Помещик 3 (СИ) - Шерр Михаил - Страница 13

Из этих двух с половиной тысяч будут прочие накладные расходы: спецодежда рабочих и начальства, всякое дерево, лошади на подъёмниках и прочее, в том числе и отчисления в пенсионный фонд. Я не знаю, какие затраты будут на всё это. Не исключаю, что не меньше половины. Поэтому надо будет стремиться неуклонно повышать производительность труда за счёт организации труда, трудовой дисциплины и технических усовершенствований. Если будет получаться, то будем вводить премии и повышать жалование. Насчёт штрафов твёрдого мнения не имею, но нерадивых — гнать.

Глава 7

Вопрос с набором шахтеров и рабочих участка доработки угля решился в течение следующего дня. Причем совершенно неожиданно для меня.

Работать на шахте вызвались мужики-отходники с остальной части деревни Куровской. Желающих было даже намного больше, чем нам требовалось. Агитацию и отбор среди желающих провел наш староста.

Он же предложил нанять и временных рабочих для ускоренного строительства надшахтного здания над стволом и оборудования участка доработки угля.

Надшахтное здание будет на первое время по сути большой деревянный сарай с двумя дверями во всю стену напротив друг друга.

Для краткости мы называем его копёром. Хотя сам копёр в смысле устройства для подъема и опускания людей, оборудования, породы и непосредственно добытого угля у нас будет комбинированным, и все это будет оборудовано в одном стволе.

Простой грунт и пустая порода первоначально будут использоваться для засыпания оврага. Как только появится необходимость в организации вентиляции и водоотведении, будет задействован второй специальный ствол. Но по расчетам Константина Владимировича это произойдет только когда мы углубимся не менее чем на два метра, а пока будет достаточно естественных процессов вентиляции и водоотведения.

В ближайшие дни я займусь покупкой не менее четырех паровых машин, а то и пяти. Какие мне будут по карману, я еще не знаю, но на шахте две из них будут установлены в первую очередь, а пока будем использовать сначала ручной труд, затем лошадей.

Наш староста, оказывается, был большим специалистом-печником и, что ценно, он это умел делать, используя камни, которых еще предостаточно на полях вокруг. Если он справится с задачей, которая ему будет поставлена в ближайший день-два, то шахта, возможно, даст первый товарный уголь в ближайший месяц.

По оценке Константина Владимировича, в найденной им яме почти на поверхность выходил угольный пласт толщиной до трех саженей, который затем уходит под землю под углом максимум градусов в десять.

Три сажени — это шесть метров, вверх нам можно будет насыпать от уровня обнаружения пласта в яме ровно десять метров, и таким образом мы получим основные стволы глубиной самое большое шестнадцать метров.

Если, конечно, удастся безопасно и грамотно засыпать овраг. А затем под углом градусов в десять надо будет зарываться в землю, строя кучу штреков. И вот здесь надо будет устраивать и принудительную вентиляцию, и отводить грунтовые воды, которые гарантированно начнут буквально заливать штреки.

Объем одного метра, пройденного вглубь основного ствола, — почти восемьдесят кубометров. По нашим расчетам, которые сделали господа горные специалисты, с каждого кубометра, пройденного вертикально вниз через угольный пласт, можно будет получить не менее тридцати тонн качественного угля: чистого, калиброванного и сухого.

Но это будет настоящий трудовой подвиг непосредственно шахтеров и тех, кто будет его дорабатывать наверху.

Ведь уголь нужно очистить от грязи и даже мельчайших кусочков земли. Затем откалибровать. А для этого его надо банально измельчить. И затем высушить.

Для этого нужны как минимум три хороших печи, которые почему-то может сложить только наш староста, и качественно построенные сарай и склады.

В них должно быть сухо, и зимой не должен гулять ветер. Пока не будет получен хороший уголь, необходимо использовать качественные жаркие дрова. И конечно, мужики, бабы и малолетки, которых я скрипя сердце разрешил привлечь на стройке сараев, пока не наступили настоящие холода, должны совершить настоящий трудовой подвиг на строительстве этих сараев.

