Знак Огня (СИ) - Сергеев Артем Федорович - Страница 6

Все инструменты у него были подготовлены, промазаны мертелем и высушены, да аккуратно разложены, как на картинке.

Вовка, молодой парень, приплясывал от нетерпения, стоя на сливном жёлобе у летки, держа в руках конец толстого, в большой палец толщиной и очищенного от изоляции алюминиевого провода. Другим концом этот провод был воткнут в здоровенный генератор постоянного тока, вот я дам команду, его включат, и Вовка примется электродугой прожигать отверстие в лётке.

А если это не сработает, то рядом притаился Дима, и он держал в руках двухметровую железную трубку, одним концом воткнутую в шланг кислородного баллона.

Вот не получится у Вовки с прожигом, и тогда подсунет Димка ему эту трубку, и зажжёт ему Вовка её своей дугой, а Саныч сначала медленно подаст туда кислород, а потом, если нормально загорится, то поддаст на полную, и примется Димка пихать эту трубку в лётку, и прожжёт отверстие для расплава. Таким манером можно прожечь танку башню, не то, что алюминий.

— Начинайте! — махнул я рукой заметившему меня Санычу, но сам туда, к яме, не пошёл. Опасное это было дело и ответственное, и мужики сами знали, что им сейчас делать, а потому лезть под руку не следовало.

Потом, когда слив уже нормально начнётся, пойду и посмотрю хозяйским глазом, а пока нет, пока мне было лучше со Славой рядом постоять.

Слава же как раз не стоял на месте, он разминался и готовился к тому, что называлось — «брякать». Странно, конечно, что сегодня именинника сюда поставили, ну да не моё это дело, может, сам вызвался.

Там, в яме, скоро включат огромную транспортёрную ленту, составленную из чугунных изложниц, и будут разливать туда металл, килограмм по восемнадцать в каждую изложницу, а они потащатся сюда, наверх, и будут с грохотом перекидываться по одной, выбрасывая Славке под ноги, в поддон, раскалённые, но уже затвердевшие длинные слитки, а он будет крючками их хватать за уши и складывать в пачки на другую железную транспортную ленту, одна пачка — примерно одна тонна, всего сегодня двадцать пять. Я же говорю — демидовские технологии, лютый мрак, а не работа.

И потому Слава разминался всерьёз, не каждый спортсмен так перед соревнованиями разминается, спину тут сорвать было легче лёгкого, а людей лишних нет, совсем нет, да и половина из тех, кто есть, не смогут ничем помочь просто по возрасту.

Не шли сюда работать молодые, совсем не шли, и их можно было понять, вот и держало начальство тут тех, кто был уже глубоко на пенсии, вот и смотрело сквозь пальцы на излишне вольное поведение, предпочитая не замечать ничего, работают, план выполняют, вот и ладно.

Пробовали, пробовали ведь приманить сюда высокими зарплатами и повышенными ранними пенсиями зумеров-бумеров, но не выгорело, тех от одного только вида нашего огнедышащего дурдома накрывало жестоким стрессом и глубокой депрессией, причём без дураков накрывало, всерьёз, и никакие это были не шутки.

Незаменимых же специалистов из ближнего зарубежья сюда арканом было не затащить, эти люди точно знали, с какой стороны у бутерброда масло, и наш завод популярностью у них совсем не пользовался. Как сказал мне один из них, смущённо улыбаясь, конечно, это лучше, чем на хлопке горбатиться, но ненамного, так что извините.

Вот и держались мы на старой гвардии, на местных уроженцах, да ещё спасали положение деревенские, хорошо хоть, с работой в окрестных сёлах было туговато.

— Ты как? — спросил я Славу, заметив, что он чуть пошатнулся, — справишься?

— Слушай, задолбал, — без всякой злобы, как другу или брату, ответил он мне. — Ну чего ты трёшься тут, а? У тебя своих дел, что ли, нету? Да я уже через двадцать минут буду как огурчик! С потом всё выйдет, даже запаха не останется!

— Ты-то будешь, — ответил я ему так же, — не сомневаюсь. Просто не то чего-то, с самого утра не то. Не предчувствие, нет, а как-то, не знаю даже, как сказать. С продавщицей вот поругался сегодня, к примеру. Но поругался — это мягко сказано, я ведь побить её хотел, причём так, чтобы всю морду в кровь, сам не знаю с чего. А с тобой даже рядом постоять приятно, отпускает немного, вот я и стою.

