говорил странные вещи, а потом потащил куда-то. Он упомянул маму.

- А мама? Где моя мама? - спросила я в панике, которая подобралась к самому горлу и теперь душила, заставляя задыхаться.

- Вашей мамы здесь нет, - ответила медсестра спокойно.

- А монстр? Он умер? Или тоже здесь?

- Все хорошо, Владислава. Все хорошо. Никаких монстров нет.

- Почему... Почему вы так меня называете?.. Я не Владислава. Меня зовут Ярослава. А мама? Где мама? Ну скажите, где моя мама!

У меня началась истерика, я хрипло кричала, надрывая связки, билась, забыв, что связана по рукам и ногам и никуда не смогу вырваться.

Сердце горело огнем, и я по очереди звала маму и Игната.

Послышались торопливые шаги - кажется, в палату вбежали еще несколько человек. Мужской голос уверенно скомандовал:

- Быстро вколите... - Только вот что вколоть, я так и не расслышала из-за собственных криков и стучащего в ушах пульса, который перерос в шум волн.

Наверное, они что-то сделали со мной. Потому что спустя несколько секунд я отключилась. Но провалилась не в пустоту, а во тьму, по которой плыла, словно в черной воде, касаясь руками песчаного дна. Я не жила, а существовала. Иногда я выныривала, чувствовала, слышала что-то и даже видела - наверное, с глаз сняли повязку. Я пребывала в ощущении нереальности, и в редкие моменты осознанности понимала, что со мной что-то не так. Наверное, меня чем-то накачивали. Какими-то специальными препаратами или наркотиками. Зачем - я не понимала. Просто плыла, не живая и не мертвая.

Не человек, а белый шум.

Глава 3. Заложница

Не знаю, сколько прошло времени. День, два, а может быть, неделя. Но в какой-то момент я просто открыла глаза и поняла, что могу видеть. И двигаться тоже могу, хотя получается это с трудом.

Я находилась в палате с персиковыми стенами.

Лежала в кровати на спине, вытянув руки вдоль тела, больше не привязанная. Было тепло и пахло не лекарствами, а чистотой и нотками жасмина. Через горизонтальные жалюзи на одну из стен падало медное солнце, и я смотрела на тень, думая - как же это красиво.

Появилась странная иллюзия безопасности, а в голове вдруг возникла не менее странная мысль: я так рада, что еще раз смогла увидеть закат. Я не потеряла зрение, я все еще вижу. И могу шевелить руками. И ногой - правда, лишь правой. Левая в гипсе. Лицо все так же в бинтах, оно болит, но эта боль не острая, а давящая, глубокая. Сковывающая каждую мышцу.

Я очень медленно приходила в себя. Собирая воедино мысли, наблюдала за тем, как гаснет солнце за окном, а стена из медной становится серой, погружаясь в сумерки. Я вспомнила все, что случилось, но не понимала, что происходит. Где я и почему в таком состоянии? Куда делись мама, Игнат и Костя? Когда я смогу их увидеть?

Думая о них, хотелось плакать, но я не могла делать этого. Слез не было.

Когда на темной улице зажглись фонари, я поднялась с кровати. С трудом, конечно, очень медленно, кусая от напряжения губы. Медленно пошла, наступая на гипс и морщась от боли во всем теле. Я шла по стене, крохотными шагами, чувствуя, как кружится голова. Но все-таки добралась до двери. Подергала ее, но она оказалась заперта. Я дергала ее долго, упорно, но дверь так и не открылась. Я кричала, но никто не

приходил, хотя я точно знала - там, за дверью, из-под которой пробивается свет, точно есть люди.

- Откройте! Выпустите меня! Кто-нибудь!

Только крик был тихим - широко открывать рот я не могла. С моим лицом что-то происходило, но я не понимала, что. Просто касалась плотного слоя бинтов кончиками пальцев и не знала, что теперь находится под ними. Какая я. Уродливая?

- Кто-нибудь, пожалуйста! Откройте!

Никто не отвечал.

Наверное, это было отчаяние. Но не то, от которого крушишь все вокруг, а другое - от которого цепенеешь. Это отчаяние было как яд. Оно растворялось в моей крови, парализуя волю и лишая сил. Я думала о маме, о Стеше, об Игнате. Мысленно звала их и просила о помощи, только они, должно быть, меня не слышали.

Я вернулась к кровати. Посидела на ней немного. Дотянулась до стакана с водой на тумбочке рядом с кроватью. Сделала несколько глотков, облилась. Потом снова встала и с трудом направилась к окну. В голове вдруг появилась мысль распахнуть его и кричать о помощи.

Это было долго. Я никогда столько сил не тратила на то, чтобы распахнуть окошко, но когда, наконец, сделала это и почувствовала, как в палату врывается зимний ветер, дверь распахнулась.

Я повернула голову и увидела на пороге Стаса. Он зарычал и буквально бросился ко мне, с силой закрыл окно, схватил меня и швырнул на кровать, заставив застонать от боли.

- Ты чего вдумала лупа? - прошипел он, наклоняясь и беря меня за шею. - Сбежать хотела? Не получится. Поняла меня? А если вдруг вытворишь чего, я твою мать буду убивать долго и медленно. Поняла? Отвечай! Отвечай, сказал!

Он еще крепче сжал меня за шею, и я закашлялась, а перед глазами заплясали черные точки. Однако все же судорожно закивала, и Стас отпустил меня. Взял табурет, сел рядом - мерзкий, словно огромный жирный таракан. И воняющий смесью пота и дорогого резкого одеколона. Меня передернуло от отвращения.

- Что вы сделали с мамой? - выдохнула я, прижимаясь к стене.

- Пока ничего, - ухмыльнулся он. - Твоя мать у меня. Поэтому ты будешь делать все, что я тебе скажу. А если не будешь - я ее убью. Все ясно?

Я лихорадочно закивала.

- А мама?.. Что с ней? Пожалуйста, скажите, что с мамой?

- Да что ты заладила: «Мама, мама», - хмыкнул Стас. - Нормально с ней все. Не ходит только. Врачи говорят, ей нужна реабилитация. И если ты, милая, будешь хорошей девочкой, я, может быть, займусь ее здоровьем. А если плохо себя вести будешь, то мама твоя умрет.

- Не убивайте ее, - взмолилась я, понимая, что схожу с ума от приступа страха. - Пожалуйста, прошу вас! Я все, что угодно сделаю!