Без затрат на паровые машины уже это влетит мне в копеечку, и сейчас не удастся уложиться даже в пятнадцать копеек себестоимости, а продавать уголь первоначально можно будет только за двадцать. Дороже его никто покупать не будет, пока люди не оценят его преимущества перед дровами.

Но для этого он должен быть, еще раз отмечаю, чистым, не крупным, а самое главное — сухим. Таким, как его, вернее добытый на Валдае и доведенный до ума, испытали господа Гельмерсен и Оливьери. Вот тогда наш уголек можно будет начать широко продавать, постепенно повышая цены до тридцати копеек за фунт, гарантируя качество и регулярность поставок и безусловно принимая претензии и рекламации. Потому что только таким способом можно будет отвоевать место под солнцем у русских торговцев дровами и английским углем.

В борьбе с изведением русских лесов на дрова моим союзником будет император, который пытается с этим бороться, издавая один грозный указ за другим.

А вот продвигать отечественный уголь будет сложнее. Конечно, спасибо господину министру финансов графу Егору Францевичу, в мальчишестве Георгу Людвигу, Канкрину за оперативно оформленные привилегии.

Но он противник развития железнодорожного транспорта и пароходов, которые двинули вперед Европу и США. И поэтому к развитию угольной промышленности относится прохладно, не обкладывает, например, английский уголь высокими пошлинами, как другие товары наших заклятых «друзей», и получается, что русскому углю сложно конкурировать с европейским, в первую очередь с британским.

Поэтому я сразу же решил простимулировать всех, кто работает на шахте, постоянно или временно. Своим крепостным я пообещал дать вольные и принимать их на работу в первую очередь как вольнонаемных.

А крепостных других помещиков выкупать и тоже через какое-то время давать вольные.

Чтобы слова не расходились с делом, я после собеседования с господами горными специалистами подписал вольные бабам и детям, которые за двое суток построили на краю леса, в сорока метрах от шахты, добротный сарай, который мужики сразу же начали использовать как бытовку, где можно погреться и попить чаю, а господа мастера поставили себе рабочий стол.

Первую вольную я подписал двенадцатилетнему Егорке Васину, который, сложив молитвенно руки, взглядом умолял разрешить ему работать.

— Василиса, — вторая вольная была выписана его матери, вдове русского солдата, отданного в рекруты во время начала последней войны с Турцией, — когда стройка будет закончена, поедешь ко мне в Сосновку. Егор будет учиться, а ты служить Анне Андреевне как свободный человек.

Несчастная и, как выяснилось, забитая семьей погибшего мужа, а еще больше барыней, которая почему-то ее ненавидела, еще не старая женщина в голос зарыдала.

Но я цыкнул на нее, Василиса замолчала и сквозь беззвучный плач пролепетала:

— Да, барин.

Обсудив все эти вопросы с нашим управляющим шахтой, я поехал в имение Анны, где она ждала меня в компании с братом своего мужа Силантием Федоровичем Колесниковым и Ксюшей.

— Папа приехал, папочка, — закричала девочка, услышав мой голос, и бросилась ко мне на шею, как вихрь, влетев в прихожую.

Я даже растерялся. Все-таки Силантий — брат ее родного отца, и мне неловко перед ним. Прямо передо мной стояла Анна, которая совершенно такого не ожидала и побледнела, став как хорошо отбеленное полотно.

Силантий наклонился к Ксюше, которая отпустила меня, и глухим, прерывающимся голосом спросил:

— Ксюша, а ты папу Сашу, — он споткнулся на слове «папа», — любишь?

— Дядя Силантий, я же знаю, что у меня был другой папа, когда я родилась, но он умер. А потом появился, — Ксюша, как взрослая, внимательно и строго посмотрела на нас, — Александр Георгиевич Нестеров. Они с мамой друг друга полюбили, и он стал для меня папой Сашей. Мы друг друга любим, но своего первого папу я всегда буду помнить, ведь ты его брат, и мы с тобой тоже любим друг друга.