Помещик 2 (СИ) - Шерр Михаил - Страница 29

В Калуге мы были засветло. Пантелей остался ночевать у Вильяма, а я с Андреем поехал к Анне.

На пороге гостиной я вижу широко раскрытые любимые глаза и падаю в них, понимая, что они бездонные.

«Саша, я так боялась, что прошлая наша ночь была всего лишь сном, и что ты не приедешь».

Я почти на яву слышу эти её слова и отвечаю.

«Нет, любимая, это не сон, а явь. И я приехал».

Мне здесь конечно всего двадцать один год, но я уже совсем не мальчик и в постели на самом деле почти ас, ну или по крайней мере учусь на него, но эта ночь любви с Анной была просто не что.

Она была неутомима и ненасытна. Её энергия, темперамент и сексуальные фантазии наверное могут поднять кого угодно, и что угодно, и из чего угодно. Любой гигант секса передо мною был этой ночью ребенком. Оказывается я на такие подвиги способен, что…

На рассвете, утомленная многочасовыми любовными ласками и утехами, Анна заснула, доверчиво прильнув ко мне своим горячим телом и положив свою прекрасную голову на мою грудь.

Я был счастлив. На моей груди спала моя половина, самая лучшая из женщин, которая счастлива от того, что ею обладают.

Она отдалась мне вся, полностью и без остатка, я обладаю её душой и телом.

И мне становится страшно. Внезапно я понимаю, что оказался на минном поле. Мины кругом. Любой неосторожный шаг погубит всех: и меня, и Анну, и моего брата. И только от моей персоны зависят их жизни, и что я не смогу жить без них.

Стоило мне пошевелиться, как Анна проснулась и улыбнулась мне счастливой уставшей улыбкой.

— Саша, неужели нам сегодня надо вставать и куда-то ехать?

Я ничего не ответил. У меня вообще не было желания не то, что куда-то ехать, а даже вставать с постели совсем не хотелось.

Не получив ответа, Анна изобразила готовность кулачком ударит меня в лоб. Я поймал её руку и как можно максимально нежно, поцеловал.

— Не подлизывайся и быстро уходи. Сейчас придет Луиза, а до поры до времени нас так, — Анна обвела рукой постель, — никто видеть не должен.

Наши сборы были не долги и после легкого завтрака, мы покинули имение Анны.

Мы едем в её дорожной двухсекционной карете. Её скорее можно назвать маленьким дилижансом.

Первая секция для господ. В ней с комфортом могут ехать двое взрослых и двое детей лет так до десяти.

Вторая секция грузо-пассажирская: она рассчитана на двух человек и часть багажа. Спереди кареты полузакрытое сидение для двоих человек и место для двух кучеров, которое имеет откидной верх.

Сзади на запятках может ехать еще один человек. Сверху большое открытое багажное отделение.

Анна всегда путешествовала в сопровождении минимум четырех человек: двадцатипятилетней горничной Луизы, тридцатилетних кучера Семена, секретаря камердинера Ивана и камердинера-стремянного двадцатисемилетнего Никанора.

Все они были её крепостными. Их верность обеспечивались еще и тем, что Анна, в отличии от многих других дворян-помещиков. разрешала своим дворовым людям иметь семьи, жизни и благополучие которых естественно зависели полностью от неё.

Мужики, сопровождавшие её, кроме всего прочего при необходимости обеспечивали и охрану. Они вооружены пистолетами и со слов Анны приличные фехтовальшики.

Самый ближний круг прислуги, в который входили еще дворецкий и экономка с кухаркой, были ей очень преданны. Это я понял сразу же и отметил для себя, что все они были люди семейные.

Луиза и Андрей расположились в грузопассажирском отделении, которое сообщалось с отделением для господ маленькой дверкой, а остальные четверо: трое мужиков Анны и Пантелей на местах впереди.

В карету запряжена четверка великолепных гнедых, которые производили впечатление сытых и сильных лошадей.

Пантелей ночевал у Вильяма и когда мы его забирали, то в трактир заходил один из доверенных приказчиков Самохватова.

Пока мы доехали до трактира, я понял что моя любовь в Калуге женщина известная. Почти каждый прилично одетый мужчина счел своим долгом поприветствовать её проезд: кто легким поклоном, кто снятым головным убором.