— О-о, — Слава стал совершенно серьёзен, — ну, тогда надо держать ухо востро! Но ты от себя дурные мысли-то гони, а то накаркаешь ещё!

— Шляпу надень, — сказал я ему, — соблюди ТБ, сделай мне приятность.

Славка психанул, отбросил крючки, схватил свою очень широкополую войлочную шляпу, сорвал с неё прозрачный щиток и каску, сделал из неё двууголку, на манер наполеоновской, и так же, на манер Наполеона, напялил её на себя.

— Так пойдёт? — ехидно улыбаясь, спросил он, но псих с него уже сошёл, и было это уже больше ради веселья.

— Так совсем молодец, — ответил я, улыбнувшись в ответ, — а Ратманов где?

— В бытовке, — пожал плечами Слава, — где же ещё ему быть, тормозу производства. Они же с Васькой сегодня на роторной, основняк до обеда загрузили, один короб остался, чего ему там делать? Печь крутится, Васька будет сидеть, в носу ковырять, ещё часа два, так что всё пучком, товарищ начальник.

— Нет, — сказал я, — не пойдёт. Ты вот что, слив начнёте, так ты Димку или Вовку на роторную отправь, втроём справитесь же?

— Справимся! — утвердительно кивнул мне он, — ну, если хочешь, давай так сделаем. И Вовку пошлю, наверное, он всё же пограмотнее чутка, школу закончил.

В этот момент сверкание и треск огромной электрической дуги в яме прекратились, конвейер дёрнулся, и первая тяжеленная чугунная изложница с грохотом сорвалась с верхней точки, ударившись об ограничитель, да поплыла вниз, в яму, за ней другая, в общем, слив начался.

— Ну ладно, — отвлекать Славу уже было чревато, — пойду. Вода у тебя есть?

— Есть! — и он крючком указал мне на незамеченный мной ящик, в котором лежало несколько бутылок минералки, её тут выдавали каждый день в цеху, каждому рабочему, минералку-то, для поддержания солевого баланса, а то ведь и до обморока недалеко. — И это, нынче вкусную выдали, заразу такую, возьми себе бутылочку, заместо лимонада!

Я кивнул ему, отказавшись от воды, и пошёл на роторную, проверить, как там и чего. Её должны были уже загрузить, и теперь она должна была просто вращаться в течении пары часов, расплавляя содержимое, ничего сложного или требующего моего присутствия.

Но Ратманов, старший на этой печи, в это момент спал или, ещё хуже, где-то догонялся, у сантехников или у электриков, а Васька, помощник его, встревожил меня тем, что к Славке после обеда обниматься полез. Видно, принял он за праздничным обедом всё же больше, чем надо, плохо на него влияет его старший, очень плохо.

Я шёл по цеху, лавируя между здоровенных коробов с сырьём и солью, белой и красной, по пять-семь тонн в каждом коробе, огибал стоящие шлаковницы в стопках, пустые и полные, и от полных пёрло таким едким, химическим дымом, что перехватывало дыхание. А ещё нужно было уворачиваться от снующих туда-сюда кранов, таскающих на грузовую платформу ёмкости с немного застывшей, но всё ещё очень горячей, отработанной солью, и под ноги смотреть, и по бокам — здоровее будешь.

Но, чем дальше я шёл, тем больше прибавлял шага, нервно оглядываясь по сторонам, ведь почудилось мне, на грани восприятия почудилось, через весь этот шум, гам и грохот, что там, на роторной, кто-то верещит жалобным, заячьим голосом, верещит так, как люди не кричат, в полном отчаянии и без надежды на спасение.

И я наддал всерьёз, как на стометровке, перепрыгивая рельсы и огибая короба, и выскочил на чистое пространство у роторной, и на секунду застыл, и похолодел.

Роторная, это была огромная бочка, и она лежала на боку, и крутилась на ободах, и были у неё отверстия по осям. С одной стороны в неё грузили сырьё и вставляли форсунку, а с другой стороны был дымоход, миксер, конвейер с изложницами, складирующий робот был, а не человек с крючками, да много всего там было, не важно.

Важным было то, что с первой стороны у печи находился загрузочный вибрационный стол, похожий на слона в натуральную величину, с хоботом и четырьмя ногами.