Помещик 2 (СИ) - Шерр Михаил - Страница 40

Сразу же мостом через речку Песочня на дороге Калуга-Малоярославец влево уходил самый обыкновенный проселок, через три версты упирающийся в нашу Сосновку.

Когда мы сворачивали на него, то сразу же возникало чувство, что находишься почти дома, так как проселок почти полностью идет по земле имения.

В полудреме я слышал как Андрей свернул на проселок и сразу же повеселевшим голосом стал торопить лошадей.

Неожиданно он остановился и изменившимся голосом тихо обратился ко мне.

— Барин, — про обращение по имени-отчеству он забыл и обратился привычно «барин». — Вон там слева в роще огоньки какие-то странные были.

Было уже достаточно темно, луна работать фонарем отказалась и вообще казалось, что дело идет к дождю.

Стряхнув сон, я тоже тихо спросил.

— Где? Покажи точнее.

Андрей спрыгнул на землю и подошел к двери коляски.

— Вон там, — он показал куда-то прямо и немного влево, — растет большой дуб, вы на него каждый раз говорите, что красавец. Вспомните.

— А что вспоминать, дуб и не забывал.

— Хорошо, хоть луны нет, а он темнее, приглядитесь.

Я стал приглядываться и вдруг в том направлении действительно блеснул огонек. При чем было ощущение, что он достаточно высоко над землей.

Резко обернувшись я увидел такой-же огонек сзади. Мне даже показалось, что он совсем рядом.

Я быстро вышел из коляски.

— Матушка, давеча сказывала, что разбойники в нашем уезде появились, — зашептал сзади Андрей.

— А мне чего не сказали? — удивился я.

— Так тоже сененихина сноха говорила, а ей сбрехать как…

Сравнение речей семенихиной снохи известно с чем, мне не интересно, тем более, что я не знаю ни Семениху, ни её сноху.

— А что конкретно? — задаю я вопрос по делу.

— Вроде как двое или трое, по ночам на дороге нападают. Лошадей забирают, а путников того, убивают.

— Будем считать, что трое, — буркнул я. — Держи лошадей, чтобы тихо стояли.

Из ящика под сидением я достал четыре заряженных пистолета, которые всегда возил с собой и два ножа. Всякие там сабли и шпаги, это не для меня, ими мне размахивать только людей смешить. Сашенька этим искусством овладеть не удосужился. А тем более жил в другие времена и во всякие подобные секции не ходил. Хотя явно надо несколько уроков фехтования взять не мешает. Все-таки дворянин.

А вот когда-то ножи я неплохо метал и на досуге как-то попробовал это дело. После нескольких неудачных попыток у меня получилось.

Сначала конечно очень коряво, да и через раз. Но повторение мать учения, да и учителя были хорошие: прапорщики, прошедшие Афган. А мастерство как известно не пропьешь.

Мышечной памяти естественно не было, но я всегда отличался умом и сообразительностью, так что сумел вспомнить чему и как учили и быстро восстановил навык после первого удачного метания.

И вот сейчас я резонно решил, что в возможном ближнем бою, это имение мне поможет.

Андрей справился с задачей и лошадушки стояли тихо, не издавая ни единого звука. Ветра почти не было, никаких кустов или деревьев рядом вроде не должно быть и я рассчитывал что в ночной тиши что-то смогу услышать.

И действительно где-то впереди раздались какие-то глухие звуки, потом тихое лошадиное фырканье и что-то типа недовольного подавленного не разборчивого слова. В это мгновение тучи разошлись и лунный свет залил все вокруг.

Прямо перед собой я увидел насторожившегося человека, сзади которого был другой держащий двух лошадей. Удивленный возглас сзади заставил меня обернуться.

Сзади пешим метрах в десяти был третий и в руках у него блеснуло что-то с длинным лезвием.

Раздумывать я не стал и схватив пистолеты, благо их я взвел на выезде из Калуги, выстрелил в тех, кто впереди.

Затем тут же обернулся и на звук и блеск клинка метнул нож, а следом другой.

Протяжные вопли боли были четкими сигналами, что мои выстрелы были в цель и как минимум один нож нашел свою цель.