И это при том, что шторки на окнах кареты были полузадернуты и было совершенно не видно, кто сидит внутри.

Пантелей, перед тем как сесть рядом с кучером, подал мне записку Вильяма и самохватовский приказчик великолепно меня разглядел.

Анна это увидела и презрительно сложила свои прекрасные губки.

— Бедная Аглая Дмитриевна, еще один подлый удар от меня по её болезненному самолюбию.

Про Самохватова она упомянула до этого только однажды вскользь в первый день нашего знакомства. А про Аглаю ни разу. Я недоуменно посмотрел на на нее и Анна немного посвятила меня в свои взаимоотношения с купеческой дочерью.

— Эта мерзкая особа в своё время имела наглость вмешаться в мою семейную жизнь. Не знаю было ли у моего мужа что-то с ней или нет, я выяснять после его смерти не стала. Но знаю одно, что она виновница. После смерти мужа выяснилось, что его дела в полнейшем расстройстве. Я наверное скорее всего все бросила бы и уехала к матушке, но компаньонами были его брат и отец. Брат очень достойный человек. Самохватов, заглаживая вину дочери, скупил почти все долги мужа и ждал пока у меня появится возможность расплатиться с ним.

Но Аглая Дмитриевна не могла успокоиться и решила мне сделать очередную подлость. Один местный дворянин начал оказывать мне знаки внимания и даже имел какие-то виды на меня. Но на него оказалось имела виды и купеческая дочка. С чего она решила, что у неё есть какие-то шансы, не знаю. Он сделал мне предложение, но я отказала. Молодой человек был офицером и тут же уехал на Кавказ, где вскоре погиб.

Не знаю чего уж там наговорила Аглая, но свекор и деверь устроили мне страшный скандал. У свекра даже случился удар и он в результате почти отошел от дел. Брат мужа потом разобрался и извинился, но было уже поздно. Совместное дело, свекровь взявшая всё в свои руки, поделила. Со мной она отказывается общаться до сих пор и грозится лишить наследства мою дочь, если я выйду замуж. Но я в итоге оказалась на коне. Моя двоюродная сестра вышла за богатого новороссийского помещика, у которого большая хлебная торговля. Узнав о моих проблемах, он предложил мне торговать хлебом здесь и на северо-западе.

Аглаю наказала Соня. Здесь в Калуге от неё уж начали бегать все потенциальные женихи. Узнав, что она имеет наглость иметь виды на тебя, Соня решила вмешаться и первое о чем она попросила Чернова, была просьба поставить на место и Аглаю и её папашу. Ты был её последней надеждой и она с горя поехала с Самохватовым в Нижний, где я думаю утешится, её папаше есть кого там купить. В Нижнем ошивается много различных дворянских альфонсов.

Анна нежно взяла меня за руку, вероятно решив, что её рассказ, особенно в части видов Аглаи на мою персону, мне не очень приятен.

— Прости если тебе мой рассказ был не приятен. Но рано или поздно ты это все бы узнал и тогда…

Я долгим поцелуем не дал Анне договорить. А оторвавшись от её сладосахарных уст закончил:

— И тогда… Мне это абсолютно все равно. Мой железнейший жизненный принцип: если я по настоящему люблю женщину, то всё, подчеркиваю абсолютно всё, что было до меня не имеет значение. Она для меня единственный и главный друг, товарищ и брат. Соответственно и я ей. И у нас друг от друга нет никаких тайн.

Когда я закончил говорить, мне показалось что в карете воцарилась абсолютная тишина. Анна смотрела не меня такими глазами и с таким выражением, что я наверное оглох от её взгляда.

Через какое-то время она зарыдала и уткнулась мне в грудь.

Когда нельзя, но очень хочется — то можно. Всю дорогу до Москвы мы в карете занимались любовью. Делая это и в движении и на коротких остановках.

Что там по этому поводу думали наши слуги, нас не интересовало. Хотя конечно это было не камильфо. Представляю, что они думали, когда из кареты неслись вполне определенные достаточно громкие звуки.

Лошадей мы естественно не меняли, решив полностью совершить путешествие до Москвы на своих.