Сзади кроме звука упавшего тела не раздалось ничего, а впереди кто-то стонал, а другой начал громко материться. Маты были очень сочные, через один или два ругающийся то же стонал.

Я четко различил слова:

— Это же надо, эта дворянская сука оказывается умеет стрелять, — все эти слова были щедро украшены ругательствами.

Что делать дальше я не знал. Идти проверять результаты своей стрельбы и метания ножей я не хотел, просто опасаясь темноты. Незнакомцы, а это вне всякого сомнения была лихая публика, ранены, в этом я не сомневался. Но в темноте вполне можно получить от них удар ножом или саблей от того, кто сзади.

Мои сомнения разрешил Андрей со своим орлиным зрением. Он видел намного лучше меня и в дороге я часто в этом убеждался.

— Из Сосновки, барин, нам навстречу с факелами скачут. Человек пять, не меньше.

Приглядевшись, я увидел, что впереди действительно появились прыгающие огоньки, как раз там, где должна быть наша Сосновка.

— Ночью далеко слыхать, — предположил Андрей, — сосновские выстрелы то и услышали. А кто кроме нас может в такое время ехать? Больше не кому, вот они и…

Через несколько минут всадники с шумом подъехали. К своему удивлению во главе компании сосновских мужиков вооруженных топорами, я увидел местного станового пристава, мужчину лет тридцати, очень мужественного вида, обладателя красивейших пшеничных усов. У него было редкое для русских людей имя Соломон и громовой бас.

Наше знакомство было шапочным. Он как-то по долгу службы заехал в Сосновку познакомиться со мною.

— Александр Георгиевич, рад вас видеть в добром здравии, — загрохотал он в немного неожиданном приветствии. — Ну, что там мужики, не томите?

Двое мужиков проскочили смотреть что там сзади меня, а большинство, спешившись, склонились над продолжающимся ругаться впереди.

Сзади раздался удивленный возглас и выкрик:

— Наповал ножом, прямо в сердце, — по голосу мне показалось, что Серафим.

Спереди раздался мат уже другого человека и короткий удар.

— Заткнись, сука.

Наступила тишина. Я взял факел из рук какого-то подошедшего мужика и пошел вместе с приставом назад к силуэту предполагаемого Серафима.

Это был действительно он и у его ног мы увидели тело человека, держащего с судорожно сжатом кулаке короткую кривую саблю. В его груди торчал вошедший по самую рукоятку нож.

— Это же надо, как вы его, Александр Георгиевич. Кто бы сказал, не поверил бы. Это же надо, как вы его, — растерянно, но с уважением проговорил пристав.

Разбойникам впереди тоже не повезло, один из них получил пулю куда-то в грудь и успел отойти в мир иной. Второго я угостил куда-то в ногу. Он за своё поведение получил хороший удар в лицо, разливающийся свежий синяк под левым глазом сигнализировал об этом.

Наклонившись, я увидел, что моя пуля наверное на вылет прошла через левую голень и скорее всего он достаточно легко отделался.

— Ножиком, сука, размахивать начал, — сказал кто-то, по голосу скорее всего Федор.

— Ну ка, мужики светите лучше, я вроде как этого, — пристав наклонился над убитым злодеем, — знаю.

Несколько мгновений он вглядывался в лицо разбойника, выражение которого было искажено внезапной смертью.

Потом он присвистнул, сдернул фуражку и перекрестился.

— Конокрад знаменитый это, Ванька Сизый. За него большая награда назначена.

Сразу же раздались удивленные и обрадованные возгласы мужиков.

Я уже знал, что среди русских крестьян конокрады были самыми ненавистными людьми. Ненависть к ним была всеобщей и просто зашкаливающей.

Когда их ловили, то расправы были мгновенные и страшные. Ни что и ни кто не мог спасти пойманного конокрада. В руки властей они попадали редко, но даже это не уберегало их от смерти.

Власти бывало пытались вести расследование, резонно полагая, что самосуд это плохо. Но крестьяне всем миром твердо говорили, что били всей деревней или селом. Даже бабы с детьми смело в этом признавались. И следователи несолоно хлебавши уезжали. Наказать например за это целую деревню конечно можно, но гарантировано получишь смуту во всем уезде и это в лучшем случае.